При виде этого зрелища в Акселе вдруг вспыхнула такая дикая, животная ярость, на какую прежде он никогда не считал себя способным. Заметив в углу увесистую, покрытую грязью и паутиной оглоблю, он схватил её и что есть силы взмахнул ею над головой Жоана. Промазать он не мог!..
— Не надо… — успел он услышать в последнюю секунду слабый хрип Пепы — и ударил. Этот хрип заставил его опомниться и напрячь руки, но удержать удар было невозможно. Конец оглобли расщепил толстую доску пола в миллиметре от виска Жоана. Тот вскинул глаза и, поняв, что был на волосок от мгновенной смерти, и что опасность далеко не миновала, вскочил и пулей вылетел из конюшни.
От запоздалого ужаса у Акселя подогнулись колени, и он мешком осел на измочаленный клевер рядом с Пепой. Оглобля со стуком покатилась восвояси…И несколько минут не раздавалось ни звука — только тяжёлое дыхание приходящих в себя детей да умиротворённые всхрапы злого осла Агапито. Наконец Аксель слабо проговорил, утирая со лба пот:
— Спасибо…
— Пожалуйста, — хрипло сказала Пепа, встав на колени и оправляя волосы. — Не делай так больше, ладно?
— Я…не понимаю, — жалко выдавил Аксель, кивнув. — Как я м-мог? Меня надо посадить в тюрьму, Пепа! Чтобы впредь неповадно было…Неужели я способен на всё?
— Ты же был не в себе, — она успокаивающе тронула его руку. Аксель почувствовал это прикосновение несмотря на бившую его дрожь — и дрожь усилилась. Пепа, быстро отдёрнув руку, встала, аккуратно подобрала клевер и, пошатываясь, скрылась в стойле. Через несколько минут чавканья, стука копыт и негромких окриков девочка вышла оттуда — почти такая же спокойная, как всегда — и покосилась на Акселя, который даже взглядом процедуру кормления не удостоил.
— Из-за чего вы дрались? — спросил Аксель, тоже вставая. И, поколебавшись, добавил: — Из-за меня?
— Вот ещё! — буркнула Пепа, чуть покраснев. — Он давно напрашивался. Тётя велит ему меня слушать, а этот дурень чуть что вольничает…
— Как это — вольничает? — вновь задохнулся от гнева Аксель. — Пристаёт? Пусть только попробует!
— Да нет, он, в общем, неплохой, — заверила Пепа, живо напомнив Акселю Кри, когда та пытается «сгладить углы». — Просто пришёл сегодня, хлебнув чего-то…это у него бывает, и больше я его покрывать не стану…и давай разоряться: иди, мол, отсюда, я сам буду осла кормить, а, может, ещё дела найдутся. Какие дела, говорю? А он: не твоего ума дело, поживёшь, дура, — узнаешь… Ну, я ему и за меньшее мозги вправляла, так что он своё получил! Только прежде он отвечать боялся, а тут…
— Он нас подслушал! — стиснул зубы Аксель. — Там, в патио… Вот и нашлись дела: меня ждал.
— Ты обещал, — напомнила Пепа. — Я с ним сама разберусь, понял? — И голос у неё был такой, что Аксель уверился: эта за себя постоит.
— И не задирай его, — продолжала она, выглянув наружу и убедившись, что задний двор пуст. — Даже если сам набиваться будет! Жоан совсем не трус. Он не тебя боится, а нас с тётей…А то бы он тебя давно измолотил. Он очень сильный!
— Ладно, — вздохнул Аксель. После того, как он чуть не стал убийцей, выдавать в ответ общепринятое «Я и сам не слабак» или там «Посмотрим, кто кого» как-то не хотелось. Вообще, стоило сменить тему. — Х…хочешь. я тебе ещё стих напишу? — кашлянув, предложил он. — Мне нетрудно!
— Хочу, — серьёзно сказала Пепа. — Я всегда хочу, когда мне пишут стихи и когда за меня молятся. Тётя за меня молится каждый вечер, но стихов мне ещё никто никогда не писал.
— А что важнее — стих или молитва? — осторожно спросил Аксель, не зная, насколько рьяной католичкой является Пепа. Но, судя по её с Жоаном воскресным физиономиям, когда они сопровождали в церковь тётю Аделиту, спросить такое было можно.
— Смотря какие стихи и какие молитвы, — всё так же серьёзно разъяснила она, на этот раз чуть подумав. — Твои годятся, — добавила она, не уточнив, для чего. — Только не сейчас…Сейчас меня ждёт тётя. Иди в дом, а я подожду пару минут и тоже пойду. И не ищи меня! — опередила она, видя, как он открыл рот. — Я скажу, как придётся впору…
Аксель с жаром закивал и выскользнул на свет божий — унося в душе еле заметную, но такую чудесную прощальную улыбку! Он уже начинал потихоньку чувствовать себя героем по мере того, как слабел столбняк мгновенного ужаса. Но, ворвавшись в номер, как на крыльях, и вдоволь покружив по комнате, сел, вздохнул и твёрдо сказал себе: «Никогда больше». И хватит об этом…к чему портить счастье? Лучше думать о том, что у тебя будет случай вместе с каким-нибудь новым стихом показать Пепе золотую авторучку, которую подарили тебе поклонники твоего таланта!
Эта ночь и следующий день прошли без сюрпризов. Утром на пляже, дождавшись, когда отцы уйдут купаться, провели короткое совещание. Продуктов — кроме, может быть, пачки печенья да пары пакетов сока — решили не брать: у духов с голоду не умрёшь! Ведь благодаря усилителям волшебного поля к Акселю и Кри в Подземном Мире вернётся их магическая сила, и они смогут наколдовать себе что угодно. («А может быть, и у меня что-нибудь получится?» — с надеждой предположила Дженни. — «Может быть», — хором ответили брат и сестра; она — с такой же надеждой, он — с необъяснимой уверенностью, что ничего у Дженни не выйдет, даже если окажется, что у неё вся родня — звёздные духи). Короче, спортивная одежда и обувь, дождевики, верный акселев фонарик — и ничего громоздкого. Сбор на лестнице чёрного хода, затем — марш-бросок на задний двор, где в полночь состоится приобщение Дженни к волшебному миру. (У неё ещё нет привычки к скелетам — даже вежливым, и вообще, неизвестно, кто явится за ними в этот раз).
Сиесту нынче соблюдали особенно тщательно: берегли силы…До ужина чуть-чуть выкупались, вяло помахались в бадминтон и задумчиво разошлись по комнатам. Ни Жоана, ни Пепы; за ужином священнодействовала сеньора Мирамар. Наверное, так было даже лучше для общего спокойствия…а жаль!
А потом наступили сумерки, и над пальмами и кустами, берегом моря и пустыми тропинками, над крышей дома и над навесом затанцевали ночные насекомые. Зажглись первые звёзды чёрного космоса, начали стихать звуки дня. Настал особенный вечер в жизни троих ребят — особенно Акселя и Кри. Если раньше они лишь отбивались и защищались, то теперь сами начинали сражение…и какое! Не ради друг друга, или настоящего друга, или приятеля — ради совершенно незнакомого мальчика. Который, будучи спасён, мог оказаться (как их предупредили) злобным, способным на всё чудовищем — хуже любого духа! Зачем они шли на это? Они бы сами не могли ответить.
Без четверти двенадцать голова Акселя в тёмной кепке тихо выглянула в коридор, и почти одновременно из соседних номеров выглянули головы Кри и Дженни. Аксель сердито замахал рукой — глупые девчонки тут же скрылись. Тогда он тщательно запер и подёргал дверь — вдруг противник всё же не знает о новой вылазке? — и, бесшумно ступая в своих любимых кроссовках, с крошечным рюкзачком за плечами, прокрался на чёрную лестницу. Спустя пару минут к нему присоединилась Кри, а ещё минутой позже — Дженни. Вопреки спартанским решениям, каждая несла довольно большую сумку непонятно с чем. Впрочем, продолговатые очертания сумки Дженни даже и в темноте показались Акселю знакомыми. Он на секунду включил фонарик и прочитал на желто-синем боку: «Ecostar Junior».
— Дженни! Ты что, взяла свою Генриетту?!
— Она говорит, что без оружия чувствует себя дискомфортно, — шепнула Кри.
«Могла бы и сама ответить», — подумал Аксель. Он не представлял себе, какой прок может быть от тонкой и гибкой спортивной рапиры (да ещё детской!), которой, кажется, и рубить-то нельзя — только чуть-чуть колоть. То ли дело волшебный меч! А впрочем, кто их поймёт, девчонок…
И вся команда стремительным броском достигла двери, ведущей на задний двор, куда дети вышли с невольным трепетом. Было темно и тихо — а ведь до полуночи оставались считанные секунды.
— Вот он! — Как и в прошлый раз, первой увидела Кри. Наверно, она и впрямь была глазастее всех, и сразу приметила светящееся пятно, скользящее к ним невысоко над землёй со стороны моря. Бабочкозавр не летел, а, можно сказать, беззаботно порхал, быстро-быстро трепеща крылышками. Пару раз он даже завис над виднеющимся в траве цветком, зачем — непонятно. Наконец чудовищный мотылёк размером с крупный персик очутился перед самым лицом Акселя и, приветственно сверкнув выпученными глазами, оскалил клыки. Дженни издала глубокий, прерывистый вздох; покосившись на неё при свете луны и пришельца, мальчик увидел, что она стала белой, как бумага. Разумеется, Дженни никогда не подозревала своих друзей во лжи, да и, кроме того, давно познакомилась со Шворком, который произвёл на неё большое впечатление. Но Шворк всё-таки хоть внешне выглядел, как обычный пудель! А тут перед ней появилась самая страшная из всех доисторических рептилий, да ещё ночью, населив эту ночь миллионом других страхов! Аксель молча взял Дженни за руку, и она даже не подумала отдёрнуть ладонь.
