– Чушь какая! – Эннан удивился настолько, что даже перестал хватать ртом воздух. – Во-первых, что мы тут будем делать одни? Нас даже все гостиницы обслужить не хватит! А во-вторых, как он собирается это провернуть? Отправляя хулиганов в кофейню собственного сына?

– Насчет кофейни они ошиблись. Очень извинялись, – сообщила я. – И вообще, что ты меня спрашиваешь? Дедушку спрашивай, какую там глупость он придумал!

Лицо Эннана мгновенно стало несчастным.

– У нас не принято, чтобы младшие спрашивали отчета у старших… У нас очень уважают старость…

– Да ради бога! – Я пожала плечами. – Мне-то что, мы спектакли отыграем и уедем. Тебе расхлебывать все, что наделают ваши уважаемые старшие.

– Ты не понимаешь! – снова завопил он. – Ты человек другой культуры!

Что-то мне стала надоедать эта песня про непонятливую меня.

– Правильно! В моей культуре каждый человек отвечает за свои поступки! А не оскорбляет всех направо и налево, а потом прячется за возраст вместо того, чтоб получить по морде! – выпалила я.

Не совсем правда, конечно! Мало, что ли, и у нас всяких бабулек, которые и наговорят, и наделают гадостей, а потом глазками невинно хлопают – это мы не оскорбляем и не унижаем, это мы так молодежь жизни учим.

– Моему дедушке нельзя по морде! – возмутился Эннан.

– Эннан, – устало сказала я. – Вот если бы ты меня назвал «тварью» и получил за это по морде – ты бы сильно удивился?

– Мне бы не понравилось, – честно сказал он. – Но в принципе ты вполне могла обидеться…

– А перед твоим дедушкой я беспомощна, как перед хулиганом с битой! Потому что ему шестьдесят пять лет. Что не мешает ему готовить то ли переворот, то ли погром…

– Ничего он не готовит, – пробубнил Эннан, и в голосе его слышалась неуверенность. Он подумал еще… – Я с папой посоветуюсь.

– Посоветуйся, – отворачиваясь, согласилась я. Завидую я ему. Он даже не понимает, какой счастливый – ему не приходится все решать самому.

Мы выбрались из старого города, быстрым шагом миновали набережную и свернули на нашу сосновую аллею. Уже совсем стемнело. Свет в окнах пансионата не горел: переезд, авария – даже для наших активных мелких это оказалось слишком, наверняка после пляжа их разморило. Только на первом этаже в холле сияли все лампы и мелькали тени. Сто процентов, там или Микулишна, или Душка караулит.

– Через холл не пойду, – решительно объявила я и направилась в обход пансионата, к окну.

– Я тебя подсажу! Я уже натренировался, – торопливо предложил Эннан.

Я почувствовала, как его ладони крепко сжимаются на моей талии, он притянул меня к себе и, шевеля дыханием волосы, прошептал на ухо:

– С дедом я разберусь. Но ты ведь будешь со мной гулять – пока ты тут, в городе?

– Я подумаю, – мешая в голосе умеренную дозу недовольства и капельку прощения, ответила я.

– У нас твоя сумка осталась, – напомнил он.

– Ох, черт! – Я чуть не упала, так что пришлось ухватиться за него покрепче. – Витка меня за свой крем для загара убьет! Хотя… Завтра спектакль, нам не до того будет, послезавтра тоже… Пусть она пока у тебя полежит.

– Значит, точно увидимся! – удовлетворенно сказал Эннан.

Меня легко, точно я вообще ничего не весила, подняли над головой, выше, выше, шаг – и я на подоконнике. Не оглядываясь, я скользнула через окно в комнату.

Темная фигура зашевелилась на кровати, Витка приподнялась и вопросительно поглядела на меня сквозь тьму.

Я молча кивнула… И, улыбаясь, как дура, плюхнулась на свою кровать и зарылась лицом в подушку.

– Яне дам ему свою руку! Я не дам ему свою руку!

– Но почему, Катюша? – Я присела на корточки перед Катькой.

– Потому что он хочет засунуть мой палец себе в нос! – едва не в истерике завопила Катька. – А у него там сопли!

Я сохранила невозмутимость. Полнейшую. Чистка носа чужим пальцем – это еще не самая оригинальная идея, которая приходила в головы нашим мелким. Бывали и похлеще. Я только посмотрела на Петьку и угрожающим тоном поинтересовалась:

– Петюнечка, сердце мое, ты устал репетировать?

– Ага, – нежно согласился Петька и расплылся в бесхитростной щербатой улыбке. – Я вот прямо чувствую, что мне пора уже начинать баловаться!

– А давай мы это чувство как-то придушим? – предложила я, недвусмысленно намекая, что, если не удастся придушить только чувство, придется душить его хозяина!

Над гладью моря еще курились ранние, утренние обрывки тумана, и там, где оно сливалось с небом, все было золотым и розовым, как домик Барби. В воде редкими поплавками темнели головы любителей ранних купаний, но пока набережная еще пустовала.

По дорожке вдоль пляжа провели укрытую пестрой попонкой лошадку. Следом лениво плелся парень в растянутых трениках, застиранной тельняшке и широкополой ковбойской шляпе. Украшающий гриву лошади пышный султан обвис и глядел в землю так, что казалось, и коняшка, и ее хозяин досыпают на ходу. Они остановились неподалеку, лошадка и впрямь задремала, а парень выставил табличку «Катание – 30 гривен» и принялся наблюдать, как мы поднимаем декорации.

Наши мелкие дружно вздохнули при виде лошадки, но даже проситься не стали – понимали, что не светит. Предвестниками надвигающегося шумного дня тащились сонные продавцы киосков. А значит, у нас оставалось очень, очень мало времени.

– Правее, правее! Вы не различаете, где право, где лево? Правее, пожалуйста!

Пара присланных из мэрии рабочих, балансируя на высоких лестницах, закрепляли ярко-алые полотнища на белых колоннах у пляжа. Внизу встрепанная Душка-Череп пронзительно изрекала руководящие указания. Совместными усилиями над набережной поднимался силуэт корабля под алыми парусами.

Резкими гудками распугивая ранних прохожих, на площадь у колоннады вырулил тяжелый черный джип. С высокой подножки стремительно десантировался чиновник из мэрии и, пока наш спонсор Константин Дмитриевич выбирался из-за руля, поскакал к Душке.

– Ну что? Ну что? Все готово? – нервно спросил чиновник и, по-птичьи вертя головой, принялся осматривать декорации, мелких в бескозырках и бело-голубых матросских костюмчиках, девушек из портовой таверны в широких юбках и тугих корсажах. Не переодевались пока только мы с Виткой. И не потому, что у звезд свои привилегии, а потому, что кто-то перед спектаклем малых погонять должен, пока остальные декорации ставят и грим кладут!

– Будет готово, – неласково откликнулась Душка, и в тоне ее слышалось – будет, если ты свалишь куда подальше и прекратишь путаться у занятых людей под ногами.

– Кошмар… – безнадежно откликнулся чиновник.

Душка даже отвлеклась, ошарашенная его реакцией на известие, что все будет готово вовремя.

– В городе кошмар, – правильно истолковав ее взгляд, пояснил чиновник. – Еще неделю назад все было спокойно, все приезда короля ждали. А теперь волнения, слухи непонятные. Говорят, татары вырезали автобус с русскими туристами, а когда спрашиваешь, где трупы, говорят – трупы сбросили в море. Татары кричат, что толпы пьяных русских громят их кафе и рестораны, а когда мы доказываем, что ни одного разгромленного кафе в городе нет, утверждают, что власти все скрывают! Не понимаю, что с людьми творится. Вы нам очень, очень нужны! – Он вдруг нервно схватил Душку за руку. – Мы мобилизовали всех! Татарский ансамбль песни и пляски! Русский ансамбль песни и пляски! Украинское трио бандуристов! Еврейский вокально-инструментальный ансамбль! Симфонический оркестр! Хор ветеранов и хард-рок группу «Кости на пляже»! Вы должны выступать!

– Но мы и приехали сюда выступать! – пробормотала Душка и попыталась отобрать у чиновника свою руку. Наверное, как Катька, тоже боялась, что он сунет ее палец себе в нос.

– Вы меня не поняли! Вы должны выступать весь день! – руку чиновник не отдавал. – Не только вечером!

– Но король же приезжает завтра! – возразила Душка.

– Т-с-с! Завтра он с принцами будет осматривать город, а прилетает он сегодня. И на всем пути следования королевского кортежа он должен видеть радостных людей! Сплошное солнце, море, искусство, веселье – и никаких межнациональных проблем! Король должен понимать, что мы мирный, спокойный город, самый лучший город для размещения пары миллиардов долларов! А мы в долгу не останемся! – многообещающе закончил он. – Может быть, один совершенно свободный денек в пансионате для всего вашего коллектива? За счет города?