– Я не сказала ни одного неприличного слова – ни по-русски, ни по-английски, – твердо заявила я. – Я всегда думаю, прежде чем говорю, – и всегда точно знаю, что я говорю!
Кажется, я Душку переоценила. Кажется, она и не думала прислушиваться к моей тщательно заготовленной фразе!
– Я вышвырну вас вон! Вон, вон из театра, обе! Прочь – ступайте материться в подворотню!
– А играть кто будет? – в один голос завопили мы с Виткой и снова вскочили.
– Кто угодно! Кто угодно сыграет лучше, чем вы! Я возьму… я возьму хоть… хоть Карину! – на щеках Душки-Черепа вспыхнули кирпичные пятна.
– Каа-арину? – снова заорали мы в один голос.
– Она же заикается! – выкрикнула Витка. – И текст забывает!
– Она вчера на уроке хореографии три раза падала! – подхватила я.
– Она на вокале такого петуха пустила…
– Она…
– И все равно она лучше, лучше вас: ей в голову не придет произнести такое… вслух! И где? – Душка-Череп воздела ладони. – В стенах театра! Вон, вон! Я не желаю больше вас видеть! Вы не поедете ни на какие гастроли!
– Ну как же! Такие красавицы – и вдруг не поедут! – прогудел от двери незнакомый голос.
На фоне темного дверного проема стоял мужик – в белом летнем костюме! Мы с Виткой поглядели на его туфли… часы… мобилку в руке… и тихо застонали.
– Я звонил вам, Татьяна Григорьевна, – взмахивая мобилкой, сказал мужик, – но вы не отвечали…
– Познакомьтесь, друзья мои, – все еще тяжело дыша, пробормотала Душка-Череп. – Это и есть наш щедрый меценат… ах, я терпеть не могу ужасное слово «спонсор»…
– Да, я уже понял, что вы чувствительны к словам, – галантно сообщил мужик, и я почувствовала, что почти в него влюбляюсь – хоть он и старый, наверное, лет сорок.
– Ну, мы же работаем словом! – играя густо накрашенными провалами глаз, начала кокетничать Душка-Череп. – Знакомьтесь, друзья, – Константин Дмитриевич, человек, благодаря которому жаркие земли Тавриды увидят наши спектакли!
– И нам на наших жарких землях Тавриды нужно все самое лучшее! – подхватил меценат Константин Дмитриевич и с удовольствием уставился на нас с Виткой.
Единственная причина, почему, когда делили роли в «Необыкновенном путешествии», я не отравила Витку какой-нибудь смесью слабительного со снотворным, – мы потрясающе смотримся вместе! Обе не слишком, в меру, высокие, стройные, с фигурами танцовщиц, а не похожих на засушенную рыбу-иглу манекенщиц (хотя талия у меня тоньше и шаг легче!). Витка – золотистая блондинка (к сожалению, натуральная), а у меня волосы темные, но не черные, а цвета горького шоколада (некоторые называют их каштановыми, но я-то знаю правду!). А еще у меня – сопрано, а у Витки – меццо[3], так что дуэты у нас тоже выходят идеальные.
– Самые лучшие актеры! Лучшие ваши спектакли! – твердо заявил Константин Дмитриевич. – И обязательно тот, где эти красотки – вдвоем! – Он кивнул на нас с Виткой и очень серьезно добавил: – Для нас очень важно, чтобы, когда станем принимать короля с сыновьями, те от них глаз не могли оторвать!
И я поняла, что уже не почти, а совсем влюбилась в этого мужика, хоть он и старый. И не только за костюм, мобилку и укрощение нашей Душки-Черепа. Мне, правда, очень нужно сейчас уехать из города – ну не могу я тут больше оставаться!
Глава 2
Финансово-внучкин долг
В это утро меня разбудил телефонный звонок.
Ничего необычного, если, конечно, не знать наших обстоятельств. Телефон у нас обычно отключен, иначе мы попадаем под ночного какаду.
Счастливые вы люди, если при словах «ночной какаду» вы воображаете черного попугая-монстра, ударом клюва насквозь пробивающего черепа спящих. Значит, вы никогда не были должны банку денег. Или были, но могли отдать.
Ночью звонит телефон. Ты бежишь, хватаешь трубку – а оттуда монотонный голос, похожий на голос нашей завучки, когда она за плохую успеваемость отчитывает, вещает: «Вы трижды пропустили срок очередного платежа по кредиту, взятому в нашем банке…»
Ты швыряешь трубку, а телефон немедленно снова начинает звонить – и звонит, звонит, звонит. У них набор автоматический, а у автомата терпение бесконечное, не то что у живого человека.
«Просим в трехдневный срок погасить задолженность, в противном случае…»
Противный случай – это приход коллекторов к тебе домой. Для счастливчиков поясняю: коллекторы – это не бассейны такие, куда вся городская канализация стекается, коллекторы – это гораздо хуже. Это люди, что долги собирают. Когда они приходят – и вправду до тошноты противно.
В первый раз я еще ничего не понимала и сдуру им открыла. Спасло, что я несовершеннолетняя: они побоялись заходить, вдруг это расценят как нападение на ребенка. Наговорили всякого… сильно приятного… и ушли. А то бы мама вернулась в пустую квартиру. Хотя забирать у нас нечего – нормальный телевизор и холодильник мы с мамой и сами продали, теперь стоят старые, бабушка с дачи отдала: телевизор показывает две программы, а холодильник время от времени начинает так трястись и верещать, что я к нему подходить боюсь – вдруг кинется? Остался компьютер, но без компьютера мы с мамой вовсе пропадем. Поэтому больше я никого не пускаю.
А коллекторы приходят снова. Мы топчемся по разные стороны двери: я слушаю, как они звонят, сопят, курят на площадке, прикидывают, кто дома – «девчонка или сама докторша…» «Докторша» – это моя мама. Надеюсь, все понимают, что мне бы кредит никто не дал? Только взяла его мама все равно из-за меня. Именно в эти деньги обошлось мое звание «Маленькая вице-мисс» на конкурсе красоты.
Когда-то наша классная в школе мне сказала: «Ты нос-то особо не задирай, Нефедова! Все ваши детские успехи – на самом деле успехи ваших родителей». Мне отчаянно захотелось ее прибить, потому что это чистая правда! У тебя может быть талант к рисованию, или танцам, или спорту, или еще чему, но если родители платят за занятия, возят тебя к учителям, отправляют на гастроли, смотры и конкурсы – будешь ты крут, весь в призах и перспективах. А если не могут или не хотят, значит, твой потолок – школьная самодеятельность.
С этим конкурсом красоты для девочек от 7 до 16 мне и повезло, и нет. Дочка первого спонсора была меня младше, дочка второго – старше. Так что мы с мамой с самого начала знали, что шанс есть. Только не мы одни хотели этот шанс заполучить – по моей возрастной категории родители сошлись в схватке, как воронье над падалью. И все стоило денег: оргвзнос плати, за подготовку плати, за поездки плати (три тура конкурса в разных городах), за жилье плати, а уж свет, грим и костюмы! Вы не представляете, какие там были костюмы – свои я до сих пор иногда вынимаю из шкафа и любуюсь! Ну и, конечно, жюри – подарки, конфеты, букеты…
Вот тогда мама и взяла кредит. Я вякнула что-то вроде: «Может, не надо?» Один раз. Потом мама меня быстро убедила, что это нужно для моей будущей карьеры, что нельзя упускать случай… «И в конце концов, что мы – не отдадим? Заработаю – хирург я или нет?»
Мама – классный хирург. Обычно самые классные хирурги – мужчины, но у мамы, говорят, легкая рука и чутье.
Кредит мы взяли, звание «мисс» у меня перехватила дочка хозяйки турбюро – та всем членам жюри путевки презентовала. Но вице-мисс я стала. Может, у кого подарки и покруче были, но на творческих конкурсах меня никто не смог переплюнуть! Попробовала бы я не быть лучшей, если номера мне наша Душка-Череп лично ставила, она же меня и дрессировала – по три часа каждый день (между прочим, единственная, кто с нас ни копейки не взяла!). Под мою чечетку скакал весь зал, а когда я пела «Богиню Иштар» из репертуара Хелависы[4], я думала, зрители вообще на потолок залезут! Иногда мне кажется, что эта склочная истеричка – наша режиссерша – и впрямь гений. И что без нее и в самом деле ничего бы не было: ни успеха, ни гастролей, ни поклонников, ни самого театра, ни-че-го! Если быть совсем честной, мне часто так кажется. Только не сейчас. Ну нет у меня сейчас сил думать о людях хорошее!
3
Сопрано – высокий женский певческий голос. Рабочий диапазон: от «до» первой октавы до «фа» – «ля» третьей октавы. Меццо – меццо-сопрано (от mezzo – половина, середина и soprano – верхний) – женский певческий голос с рабочим диапазоном от «ля» малой октавы до «до» третьей октавы.
4
Песня группы «Мельница» на стихи М. Цветаевой из цикла «Скифские».