«Все-таки, хорошие у нас люди!» — подумал разомлевший Егор. Потом до него дошли слова про скорую, и он заплетающимся языком начал убеждать сердобольных горожан, что все в порядке, поблагодарил их от всей души, встал и, шатаясь, словно пьяный, как можно скорее побрел в глубь дворов. Скорая помощь ему не поможет. Только время отнимет.

«Да, бля! Так весело я к тещеньке еще не ездил! Где бы поваляться, в себя прийти?»

Зашел в ближайший двор, смел снег с лавки у подъезда, сел. Выкурил подряд две сигареты. Было жутко. Каждая мельчайшая подробность явившемуся Егору кровавого бреда сидела в мозгах и сменяла одна другую бешеной каруселью. Он смотрел на сугроб перед собой, немного подкрашенный сбоку желтым какой-то местной собачонкой, но вместо него видел кошмарных тварей, откусанные руки, оторванные головы и кровь. Много-много крови…

Снял перчатки, черпанул снега, начал с силой втирать его в лицо. Главное, не думать и ничего не анализировать! Сейчас отпустит. Не весь день же будет колбасить? И сам, баран, ведь выбрал маршрут!

«Домой через Владивосток поеду. Или Хабаровск… Что там дальше?»

Сидел минут тридцать. Затем, понимая, что сейчас точно сойдет с ума, заставил себя подняться и пойти на трамвай. Подогретое сидение и ритмичный перестук колес немного успокоили Егора, и мир вокруг вновь стал нормальным. Настолько, что начало получаться видеть привычные вещи, происходящие непосредственно здесь и сейчас, а не нарезку из парализующих сознание событий, случившихся хрен знает где и когда.

Наконец, добрался до дома родителей бывшей жены. В домофон решил не звонить, дождался первого жителя, открывшего дверь изнутри, и проскользнул в подъезд. Тот самый, в котором десять лет назад происходил веселый, но, по личному мнению Егора, совершенно тупейший, ритуал выкупа невесты. Поднялся на до боли знакомом лифте, остановился перед знакомой дверью, чуть помедлив, вдавил кнопку звонка, услышав знакомый звук.

«Как будто ничего и не поменялось! Здрасьте, а я к вашей дочке. Она дома? Мы погулять хотели…»

Ждал минуты три, потом снова позвонил, на этот раз подержав палец несколько секунд. Прошло ещё минуты две, а потом послышался звук отпираемого замка, дверь чуть приоткрылась, и Егор увидел заспанную тещу, закутанную в махровый халат. Возмущённое выражение лица сменилось на удивленное, а потом на презрительно холодное.

— Здравствуйте. — сказал Егор хриплым голосом. — Извините, что так рано.

— Ты пьяный что ли? — спросила она. — Чего в снегу-то весь?.. Где так извалялся? Позвонить не мог по телефону, хоть предупредить?

Впускать его она явно не собиралась.

— Да я звонил вчера, не дозвонился. Я с Вами поговорить хотел, про дочку…

— Телефон не дам! — тут же отрезала она. Потом присмотрелась повнимательней к Егору, видимо, определив, что он трезвый, и трясётся от чего-то другого. — Случилось что-то?

— Да. Можно войти?

Взгляд немного смягчился, в нем появилась даже нотка сочувствия, хотя может просто показалось.

— Ну входи, только тихо. Иди пока на кухню, чайник там щелкни, я приду сейчас.

Через несколько минут они сидели напротив друг друга за кухонным столом, разделённые, словно барьером, клубами пара, поднимающимися над чашками с чаем. Егор подробно, слово в слово, пересказал вчерашний диалог с дочерью. Его снова начало потряхивать, когда он вспоминал плачущий и несчастный голос своего ребёнка, да и недавнее веселье в маршрутке вносило свою лепту, так что теща видела, что ему реально очень плохо. Взгляд стал на самом деле сочувствующим и встревоженным. Закончив рассказ, Егор опустил глаза на столешницу, накрытую цветастой скатертью, стал ждать ответа. Поверит или нет?

Тёща долго молчала, потом наконец произнесла:

— Я, в принципе, тоже догадывалась, что там не все так просто, как дочь расписывает. С ней говорю — она счастливая, веселая, а как внучке трубку даст, так я понять ничего не могу. Грустная, не рассказывает толком ничего…

— Да плохо ей там! — не выдержал Егор. — Плохо! Настолько, что вон даже мой телефон смогла найти и дозвониться!

— Тихо-тихо, Егор! Чего разошёлся? Алексеича сейчас разбудишь… Ладно! Позвоню сегодня обязательно, порасспрашиваю обеих.

— Пожалуйста, дайте мне позвонить, поговорить. С Вашего телефона, я даже на номер смотреть не буду. Мне это надо! Дочери моей, внучке Вашей, это надо! По-человечески прошу…

Она опять помолчала, раздумывая, потом вдруг спросила:

— А ты сейчас не пьёшь?

— Нет.

— Давно?

— Второй месяц пошёл. Я в больнице лежал.

Наконец смягчилась:

— Хорошо. Позвонишь. Да куда ты вскочил-то?! На часы глянь, у них там ночь ещё! Давай хотя бы часика через два… Иди вон пока в зал, телевизор включи или поспи, я не знаю. Успокойся для начала, а то вон аж подпрыгиваешь. Попозже позвоним…

— Привет. Что хотел? — голос бывшей жены холодный, подозрительный и заранее враждебный.

Тёща стоит рядом, скрестив руки на груди. Сначала недолго разговаривала она за закрытой дверью, видимо, для того, чтобы предупредить любимую доченьку, с кем ей сейчас предстоит беседовать.

— Здравствуй. — сказал Егор. — Что у вас там происходит?

— У нас все нормально.

— То есть, мне звонит моя дочь и просит ее забрать — это все нормально?! — он завёлся с полоборота, проигнорировав строго поднятый тёщин палец. — За четыре месяца — ни одного звонка, ни одной сраной эсэмэски, вообще, ничего — это тоже, блин, нормально?! У тебя хоть какие-то остатки совести остались, вообще?! Она — все, что у меня есть в этом гребанном мире, а ты не даёшь нам общаться! Это подло и жестоко! Каким бы я плохим не был, я такого не заслужил, а уж, тем более, она! Мне по барабану до твоей новой личной жизни, я туда не лезу и не хочу. Я переживаю из-за дочери!!!

— Будешь так орать, телефон выключу.

— Почему она плачет?! Как она там вообще живет? Ты же её мать, почему ты допускаешь, чтобы твой ребёнок страдал?

— Егор, — усталый вздох. — Никто не страдает. У неё все хорошо. Просто вчера было плохое настроение…

— Не верю! Дай ей телефон.

— Ее рядом со мной нет.

— А где она?

— Да какая тебе разница, я не пойму?! Ты что, в суд не ходил до сих пор? Ты ей теперь — никто!

— Я ее отец. — сжав зубы проскрипел Егор, изо всех сил пытаясь снова не сорваться на крик. — И, если ей плохо, мой долг ей помочь. Пожалуйста, дай ей трубку, или пусть хотя бы потом перезвонит. Ради всего того хорошего, что у нас было… Я же тебе не враг, за что ты так со мной?

Тёща смущенно отвернулась. В трубке повисла напряженная тишина, потом долгий выдох, и жена снова заговорила. На этот раз без враждебности, даже каким-то примирительным тоном:

— Егор… Прости меня. Наверное, я на самом деле была слишком жестока к тебе, но и ты-то тоже не ангел. Далеко не ангел. Я обещаю тебе подумать и принять решение. Может быть, будете созваниваться…

— Может быть?!

«Пипец! Да за что такое унижение?! Она меня человеком-то хоть считает или нет?»

— Успокойся, пожалуйста, и послушай. Первое — у нас все… Хорошо… Нормально. Какой бы сукой ты меня там не представлял, дочь я в обиду не даю… Просто ей сложно адаптироваться, да и по тебе скучает. Признаюсь, не думала, что она тебя так любит. Сначала я очень злилась на тебя, но сейчас слышу, что ты правда очень переживаешь. Тем более, мама сказала, что ты бросил пить… Поэтому, обещаю тебе ещё раз, что подумаю.

— О чем? О звонке раз в месяц?

— Не перебивай! Второе — на Новый год мы приедем к маме на все праздники. Увидишь, поговоришь, может быть даже погуляете. Только я сначала на тебя внимательно посмотрю.

Егор ошарашенно молчал. Чувства внутри разделились на две половины. Дикая радость от того, что через какие-то полторы недели он увидит свою дочь и бешенство от слов жены, которая наставляла ему рога, а сейчас менторским тоном поливает его говном и рассуждает, достоин ли он теперь общения. Первое все-таки пересилило, и Егор молча протянул телефонную трубку теще, решив заткнуться. Все, что он мог бы сейчас сказать, полностью развалило бы настроенный только что контакт с бывшей супругой.