— Да, как так, бля?! — выронив сигарету, заорал Егор, так громко, что немногочисленные прохожие во дворе начали задирать головы, пытаясь усмотреть, что за пьяный придурок вопит из окна ранним зимним утром. — Меня же вылечили! Мне же только вчера еще было нормально!!!
Да, звонок дочки сильно выбил его из колеи, но одной из целей полутора месяца лечения и гор выпитых таблеток, как раз и была способность быстро нивелировать последствия возможных стрессовых ситуаций. Поэтому «в колею» Егор вернулся еще вчера, это он помнил четко. Успокоился, начал анализировать ситуацию и искать выходы и решения.
Что такого могло произойти за ночь, чтобы вся долгая и кропотливая работа над сознанием, причем выполненная профессионалами, махом пошла псу под хвост? Перебор с транками здесь точно ни при чем. Они его просто вырубили, но с утра такого веселья, как сейчас, просто не могло быть.
«Ануннаки! — мелькнула догадка. — Прорвались-таки, твари горбатые! Но как? Как, блин?! Ведь полторы недели всего осталось, а потом — все! До двадцать восьмого года им сюда путь заказан! Что делать-то?..»
Егора затрясло. Началась до омерзения знакомая паническая атака. Он метался по квартире, не зная, что предпринять, вглядывался во все углы, боясь увидеть притаившиеся в них высокие, темные фигуры. Наконец, заперся в ванной, снова долго стоял под душем, делая воду то обжигающе горячей, то, не менее обжигающе, ледяной. Отпустило. Не совсем, конечно, такая роскошь теперь ему будет только сниться, но трясти перестало. Остался только мощный негативный фон, крепко обернувший Егора, словно смирительная рубашка.
Надо действовать, наплевав на страх. Не посыпать голову пеплом, не взывать к судьбе, а действовать! У него есть цель — помочь дочери. Это — главное! Все остальное, включая гостей из прошлого, пусть идет лесом!
Оделся, попытался дозвониться теще, не вышло. Выбежал из дома, пошел на маршрутку. «Все равно по телефону убедить не получиться, нужен разговор с глазу на глаз. Как раз разбужу пораньше, а то дрыхнут, небось, до обеда, пенсионеры…» Колбасило, конечно, сильно, особенно после такого долгого перерыва, но Егор сжал зубы и терпел. «Ничего, столько лет так жил, дышу до сих пор. Привыкнуть к этому нельзя, но как-то сосуществовать же получалось…» И тут снова появилась очень нехорошая мысль. Сосуществование было возможно исключительно с помощью алкоголя, других вариантов Егор не знал. «Ложиться обратно в стационар, наверное, бесполезно. Неземные твари сломали, возведенный барьер за одну ночь, а времени в обрез. Нет, там уже не помогут… Ладно! Хрен с ним. Сначала дочь, а там посмотрим».
На словах все было более-менее ясно, но на практике оказалось, что страх, словно наверстывая упущенные недели безделья, взялся за Егора всерьез. Да и сам Егор совершенно неосознанно помог ему в этом, не подумав головой и сев в маршрутку, идущую низом вдоль Реки, как раз через самое сердце района проявления «псевдоглюк».
Время было ранее, маршрут у работящего народа не очень популярный, поэтому микроавтобус был заполнен примерно наполовину. Егор прошел через весь салон к заднему ряду сидений, сел на крайнее у заиндевевшего окошка, да еще зачем-то подышал на стекло и стер кусочек инея пальцами, соорудив себе «глазок» наружу. Очень зря… Свою ошибку он осознал после светофора на улице Пилоновской, когда перед ним замелькал красивый, расположившийся на крутом береговом рельефе, комплекс монастыря, а с другой стороны потянулись невидимые ему в противоположное окно здания пивзавода. Подумать, а тем более что-то сделать, Егор не успел, так как тут же началось такое шоу, что его просто припечатало к просвету в холодном стекле, а в глаза кто-то вставил спички, не давая им закрыться. Паника накатила резко и неумолимо. Мелькнули привычные черно-белые помехи, исчез снег, огни, новогодние гирлянды на фонарях, зима уступила место серой пыльной осени, а утреннюю декабрьскую темноту сменил тусклый свет бессолнечного дня. Потрескавшийся асфальт, брошенные вдоль бордюров машины, скрюченные деревья, раскуроченная кованная лестница, ведущая от пивзавода наверх, а потом понеслось… Дикие, немыслимые, ирреальные сюжеты, каждый из которых все больше и больше наполнял душу Егора ужасом и отчаянием. Сначала с неба упала мускулистая тварь, очертаниями похожая на человека, но крупнее размером и с кожистыми крыльями за спиной. Упала и махом откусила полруки ничего не подозревающему здоровому парню в одежде пожарного и со странным ружьем в руках. Смена кадра, и перед Егором, спиной к нему, сидит человек в синей майке с надписью «МЧС России». Человек резко поворачивается и, оказавшись вовсе не человеком, а чем-то страшным и голодным, кидается на него. Далее, вообще что-то совершенно непонятное, но от этого не менее отвратительное. Кусок зеленоватой слизи, размером с одноэтажный коттедж, маслянисто поблескивая, длинными прыжками двигается по Речному проспекту, исходя волнами угрозы и неумолимой смерти, параллельно беззвучно едущей маршрутке, в которой кроме Егора больше вообще никого нет, даже водителя. Сзади, со стороны Реки, всей спиной ощущается махина ГРЭС со своими тремя мачтами-трубами. Ее Егор не видит, но точно знает, что на трубах этих застрял бело-синий пассажирский пароход, с днища которого свисают мерзкие черные водоросли. Затем из-за правительственных гаражей выпрыгивает уже знакомый по прежним видениям облезлый и зубастый парень с дырами вместо носа и ушей, только на этот раз не голый, а в крутом боевом снаряжении и со смутно знакомой винтовкой в руках. А в бельмах его раскосых глаз, помимо дикой ненависти и голода, на этот раз светится холодный извращенный интеллект. Из глубины бьющегося в истерике сознания почему-то выплывает совершенно неуместное здесь слово «борода».
А маршрутка едет все дальше, как паровоз в пещере ужасов Диснейленда, демонстрируя Егору все новые и новые леденящие кровь аттракционы. Следующий из них — это длинный желтоватый штырь, вылетающий прямо из-под асфальта и пробивающий ногу мужику в сером камуфляже. Брызги, нет даже не брызги, а фонтаны крови бьют в разные стороны, вопль боли, особенно громкий и жуткий в окружающей ватной тишине, а затем тот же мужик уже почти мертвый лежит, придавленный чем-то круглым к земле, а на него накатывается та самая огромная сопля, недавно бежавшая рядом с Егором. Накатывается и поглощает его, переваривая внутри себя. И последнее, что увидел Егор, прежде чем кто-то сжалился над ним и отключил сознание, это выход из метро Абалинской, который вдруг исчез в темноте полукруглого тоннеля, из глубины которого на Егора надвигалось что-то черное и очень-очень большое, стуча по бетонным стенам бесчисленными конечностями и сверкая длинными острыми зубами в неестественно растянутой пасти…
А потом пришло спасительное забытье. Сколько оно длилось Егор не знал, но очнулся он от холода и резкого запаха нашатыря. Открыл глаза. Над ним раскинулось светлеющее зимнее небо, смотрящее на него миллионами глаз тускнеющих звезд, на фоне которых выделялись несколько человек в зимней одежде, что-то у него спрашивающих. Обычные люди. Без клыков, без когтей и без крыльев. С обычными зубами и ногтями, носами и ушами. Обычные люди посреди обычного города.
«Шоу кончилось. Я лежу в снегу, поэтому мне так холодно» — резюмировал Егор. Попробовал сесть. Голова закружилась, виски прострелило болью. Два мужика поддержали его за спину, а потом подняли и доволокли до автобусной остановки, усадив на деревянную лавку. Егор огляделся. Не сразу, но определил свое местоположение. Старо-садовая, в районе Оврага Партизанов. Вне зоны псевдоглюк. Хорошо…
Пока он с наслаждением дышал морозным воздухом, чувствуя, как успокаивается сердце, ему объяснили, что он упал в обморок в маршрутке. Так как он сидел сзади, заметили это, видимо, не сразу, а через пару остановок, когда вошли новые пассажиры и увидели его, валяющегося под задними сидениями. Долго терли снегом лицо, но в итоге помог только нашатырь, бывший у одной бабушки. Скорую уже вызвали.
