Однако эйфории и оптимизма не было. Егор подозревал, что как только он прекратит пить колеса, карусель закрутится в обратную сторону. Он даже поговорил об этом с врачом. Тот подтвердил его опасения, заявив, что две недели — срок начала эффекта от препаратов, а для закрепления стойкой ремиссии необходимо минимум полгода. Не здесь, конечно, дома, но на таблеточках. И, что самое главное, даже пара рюмок спиртного может в один миг полностью разрушить все эту Великую Китайскую стену, которую возводят нейролептики, транквилизаторы и прочие антидепрессанты вокруг его сознания, и придется начинать с нуля.
«Понятно. — подумал Егор. — Продолжаем кушать химию. Никаких китайских стен я ломать не хочу».
Это было в понедельник. А во вторник выписали игромана Влада. Медсестра, менявшая постель на пустой койке, усмехнулась:
— А к вам Петю обратно переводят из основного.
— Опять будет выть целыми днями, — обреченно сказал Александр Сергеевич.
— Что за Петя? — лениво поинтересовался Егор.
— Да лежал тут с нами до тебя мужик один, хирург вроде бывший. — ответил Николай. — Сначала нормальный был, тихий как все. Даже болтали с ним в курилке… А потом трястись и орать начал. С каждым разом все громче.
— А про что орал?
— Да что-то там про пришельцев, которые вокруг него по ночам ходят, про шумеров каких-то, бред, короче. Ну его спеленали и в соседнее здание отправили. На техобслуживание. А сейчас по ходу в себя пришел, его обратно к нам. Там с койками дефицит, долго не держат.
«Здравствуй, мать! Дурак приехал! — обреченно подумал Егор. — Только-только что-то сдвинулось с мертвой точки, и нате вам — опять шумеры!»
Петя оказался вполне нормальным мужиком интеллигентного вида, лет за сорок. Лысоватый, в очочках. Только вот глаза за очочками такие, что сразу видно — наш человек! Зашел, тихо поздоровался, начал складывать вещи в тумбочку.
— Ну как там, в основном, Петь? — спросил Николай. — Совсем тяжко?
— Нормально. — нехотя ответил тот, садясь на кровать.
— Инопланетяне-то больше не приходят?
Петя пробормотал что-то матерное, лег, повернулся к стене и застыл.
«Видимо, не приходят. — подумал Егор. — Отдохнуть дали. Как и мне.»
Неизвестно, чем таким ядреным его накачали в соседнем корпусе, но вел себя Петр, как самое настоящее растение. Лежал, молча уставившись в потолок, и почти не шевелился. Словно Дедушка Ленин в Мавзолее. Егор и остальные, по сравнению с ним, были просто гиперактивны. Читали, ковырялись в телефонах, даже иногда разговаривали. А он просто лежал. Вставал только, когда надо было глотать таблетки, принимать пищу или идти на процедуры. Ну и в туалет, конечно, за что ему отдельное спасибо. И покурить иногда.
В курилке-то Егор его и обнаружил, зайдя туда на следующий день после завтрака. Искал целенаправленно. Мысли о гребанных шумерах явно мешали выздоровлению. Хотелось расставить все точки над «и», окончательно внушив самому себе, что все это бред сивой кобылы. И лучшего способа, чем пообщаться на эту тему с настоящим психом, Егор не придумал.
Петр сидел на табуретке в углу курилки с незажженной сигаретой во рту и тупо пялился в пространство перед собой. На появление Егора не отреагировал вообще никак. В помещении больше никого не было. Егор постоял у окна, закурил, глядя на проезжающий по улице трамвай, несколько раз затянулся, потом все-таки решился. Подошел к молчаливому овощу и протянул руку.
— Егор.
Петр вздрогнул, испуганно уставился на протянутую ладонь, как кролик на удава, потом поднял недоуменный взгляд на Егора. Тот решил уточнить:
— Мы в одной палате лежим. Вот, хотел познакомиться.
— А-а, — протянул Петр. Вяло, кончиками пальцев, пожал руку и представился. — Петр Валентинович… Петя.
Все. Опустил глаза, ушел обратно в себя.
«Блин, так мы каши не сварим!» — подумал Егор, достал зажигалку и щелкнул ею прямо перед его носом.
Петр снова вздрогнул, посмотрел на танцующий язычок пламени, потом его мозг все-таки включился, и он вытянул губы с сигаретой, чтобы прикурить.
— Спасибо, — сказал овощ, явно намереваясь снова погрузиться в анабиоз. Тут Егор решил идти напролом. Надо было как-то выводить процессор Петра Валентиновича из спящего режима.
— Какие они? — спросил он.
— Кто? — снова испуганный взгляд из-под очков.
— Пришельцы.
Наконец на его лице появилось хоть что-то, похожее на нормальные человеческие эмоции. Верхняя губа презрительно скривилась, брови сдвинулись, Петр весь насупился и выдал:
— Слушай, отвали от меня, мужик! Как тебя там…
— Егор. — напомнил Егор.
— Хорошо. — кивнул Петя. — Отвали от меня, пожалуйста, Егор!
Ага! Так и отвалил.
— Высокие, метра под четыре, а то и пять, худые, горбатые, длиннорукие. Ладони, как грабли. Глаза вытянутые, желтым светятся, а фигуры колыхаются, как будто через горячий воздух на них смотришь. Страшные. Чужие… — вывалил Егор свои познания на бедного бывшего хирурга. — Мои — вот такие.
Сигарета выпала у Петра Валентиновича изо-рта. Он ошалело смотрел на Егора. «Е-мае, неужели в точку?» — с горечью подумал тот, а вслух продолжил:
— А еще орут прямо в мозг всякую херню на шумерском. Ты типа наш, и все такое. Ануннаки хреновы!
Егор с досадой пнул высокую хромированную пепельницу. По лицу Пети он уже понял, что его гости с других планет точно такие же. Значит все-таки не бред! А так хотелось!..
Петр поднял сигарету, несколько раз глубоко затянулся, выпустил дым и тихо произнес:
— Ануннаки — это не совсем верное название. Не знаю, откуда его Шумеры взяли… Ты про них небось в интернетах вычитал, где вся эта красивая сказка про Нибиру блуждает? Тиалокины. Их на самом деле так зовут… Да и Нибиру этой нет давно.
Помолчал.
— Значит и к тебе приходили, — это был не вопрос, а скорее просто констатация факта. — Часто?
— Да нет. Редко… Но метко. — ответил Егор. — Я тут не так давно суицид пытался совершить, а они помешали. И в прошлом месяце меня с перепоя чуть кондрашка не хватила. На полу очнулся, а эти втроем надо мной стоят. Колышутся… У тебя, я так понял, такие же гости?
— Да, точь в точь. — ответил Петр, который во время рассказа Егора чему-то кивал и грустно улыбался. — А колышутся все время, потому что они не отсюда.
— Ну понятно, что не отсюда, — раздраженно сказал Егор. — А откуда тогда? Из другой галактики? Параллельного мира?
— Из другого времени.
— Не понял!
— Из очень далекого прошлого. Они здесь не совсем материально, скорее, в виде некой проекции. Но даже проекция эта вполне способна воздействовать на реальный мир.
Егор вспомнил заглохший мотор в гараже и прикосновение длинного корявого пальца к груди. Затушил сигарету. Хотел точки над «и»? Вот, получай теперь!
— То есть, это никакие не глюки, а настоящие существа, которые приходят к нам из прошлого? — подытожил он.
— Нет, Егор, не глюки! — усмехнулся Петр. — Не можем же мы с тобой, два совершенно незнакомых человека, настолько одинаково бредить?
— И чего им от нас надо?
— Шоколада! — резко ответил Петя. В глазах не осталось ни капли сумасшествия, на Егора смотрел совершенно нормальный, только очень уставший, человек. — Зачем тебе это? Меньше знаешь, крепче спишь.
— Ага! Теперь точно крепко спать не получится. Давай, Петр Валентинович! Сказал «а», говори «б». И весь остальной алфавит, желательно.
Тот странно посмотрел на Егора, словно с неким сочувствием, потом спросил:
— Что, совсем тяжко живется?
— Нет, бля, я просто так здесь таблетками питаюсь! От счастливой жизни! — Егор злился все больше, чувствуя, как Великая Китайская стена трещит по швам. — Рассказывай, не томи уже!
— Варяги, — вдруг сказал он, закуривая еще одну сигарету.
— Какие варяги?
— Я их так называю.
— Почему?
— Ну, пришлые, чужие, — пояснил Петр. — Захотелось мне так вот… Они ведь на самом деле совершенно чужие. Даже не чужие, а скорее — чуждые. Чуждые людям. Абсолютно. Нас объединяет только наличие разума, способность мыслить, анализировать, творить. А все остальное: этические, нравственные, социальные нормы, да и сама мораль, — у них совершенно другое. Наше вечное «добро и зло» тут и рядом не стояло. У них, наверное, и понятий-то таких нет, там все настолько сложнее и изощренней, что нам с тобой — просто не осознать. Блин, Егор, у них даже души нет, представляешь?!