Зачем? Для чего? Мы не знали. Зато догадывались — кто. Те самые ребята, изучавшие нас на стадионе. Выводы были очень неоднозначные. С одной стороны, хотелось бить перед ними челом и благодарить за подаренное счастье, с другой — ни на крылатых купидонов, ни на бескорыстных альтруистов эти холодные чужие существа похожи не были. Чем-то им была очень выгодна сложившаяся ситуация, и рано или поздно следовало ожидать требования должок вернуть. Причем с процентами. Это было неприятно и пугающе.

Однако, пока никто к нам в дверь не стучал. Мир словно забыл про Егора с Настей, а те в свою очередь с радостью забыли про него. Жили, наслаждаясь друг другом и нежданным спокойствием, особенно ценным после безумия предшествовавших ему событий. Бункер был оборудован по высшему разряду. Для нашего мертвого Города, на самом деле, как пятизвездочный отель. Мебель, чистая постель, электричество и холодная вода в трубах. Вот только запасы еды были не очень большими, пропустила команда Рената последний период, не успела затариться, так как вместо этого решила пострелять в меня и Лешего. Хотя, на двоих до следующей глобальной перезагрузки окружающего пространства должно было хватить. Я, если честно, думал, что такие серьезные изменения организма подстегнут метаболизм как минимум вдвое, но аппетит у нас остался на прежнем уровне, а может быть даже немного снизился. Странно. Но ладно…

Ровно через две недели после событий на Сталелитейщике я первый раз вышел на поверхность. Город сразу же обрушился на нового меня со всех сторон своей оглушительной тишиной и мертвой неподвижностью. Воздух пронизывали мощные потоки чужой, враждебной энергии. Они переплетались друг с другом, окутывали здания, деревья и стремились дальше. Эти потоки питали пространство подобием жизни, воздействовали на все, что двигалось и не двигалось, меняя и трансформируя самым немыслимым образом. Раньше я их не замечал. Я, вообще, раньше много чего не замечал, только видел и слышал то, что находилось в непосредственной близости.

Я осторожно, с опаской мысленно потянулся к проходящему через меня потоку, замер, зажмурившись. Но ничего страшного не произошло. Энергия приняла меня за своего, обволокла коконом силы, и я, ничтоже сумняшеся, этой силы черпанул. Словно кролик из телевизора, которому сзади куда-то воткнули новый энерджайзер. Я почувствовал такую мощь внутри, что сначала даже испугался. Потом подумал, что же мне такого хорошего теперь сделать, чтоб всем плохо стало? Думал недолго. Объял взглядом весь Город, стараясь проникнуть за его пределы, заглянуть за край, почувствовать этот мир целиком. И почувствовал… Но совсем не то, чего хотел. Даже не знаю, чего именно я ожидал, но точно не такого. За непроницаемым туманом над головой были вовсе не бесконечность и простор неба, а твердая и тяжелая плита, накрывшая Город. Со всех четырех сторон света, где-то далеко-далеко за серыми пустынными кварталами, вместо бескрайнего горизонта вертикально стояли такие же плиты, поддерживающие первую. Я наконец то осознал ограниченность этого вроде бы огромного пространства, словно крыса, всю жизнь бегущая по лабиринту в поисках выхода, неожиданно прозрела и поняла, что выхода нет. Есть только четыре стены и потолок. Лабиринт большой, просторный; можно передвигаться по нему бесконечно, постоянно находить новые повороты и тупики, но покинуть нельзя. Если конечно, ты — просто крыса. Но я же не крыса…

Откровение, явившееся мне, было крайне неприятным. Просто отвратительно неприятным. Я долго стоял на пороге убежища, вспоминая выкладки Лешего об аквариуме, в котором созданы искусственные условия для жизни рыб, и думал о том, что мой погибший друг давно разобрался в местном раскладе сам, своими мозгами, без всяких там паранормальных способностей, а я прозрел только что, буквально ткнувшись носом в очевидное. Ладно, я не крыса, я — рыба. Но рыба особенная. Очень и очень хитрожопая. Да к тому же, внизу в подвале еще одна рыбка сидит. Тоже не простая… Так что, найдем мы выход! Наизнанку вывернемся, но найдем! И с хозяевами местными еще побеседуем по душам. Но потом. Сейчас итак дел по горло.

Вернулся из небесных сфер на грешную землю, долго пользоваться этой энергией мне пока рановато, огляделся вокруг. Справа от входа должны были лежать тела Рената, Сивого и еще двоих, аккуратно накрытые брезентом. Брезент был, а вот тела отсутствовали. Я в принципе не сомневался. Две недели прошло. Местные жители растащили на сувениры. Жалко, конечно, мужиков, но тут уж ничего не попишешь. Не повезло. По-человечески похоронить мы их не смогли. Сами почти в коме находились. Простите, парни…

Зато Уродов вот почему-то никто не тронул. И правильно, кому нужны Уроды? Лежат слева, как новенькие, даже разложения никакого не наблюдается. Такие же, как были — страшные, огромные, мерзкие, только мертвые. Подошел поближе и аж присвистнул. Айболит даже с простреленным черепом продолжал мутировать, превратившись в совсем уж не похожего на человека субъекта. Зубы, когти, горб, все как надо. Так глядишь, и воскреснет через недельку…

Что же с вами, бедолагами, делать?

Гаражи. Клиника во дворе, и в этом же дворе, метрах в тридцати, ряд металлических гаражей. Выбрал, который покрепче, с глубоким погребом. Оттащил в этот погреб тяжелые, угловатые трупы. Раны под повязками нещадно ныли. Может рано мне еще такую активность проявлять, все-таки не вилками тыкали? С другой стороны — утренняя гимнастика лучший путь к выздоровлению. Потерплю.

Перевел дух, посмотрел в чернеющий прямоугольник, плотно забитый тремя представителями следующей ступени эволюции. Как-то не очень величественно они выглядели для таких эпитетов. Достал две гранаты, выдернул кольца, бросил между ними, захлопнул крышку погреба, выбежал, закрыл тяжелые ворота. Успел отбежать метров на десять, когда раздался приглушенный взрыв, гараж весело подпрыгнул и, словно рыгнув, приоткрыл створки ворот, из которых вырвалось плотное облако пыли и сизого дыма.

Все. В добрый путь, товарищи Уроды.

Второй мой выход в Город произошел примерно через неделю. Целью его был, ни много, ни мало, стадион Сталелитейщик, а точнее бункер под его Восточной трибуной, в котором когда-то жили Уроды. Тянуло меня туда просто непреодолимо. Как кошку к валерьянке. Я нутром чуял, что есть там нечто очень важное для нас с Настей. Тем более, в памяти глубоко засели слова покойного Петровича о том, что он знает, где мы все находимся и, что самое главное, как отсюда выбраться.

Сказать, что Настя была против, значит не сказать ничего. Как только она услышала слово «стадион», ее просто начало трясти. Она вцепилась в меня руками и ногами и слышать ничего не хотела. Видя, что это не помогает пустила в ход слезы, а потом и первые попавшиеся под руку предметы. Наконец, я смог достучаться до нее, объяснив всю важность для нас обоих этой вылазки. Не словами, а образами. Так было легче и намного доходчивей. Тогда она заявила, что пойдет вместе со мной и никак иначе. Тут уже в позу встал я. Спорили долго. В итоге, мои доводы оказались сильнее, Настя сдалась и, страдальчески закусив губу, начала собирать меня в путь. А на торжественных и печальных проводах, состоявшихся ранним утром следующего дня, не хватало только марша «Прощание Славянки», хотя я повторил ей раз пять, что максимум через три часа вернусь обратно.

Двинулся на Север. Решил обойти парк, сделав небольшой крюк через окрестные дворы. С Косяками встречаться совершенно не хотелось, а все прошлые посещения Сталелитейщика без них не обходились. Так что, добежав до Елисейской, я свернул в дебри хрущевок и бодрой рысью двинулся через них. Бежалось легко, раны почти не чувствовались, скорость была бешеной, я практически летел над землей. Когда мы мчались на стадион с Кирюшей, я не мог поверить в свои новые возможности, а сейчас оказалось, что тогда был далеко не предел. Три недели жизни с Настей подняли меня еще на несколько уровней физической и ментальной силы.

Пробежав пару дворов, безошибочно почувствовал присутствие Уродов. Обычных, без прибамбасов, тупых и голодных. Чуть снизив скорость, просканировал окружающее пространство. Двое вели меня справа, прячась за хоккейной калдой, стоящей посередине двора, третий шел с другой стороны, наверху, прямо по крыше пятиэтажки. Загоняют, засранцы!