Снова Мэкстон почувствовал ревность. Он завидовал Чарли Лоуренсу оттого, что тот красив и уверен в себе. Он завидовал, что Чарли достается столько любви и внимания, сколько в жизни не снилось ему самому. Он рос в семье нелюбимым ребенком. Умный некрасивый мальчик с сумасшедшинкой. У него был природный дар причинять неприятности и никакого интереса к солидным занятиям – лошади, ружью и собаке. Он ненавидел охоту, а с точки зрения его отца это походило на преступление. Но он обожал скачки: еще в школе его поймали при заключении пари на победителя Дерби[20]и чуть не выгнали с позором. Он приносил родственникам одни неприятности, они никогда не могли им гордиться. Однажды еще подростком, когда он впал в немилость за какую-то проделку, он услышал, как кто-то сказал: «Не иначе, это русская кровь – такая необузданность». Кажется, это сказала тетка в разговоре с отцом, точно он не помнил.

Стивен так нервничал из-за открытия, что Мэкстон даже удивлялся. Но совсем уж изумился, когда хозяин объявил о новом правиле заведения. Клиентам запрещается делать ставки не по средствам. Опытные сотрудники быстро могли определить, когда человек начинал играть от отчаяния. В таком случае им было приказано, под страхом увольнения, прекращать игру. Мэкстон заметил, что о подобном человеколюбии в казино никто никогда не слыхивал.

Стивен отмел его возражение. «Так хочет Анжела. Ее расстроили ваши истории о самоубийствах. Я обещал ей, и так оно и будет».

Мэкстону казалось маловероятным, что Фалькони могут поколебать моральные соображения его жены, но он и здесь ошибался. Анжела сделала мужа совсем другим человеком; он был уже не тот, кто приезжал в казино в Монте-Карло много лет назад с той, прежней женой; не тот, кто стоял и холодно смотрел, как немецкая аристократка проигрывает состояние. Она уже умерла, та баронесса. Наркотики, выпивка и долги, которых ее муж больше не желал платить...

Прежнему Стивену Фалькони всякая филантропия и в голову не пришла бы. Вот что значит любовь добродетельной женщины, с издевкой говорил себе Мэкстон, но насмешка предназначалась ему самому. В глубине души он испытывал зависть. Фалькони не заслуживал любви Анжелы. Мэкстон и не представлял, кто бы мог заслужить ее. «Я согреваю холодное сердце у твоего очага». Ральф любил стихи, и эта строчка из поэта эпохи Возрождения всегда приходила ему на ум, когда он был рядом с Анжелой. Он не был влюблен в нее. Он вообще никогда не был влюблен в женщину. Мадлен, алчная маленькая poule de luxe, которая разделила с ним рождественский кутеж в отеле «Де Пари», презрительно посмеялась бы, если бы он произнес это слово. Как будто назло кому-то, он включил ее имя в список приглашенных на открытие. Нет, он не влюблен в Анжелу Фалькони.

– Да сгинет такая мысль, – сказал он вслух и допил второй бокал, прежде чем идти вниз, к Стивену. Было введено еще одно правило, менее удивительное, но более трудновыполнимое, чем приказ банкометам и крупье «спасать души». Запрещалось фотографировать владельца и его семью. За это отвечал Ральф. На само празднество прессу не допустили, что вызвало, естественно, недовольство, учитывая, сколько шума уже было в газетах по поводу нового казино. Снимки знаменитых гостей сделает специально нанятый фотограф, и не произойдет никаких неприятностей. Мэкстон намекал, что причиной была щекотливая ситуация, в которой замешан член княжеской фамилии Монако. Он плел чушь о романтической любви и надеялся, что ему поверят. Если Стивен не желает, чтобы его фотографировали, Мэкстон, прекрасно обученный в жестокой школе Монте-Карло, сделает все, чтобы желание его хозяина было выполнено. Он сильно подозревал, что, если что-то окажется не так, он, Ральф, первый расстанется со своей хорошо оплачиваемой работой.

Владелец казино ждал в главном зале. Чарли должен был сопровождать мать. Стивен увидел Мэкстона и сказал:

– Они опаздывают. На пять минут.

– На улицах пробки, – успокоил его Мэкстон. Он быстро взглянул на часы. Красивый золотой «ролекс». Подарок от себя самого. Старые он заложил в свои «тощие годы». – Я вижу фары. – Он вышел через стеклянную дверь, что вела на крыльцо с колоннами. – Приехали, – сказал он. – Не волнуйтесь, Стивен.

Двое привратников в ливреях распахнули входные двери, и вошла Анжела с сыном.

– Ты красавица, – сказал Стивен и взял ее руки в своп. – Правда, твоя мама красавица? – обратился он к Чарли и, не ожидая ответа, продолжал: – Ты тоже отлично выглядишь, сынок. Белый смокинг – очень нарядно.

– Это мама выбирала, – сообщил Чарли. – Ух ты, какая красотища! Одни цветы и огни чего стоят.

Стивен повел их к лестнице.

– У нас есть пятнадцать минут до приезда гостей. Шампанское охлаждается наверху. Пойдемте. Выпьем за успех!

Мэкстон смотрел, как они поднимаются. Лестница была очень широкая, так что Фалькони обнял одной рукой жену, другой – мальчика и шел посредине. Ральф отвернулся.

На этот вечер Мэкстон нанял квартет модных музыкантов. Их усадили в холле в укромном местечке, заказав на первые полтора часа легкую популярную музыку. Он снова посмотрел на часы. Движение около казино регулировали дежурные полицейские; по обе стороны входа теснилась толпа зевак. Во дворе постелили красный ковер, он тянулся дальше, на лестницу; на случай дождя над ним водрузили длинный яркий навес. Привратников и официантов Мэкстон обрядил в красно-золотые ливреи и пудреные парики. Да, согласился он, когда Анжела стала протестовать, это очень вульгарно. Но клиенты будут в восторге. Интересно, подумал он, оценит ли его усилия этот самодовольный мерзавец... но тут же отмахнулся от глупой жалости к самому себе. Все это оттого, что его не пригласили присоединиться к семейному празднованию наверху.

Он послал лакея посмотреть, не приближаются ли автомобили. Большие шишки приедут поздно. Только выскочки прискачут вовремя. Он улыбнулся собственной остроте. На душе стало лучше. Надо будет сказать Мадлен. Она оценит. Он надеялся, что та не станет строить из себя гранд-даму и привезет своего дурацкого богатого любовника пораньше. Ему хотелось, чтобы кто-то был с ним рядом. Лакей вернулся.

– Автомобили уже близко, месье Мэкстон.

– Хорошо. Пойдите наверх, доложите месье Лоуренсу.

Тост произнес Чарли. Анжела вспомнила, что так было и в день их свадьбы. Она так гордилась мальчиком, а он Стивеном.

– Выпьем за сегодняшний вечер, папа. За удачу, за фортуну и за много прекрасных денег! – Они засмеялись и выпили.

– Спасибо, Чарли, – сказал Стивен. – Выпьем за la bella for tuna и за тебя, моя дорогая, ты ведь так много сделала для того чтобы все получилось. – Он взял руку Анжелы и поцеловал.

Чарли ухмылялся, глядя на них.

– Мама краснеет, – заявил он. Потом выглянул в окно и сказал: – Ух ты, сколько машин!

Лакей постучал в дверь, и Стивен сказал:

– Пора спускаться. Ты готова, Анжелина? И ты тоже, Чар ли. Я хочу, чтобы ты был с нами.

Главный зал вскоре был заполнен, буфет и стойки с шампанским расставлены в комнатах для приемов на первом этаже, где набилось полно людей. Музыка тонула в приглушенной болтовне четырехсот человек, которые циркулировали между буфетными стойками, здоровались друг с другом, разыскивали фотографов. Стивен, пожимая всем подряд руки, уже не пытался расслышать имена; Мэкстон представлял важных гостей по мере их прибытия, и конечно, он оказался поблизости, когда, опираясь на руку высокого красивого мужчины, прибыла главная гостья.

Мэкстон шагнул вперед, взял ее руку, унизанную брильянтами, и поцеловал.

– Нетти, моя дорогая. Вы сногсшибательно выглядите! Пойдемте, я вас представлю.

Анжела увидела, как приближается эта женщина. Она была не просто красива. Там собралось так много прекрасных женщин, изысканно одетых и увешанных драгоценностями, что Анжела потеряла им счет. Но эта была особенная. Крошечного роста, она создавала вокруг себя особое пространство. Она все время оказывалась в центре внимания. Темные волосы с одной светлой прядью у левого виска, правильное лицо с огромными голубыми глазами, розовые, чуть вздернутые губы, на которых появилась очаровательная улыбка, когда она подошла к Стивену.