Ральф Мэкстон любил читать газеты лежа в постели. Мадлен пристроилась рядом и гладила его бедро, чтобы привлечь к себе внимание. В газетах ее интересовали только светские сплетни.

– Перестань, милая, – рассеянно сказал он. – Все равно не заставишь журавля снова нырнуть в колодец...

– А вот и заставлю, – захихикала она.

Он уже был готов подтвердить ее способности. Или свои способности, подумал он и улыбнулся своей остроте.

Потом он увидел заголовок и фотографии. «УБИЙСТВА НА СВАДЬБЕ У МАФИИ». Фамилия Фалькони, напечатанная жирным шрифтом, бросалась в глаза. Он стряхнул с себя Мадлен и схватился за газету. Он даже не слышал ее возмущенных протестов.

– Замолчи, ради Бога, замолчи...

Она с обиженным видом села в постели.

– Что случилось? Ну и пожалуйста. Пойду приму ванну. Подавись своей дурацкой газетой!

Он ничего не замечал. Он снова и снова перечитывал сообщение об убийстве главаря банды Альдо Фабрицци и человека, который только что обвенчался с его дочерью, Кларой, вдовой знаменитого мафиози Стивена Фалькони. Полицейские, расследовавшие дело, говорят о мести одной банды другой и предсказывают войну за наследство Фабрицци между соперничающими кланами.

Мэкстон встал. Он позвонил вниз и заказал другие американские газеты. Через час они с Мадлен собирались на лыжную прогулку. Они устроили себе очень удачный короткий отдых в Валь-д'Изер, с лыжами и без лыж, и до этого мига он был уверен, что счастлив и что жизнь прекрасна. Уютные встречи Рождества в Англии, по выражению Мадлен, предназначены строго для пижонов. Он не говорил ей, почему его так смешит это выражение, чтобы она не перестала его употреблять.

Он посмотрел на фотографию. Та, щадя зрителя, была не очень отчетливой. Кто-то набросил пальто на труп на переднем плане; видны были только торчащие из-под покрова ноги. Другой труп лежал поодаль, на ступенях церкви, частично заслоненный столпившимися людьми.

Мэкстон сел, положив газету на колени. Звук льющейся воды в ванной умолк, и появилась Мадлен, завернутая в полотенце.

– Милый, что случилось? – спросила она. – У тебя ужасный вид.

Мэкстон поднял голову и посмотрел на нее.

– Негодяй, – медленно проговорил он.

– Кто? Что такое? – Она подошла и села рядом. Взяла в руки газету. – Это убийство в Америке? Тебе-то что до этого? И кто негодяй?

Он забрал у нее газету и продолжал, словно разговаривая сам с собой:

– Он даже не разведен с той – это двоеженство. Он обманул ту несчастную идиотку и ее тоже...

– Я одеваюсь, – объявила Мадлен. – Мы опоздаем.

Он больше ничего не сказал. Принял душ, переоделся в лыжный костюм, и они не опоздали. Но она знала, что каникулы придется прервать. Женщины, которые живут за счет мужчин, инстинктивно чувствуют в них перемену настроения. А Мэкстон даже не пытался притворяться. Он, правда, вел себя очень мило: смягчил удар тем, что повел ее по магазинам. Она слегка наказала его за нарушение планов, потратив больше, чем он рассчитывал, но ему, казалось, было все равно. Они уезжали каждый своей дорогой, и в аэропорту она поцеловала его.

– Я тебя люблю, – сказала она. – И нам было весело, правда?

– Очень весело, – подтвердил Мэкстон. Она была очень хорошенькой в лисьей шубке с большим капюшоном, завязанным под подбородком. У нее не будет недостатка в мужчинах, которые бы заботились о ней, пока в ней жива способность ублажать их и выкачивать из них деньги. И говорить всем, что любит их, так же как любит его.

На месте сердца у нее пустота, величиной с кулак, не меньше. Он поцеловал ее и посадил в самолет, отправлявшийся в Париж. Сам он вечером улетал в Ниццу.

Американские газеты сообщили об этой истории со всеми подробностями, а если бы ему требовалось доказательство, то в «Нью-Йорк таймс» была фотография Клары Фалькони. Он сразу узнал ее. Та самая темноволосая итальянская красотка, которую он видел в казино во время медового месяца, только старше, строже. Так значит, Фалькони инсценировал свою смерть, чтобы сбежать. Он женился на Анжеле при живой жене. Новый ребенок тоже будет незаконным, как Чарли.

Неудивительно, что он взял фамилию Лоуренс. Неудивительно, что не хотел фотографироваться в казино. Он лгал Анжеле, Мэкстон в этом не сомневался. Эта внезапная поездка в Марокко оказалась очень кстати, в прессе как раз должна была разорваться кровавая бомба. Он, наверное, знал... Его отец был упомянут в списке гостей, которые ничего не видели и не узнали убийц.

Omerta. Круговая порука, ее принимают те, кто отрицает законное правосудие. В одном из сообщений кратко говорилось, что невеста упала в обморок и ее отвезли в больницу.

Мэкстон поехал в казино. Начиналась работа. Он все проверил, проследил за реконструкцией и расширением гардеробных. Ничто не выдавало его внутреннего смятения.

Теперь он может сказать правду себе самому. Он освободился от самообмана. Он ненавидит Стивена Фалькони, и не потому, что тот – гангстер, а потому, что он обладает единственной женщиной, которую Мэкстон когда-либо в своей жизни любил. Стивен завладел ею с помощью обмана и лжи. Она морально не принадлежит ему, Мэкстон всегда это чувствовал. И по закону она ему не жена. Мэкстон не мог ничего сделать и решить до рождения ребенка. Но у него была надежда, а надежда породила отчаянную решимость. Он выполняет свой долг перед хозяином. Он заслуженно получает большой оклад и оправдывает доверие Стивена. Но он будет ждать. Он прекрасно знает, что такое выдержка и терпение. Недаром он один из лучших игроков в покер своего времени.

– Ты выглядишь лучше, – сказал Джо Нимми. – Мы рады это видеть.

– Прошло много времени, – сказал Виктор Джамбино. – Нам было жаль услышать о смерти вашей матери. Но может быть, для нее это было лучше, чем такая жизнь.

Они все собрались в гостиной у Альдо. Они пришли выказать свое уважение его дочери. Она понесла двойную утрату: умерла ее мать. И сама она только месяц как выписалась из больницы.

Выглядит она плохо, но что еще я мог сказать? – спрашивал себя Джо Нимми. Она была бледна и худа до прозрачности. Но ей лучше. Вышла из больницы и вернулась в родительский дом. Она сидела в отцовском кресле. Вся в черном, выделяется только бледное лицо и жуткий мазок ярко-красной помады на губах. Как будто кровь пила. Джо считал, что неуместно красить губы по такому случаю. Он возглавил делегацию, пришедшую повидать ее и предложить ей помощь, если нужно. И дать совет. Разумный, трезвый совет женщине, у которой нет мужчин, чтобы направлять ее. Совет, которому ей придется последовать, потому что они не хотят неприятностей. Эти чертовы газеты уже осипли орать о войне кланов, что должна разразиться на улицах. Не было никакой войны. Все уладили мирным путем. Территории Фабрицци разделили, пока Клара лежала в больнице. Все прошло гладко. У ее матери был удар; всем было жаль ее. Ее парализовало, отнялся язык. Ее навещали в больнице, приносили ей цветы.

Альдо похоронили по всем правилам, и родственники Сальвиатти похоронили своего сына рядом с ним. Уличное движение останавливалось, чтобы пропустить похоронные процессии, на старой родине разыскали несколько родственников Фабрицци, их усадили в машину главных плакальщиков, потому что жена и дочь были больны и не могли присутствовать на церемонии. Цветы были роскошные. Все собрались в церкви и на кладбище: главы «семей», многочисленные представители от Флориды, Чикаго, Детройта, все боссы Нью-Йорка. Вытирали слезы, когда гробы опускали в землю и кропили святой водой. Все было сделано честь честью, с уважением и торжественностью, которые пристали человеку такого ранга, как Альдо. Жаль, что пришлось его убрать, но он сам виноват. Никаких личных чувств, никакого удовлетворения, никакого сведения счетов не было. Только деловая необходимость, все они понимали, что дело – это самое главное.

Клара сидела сложив руки. Она оглядывала посетителей, одного за другим. Джо Нимми, старый друг отца еще с уличных дней. Его племяннице дали приют в этом самом доме. Джамбино, боссы Бруно, главы более мелких «семей». Лука Фалькони не пришел. Он болен, сказали ей. Брат Стивена Пьеро тоже отсутствовал, он уехал из города по делам. Был только двоюродный брат, Сполетто.