Клара отдала последние распоряжения в родительском доме. Она оставила присматривать за ним горничную, у которой были два сына и муж-лежебока, притворявшийся, что у него больное сердце, всякий раз, когда речь заходила о работе. Клара давно бы выставила его за дверь, но отец испытывал к нему слабость. Когда-то он был мужик что надо, говорил Альдо и не желал слушать никаких жалоб на него. Клара из уважения к Альдо оставила семью в доме.

В собственном доме из коричневого кирпича она не была с самого дня свадьбы. Настоящее испытание выдержки. Что, если она придет туда, а там ее ждет Альдо, как в последнее утро его жизни? Ждет, чтобы свести ее по лестнице к машине, убранной шелковыми лентами. Она отчаянно злилась на себя, презирала за суеверность. Это просто нервы, короткий звонок смерти, при шедший из тех кошмаров, от которых она кричала в больнице.

Она выпила очень крепкий виски и поехала к себе. В доме было очень тихо, жалюзи опущены. Не было горничной, которая вышла бы навстречу, внеся хоть какое-то оживление. Она ушла от Клары после трагедии. Она не считала, что чем-то обязана Кларе. Как тихо, подумала Клара. Но Альдо нет. Нет призрака в углу. Стакан виски прогнал его. Она засмеялась и услышала странное эхо, которое напугало ее.

– Давай-давай, продолжай в том же духе, – сказала она себе, – и отправишься снова в Портчестер, а не в Париж... ради Бога, держи себя в руках... и хватит пить. Тебя же предупреждали!

Она подняла жалюзи; солнечный свет тотчас же хлынул в окна. Она провела пальцем по крышке стола, где лежали журналы двухмесячной давности. Палец оказался в пыли. Она глубоко вздохнула. Никаких призраков. Только воспоминания, и все они горькие как желчь.

Жизнь со Стивеном в первые годы. Ее рушащиеся надежды на материнство. Месяц за месяцем кончался слезами. Супружеские объятия без любви в последние годы, когда она изнывала по нему, а он только выполнял свои обязанности. Ссоры, уходы, когда он оставлял ее и она знала, что он пошел по бабам.

Ревность, которой она мучила себя. Последний безумный поступок, продиктованный злостью, – когда она отказалась идти с ним на обед, он пошел один и встретил женщину, чье имя произнес в их первую брачную ночь. «Анжелина». Она схватилась рукой за щеку, будто ее ударили. Он ударил ее тогда, она помнит. Даже сказала об этом О'Халлорену. Он дал ей пощечину, когда она назвала ту бабу шлюхой.

Она открыла отчет и стала его читать. Все из-за той женщины. Словно какая-то зловещая фигура греческой трагедии она время от времени выплывала на сцену жизни Стивена из-за кулис и разрушала Кларино счастье. Встала из гроба и забрала его. Этот кровавый круг измены, мести и, наконец, смерти начался с нее. И ею закончится. Уж Клара позаботится об этом сама. Не то что тогда, с француженкой, которая увела от нее Стивена. С тех самых пор Клара ни разу не подумала о той женщине. Но сейчас воспоминания заставили ее улыбнуться. Клара чувствовала, что ее обуяла жестокость, пьянящее чувство власти. Француженка заплатила за то, что побывала в постели со Стивеном.

Папа тогда постарался. Только и нужно было позвонить по телефону и сказать несколько слов рыдающим голосом – и вот она изувечена, чуть не убита.

Но тогда, чтобы потешить ее гордость, хватило газетной вырезки. Теперь же, когда Альдо умер, она должна справляться с такими проблемами сама.

У нее есть деньги. Она так богата, что может заплатить любую цену за то, чего хочет. К тому же агентство приносит доход. Она правильно сделала, что выбрала О'Халлорена. Она подумала о нем. Он оказался как раз таким мерзавцем, каким, она тогда угадала, он и должен был быть. И таким продажным, каким она сделала его. Нет ничего хуже, чем фараон, вступивший на дурную дорожку. Слава Богу, от него есть толк: он набрал людей, не имеющих отношения к «семьям». Агентство было под ее началом, но там работали люди, ничем никому не обязанные, кроме подставного лица, платившего им. Она потянулась к телефону, взяла трубку. Она не разговаривала с агентом с того дня, как он вернулся в Нью-Йорк. Он присылал цветы в больницу. Она об этом не знала, кто-то ей сказал. Она была слишком больна, чтобы интересоваться этим. До настоящего момента. Теперь, прочитав отчет, она начала строить планы. Подошел его помощник.

– Мистера О'Халлорена, – сказала Клара. – Какая разница, кто спрашивает? Позовите его!

– Майк? Да, это я. Со мной все в порядке. Да, видела. Вы хороша поработали. Как дела с шантажом? – Она засмеялась, услышав, что он удивленно выругался. – Все нормально? Не сомневаюсь. Вы должны ввести меня в курс дел. Я вылетаю завтра. В Париж. Да-да, в Париж. Хочу там немного пожить. И хочу, чтобы вы тоже приехали. Я остановлюсь в «Криллоне». Приезжайте в четверг, хорошо? Нам о многом нужно по говорить.

Тишина окутала ее как саван. Она села на кровать, надел; туфли. Продам я этот дом, подумала она. За него хорошо заплатят. Когда вернусь, буду жить в папином. Я сумею вести его. Она нарочно подумала «когда», а не «если». Они от нее избавились, Нимми и остальные старые друзья, которые приговорили ее отца к смерти. Она сама исполнит свой долг чести. Нужно только время. Решимости ей не занимать.

– Милый, – встревоженно сказала Анжела, – а ты уверен, что это безопасно?

Стивен обнял ее.

– Уверен, – сказал он.

Они готовились к гала-вечеру в казино в начале нового сезона. И он разрешил свободный вход фотографам из газет. Это ее обеспокоило.

– Если твой снимок попадет в Америку... почему ты теперь не боишься, ведь в прошлом году это было опасно? Он усадил ее к себе на колени.

– А ты стала тяжелая, – сказал он. – Знаешь, я уже волнуюсь.

– Не увиливай, – сказала она. – Зачем ты рискуешь, Стивен? Стоит ли?

Теперь она должна узнать, решил Стивен. Это случилось уже давно. Я могу смягчить новость, сделать ее не такой сокрушительной.

– Клара теперь нас не тронет, – мягко сказал он. – Ее отец умер. Семейное дело разделено. Я разговаривал с братом, и больше мы не будем тебя тревожить.

– Почему ты мне не сказал? – спросила она.

– Потому что это случилось, когда мы были в Марокко. Ее отец ошибся. Людям не понравилось то, что он хотел сделать с нами. И теперь... все кончено.

– Он умер? – спросила она.

Он кивнул.

– Не думай об этом. Нас это не касается.

– А что случилось с ней? – спросила Анжела.

– Ничего. Уехала на длительный отдых. Ей дали понять, что так надо. Никаких проблем. Она поняла. – Он прижал ее к себе. – Я не говорил тебе, – продолжал он. – Я знал, что тебе это будет неприятно. Ты была на четвертом месяце. Я не рад этому, можешь мне поверить. Это больше не относится ко мне. Я сделал свой выбор на Рождество и больше никогда не вернусь туда, даже мысленно. У нас есть наша жизнь здесь, наш сын, наш будущий малыш. И вот что я тебе скажу, дорогая моя. Я должен возместить тебе то, что с мальчиком ты осталась одна. С этим малышом ты у меня будешь принцессой.

Анжела позволила ему обнять себя. Опасности больше нет, больше не надо прятаться. Но за это пришлось заплатить. Не могу об этом думать, сказала она себе. Не знаю и не желаю знать больше того, что он мне говорит. Это легко сказать, когда он рядом и я чувствую, как нужна ему. Вот когда я одна или просыпаюсь ночью, тогда все по-другому...

– Я бы хотела родить дома, – сказала она.

– Ни в коем случае. – Он был непреклонен. – Ты поедешь в клинику, у тебя будут лучшие врачи, лучший уход. Мы не можем рисковать. А теперь иди и отдыхай. И ни о чем не беспокойся. Обещаешь?

– Обещаю, – сказала она.

Он продолжал обнимать ее.

– Я тебя очень люблю, – сообщил он. – Иди, ложись. Я разбужу тебя, когда вернусь.

Она заснула, сама того не желая, и проспала дольше, чем собиралась. Природа сама помогала ей сдержать данное ему обещание. Не волноваться, не думать.

Она пробудилась уже после полудня, и телефон у ее постели звонил. Она сонно ответила. Звонили из Англии.