— Как оказалось, выполнить ваше поручение, ваше величество, невероятно сложно, — ответил Сперанский. Он уже не был невозмутим, скорее, сконфужен. — Я так понимаю, условие, что врач должен быть русским, обязательно?

— А в чём проблема? — я нахмурился. — В Российской империи нет ни одного русского врача? Вы же понимаете, что под «русский» я подразумеваю человека, который родился и вырос здесь, а не нанят на службу неизвестно из какой страны.

— Я это понимаю, ваше величество, вот только… При дворе нет никого, кто соответствовал бы этому требованию, — вздохнул Сперанский. — Все лейб-медики прибыли к нам из разных стран.

— Да вы издеваетесь! — прошипел я и снова посмотрел на Сперанского. — И что же ты сделал, чтобы выполнить поручение?

— Я отправил письмо с курьером Политковскому Фёдору Герасимовичу, ординарному профессору и декану медицинского факультета Московского университета. — немного помявшись, ответил Михаил, — с распоряжением выслать нам навстречу врача поспособнее. Мы его можем подождать здесь, если хотите, но можно встретить его по дороге.

— Нет, откладывать поездку мы не будем, — решительно проговорил я. — В любом случае в самой Москве у нас больше шансов найти грамотного врача, который сумеет определить, что с нашими дамами происходит. А сейчас зови Мертенса. Мне нужно понять, он выйдет отсюда, оставшись губернатором, или я его сниму к чёртовой матери.

Дверь отворилась, и в кабинет вошёл Илья, притащивший кофе. Это было то, что сейчас необходимо. Сделав глоток, я поставил чашку на стол и сел, ожидая Мертенса.

На этот раз разговор с Тверским губернатором был гораздо продуктивнее, чем абсолютно все, что происходили до этого дня. Он наконец-то принёс мне реалистичный план по улучшению города. И этот план включал в себя дороги, довольно примитивные ливнёвки в виде канав, в которые будет стекать вода, но пока хотя бы такие. Также план предусматривал несколько пожарных колодцев по одному на каждый район города. Да, Мертенс додумался где-то раздобыть Архаровскую схему градоустройства и включил её в план улучшений. Сюда входило несколько учебных заведений.

— А вы прямо революционер, Василий Фёдорович, — я откинулся на спинку стула и теперь внимательно разглядывал его. — Женская гимназия?

— Я довольно часто получал прошения от наших барышень… — начал мямлить Мертенс.

— Признайтесь, вы поговорили с её величеством Елизаветой Алексеевной? — вкрадчиво спросил я его. — Василий Фёдорович, в этом нет ничего постыдного. Но мне нужно знать, вы сами пришли к столь замечательным выводам или вам подсказали? Потому что мне нужно знать, вы представляете себе объём предстоящих расходов или же доверитесь случаю.

— Я вас не понимаю, ваше величество, — он перестал мямлить и посмотрел на меня.

— Что же здесь непонятного, Василий Фёдорович? — я чуть подался вперёд и теперь говорил жёстко. — Эпоха, когда выделяли сколько-то денег на что-то, закончилась. Я принимаю этот план. Он вполне разумен и для первичных усовершенствований вполне подойдёт. А теперь мне нужен будет точный расчёт, сколько будет стоить то или иное новшество. С обязательными договорами, заключёнными городом с теми людьми, кто возьмётся делать ту или иную работу. Это понятно? Будет точный расчёт с прикреплением всех необходимых документов, я подпишу указ после проверки, и вам выделят именно столько денег, сколько будет указано в расчётах. Ещё раз: деньги будут выделены только после проверки, чтобы исключить подлог. А потом крутитесь, как хотите, но всё должно быть выполнено точно и в срок. И вот за это я спрошу именно с вас, господин губернатор.

— Как-то это… — Мертенс потёр лоб, — странно и непривычно, ваше величество.

— Ничего, привыкнете, — отрезал я резко. — Я тут прикинул, когда сидел в одиночестве и меланхолии, вызванной дождём и хмарью, если мы исключим взяточничество и разворовывание казны больше чем на две трети, то налоги можно будет не повышать резко и бестолково. И бюджета хватит на то время, которое уйдёт, чтобы разработать наконец нормальную систему налогообложения.

— Я не беру… — Мертенс вскочил, горя от возмущения.

— Сядьте, — холодно произнёс я, хлопая ладонью по столу. — Если вы не берёте взяток, это не значит, что их не берёт кто-то другой, кому вы поручите в итоге делать дороги или закупать оборудование для женской гимназии. Если вы плохо меня расслышали, то я повторю: денег из государственной казны будет выделено ровно столько, сколько необходимо с минимальным увеличением суммы на обстоятельства непредвиденные и непреодолимые. Больше не будет так: вот вам сто тысяч рублей, постройте гимназию и откройте её через три года. Это понятно?

— Да, ваше величество, — выдохнул Мертенс и сел на свой стул, словно ему ниточки перерезали.

— Очень хорошо, Василий Фёдорович. Надеюсь увидеть вас в Москве с уже сделанными предварительными расчётами хотя бы городских дорог и канав для стока дождевых вод. — Мертенс прекрасно понял, что это означает конец аудиенции, и снова вскочил.

— Я прибуду в Москву со всеми необходимыми бумагами, — сказал губернатор напоследок и выскочил из кабинета.

Немного посидев, гипнотизируя взглядом чашку с недопитым кофе, я поднялся. Залпом допил уже остывший напиток и вышел в приёмную.

— Ваше величество, — Сперанский со Скворцовым вытянулись передо мной.

— Я хочу прогуляться. Мне нужно проветрить голову. Полагаю, небольшая поездка верхом за город подойдёт для этой цели, — сказал я, и Скворцов тут же сорвался с места, чтобы мне эту прогулку организовать.

Уже через полчаса мой небольшой отряд выехал за город. По правую руку от дороги раскинулось поле. Траву на этом поле не косили, а пасущиеся вдалеке коровы давали понять, что отдано это поле под выпас. Свернув с дороги, я немного проехал по полю, а потом соскочил с коня, вдыхая полной грудью тёплый летний воздух. Пахло разнотравьем, и возникло совершенно иррациональное желание упасть на траву и проваляться вот так с полчасика. Делать я этого не стал, а вот мундир снял, оставшись в тонкой шёлковой рубашке.

Бросив мундир сопровождающему меня Боброву, я просто подставил лицо солнечным лучам.

— Вы обгорите, ваше величество, — предупредил меня Юра.

— Плевать, — ответил я, и тут моё внимание привлекла ехавшая довольно далеко карета. Дорога после продолжительного дождя ещё не до конца высохла, но пыль под колёсами кареты уже начала подниматься. — Завтра уезжаем, — сказал я, и Бобров кивнул, показывая, что понял. — Кто это так спешит? — я указал на несущуюся по дороге карету.

— Я сейчас узнаю, ваше величество, — Юра быстро отошёл к одному из гвардейцев и отдал ему приказ. Я не расслышал, что Бобров говорит, да мне и не нужно было это делать. Что меня заставило останавливать эту злосчастную карету? Да чёрт его знает, любопытство, наверное.

А карета тем временем принялась замедлять ход уже самостоятельно до того момента, как двое гвардейцев приказали вознице тормозить. Из кареты выглянул высокий, худощавый, темноволосый мужчина. Я стоял за своим Марсом, и меня было плохо видно. К тому же мужчина, похоже, решил, что это приятели — офицеры решили размяться. Пикник захотели устроить, правда, без пастушек. Иначе как объяснить, почему он вообще решил остановиться?

— Прошу прощения, господа, можно обратиться к вам с вопросом? — он говорил по-французски.

— Вы говорите по-русски? — вперёд вышел Бобров. Он передал мой мундир одному из гвардейцев, покосившись при этом на меня.

— Очень плохо, — признался мужчина. — Да, разрешите представиться, Граф Иоанн Каподистрия. Я являюсь секретарём законодательного совета Республики Ионических островов. Мне передали, что я должен приехать в Москву на коронацию его величества императора Александра, как, впрочем, и все другие служащие посольств и государственных служб, за границей представляющие Российскую империю.

— И что же вы хотите у нас узнать, господин Каподистрия? — я вышел из-за коня и приблизился к карете.

— Я хочу узнать, кортеж императора и он сам всё ещё в Твери? Хотя, конечно, в Твери, вы же здесь, а я не думаю, что в этом городе остановился гвардейский полк, — быстро проговорил Каподистрия. Мы с Бобровым посмотрели друг на друга. В его взгляде читалось удивление.