— Ваше величество, — пролепетала бледная княгиня. — Я не…

— Ну что вы, дорогая Екатерина Павловна, не благодарите меня, это такая малость на самом деле, не стоит даже упоминания, — я похлопал её по тылу кисти и отпустил холодную ручку. — А теперь давайте уже наконец послушаем стихи, мы же все здесь за этим собрались, не так ли?

— Чтобы жить в Кремле, его нужно капитально переделывать, — сказал я, вытирая остатки мыльной пены с лица после бритья. — И я пока не вижу в этом никакой необходимости. Тем более что мы уже через неделю двинемся обратно в Петербург.

— Вы пытаетесь меня убедить, ваше величество, что Кремль не годится для жилья? — Илья стряхнул несуществующую пылинку с парадного мундира и подошёл ко мне, чтобы помочь одеть его.

— Я пытаюсь успокоиться, — подойдя к зеркалу, посмотрел на себя. М-да, что-то бледноват слегка. И хорошо, что я настоял на тёмном мундире. Иначе был бы похож на моль белую. — Сколько приёмов нам с Елизаветой придётся сегодня посетить?

— Пять, — мне ответил Сперанский. — Закончить нужно будет в Останкине у графа Шереметьева. Говорят, что граф готовит нечто грандиозное. Там же её величество должна будет выбрать победителя в шуточной битве фейерверков и наградить его своим портретом.

— Ну что же, считаю, что это вполне приемлемо, учитывая, сколько сэкономила казна на этих балах. — Я ещё раз посмотрел на себя в зеркало. Никогда не думал, что буду так нервничать. Вдобавок ко всему меня слегка пошатывало после всенощного бдения.

— Ваше величество, — в комнату вошёл Ростопчин. Главному распорядителю сегодняшних торжеств было позволено входить в последнюю неделю перед коронацией без доклада. — Строганов Павел Александрович и Демидов Николай Никитич просят принять их.

— Сейчас? — я развернулся и так посмотрел на Ростопчина, что, он даже попятился. — Они в своём уме? А вы?

— Ваше величество, умоляю вас, примите их. Речь идёт о коронах. — И Ростопчин сложил руки в молитвенном жесте.

— А что не так с коронами? — я продолжал разглядывать Ростопчина. — Решили же всё уже. Мне прекрасно подойдёт корона Петра второго. Всё равно мало кто знает, как она выглядит. А Елизавета Алексеевна вовсе не против короны Екатерины Алексеевны. Их всё равно один раз надо надеть. Да и времени нет что-то своё изготовить.

— Да, но, кажется, найден выход из положения. — Ростопчин вздохнул. — У Строгановых прекрасные художники имеются среди крепостных и даже ювелиры. Их обучали лучшие мастера Франции и Италии. А у Демидовых прекрасная коллекция драгоценных камней…

— Так, понятно, они сумели за довольно ограниченное время сделать две короны, мне и Елизавете Алексеевне, — я задумался. — Что они хотят получить взамен?

— Заветная мечта Демидовых — это титул. Любой, главное, чтобы наследный. И что уж тут говорить, ваше величество, уж кто-кто, а Демидовы его заслужили. — Ответил мне Сперанский.

— В том-то и дело, что Николай Никитич сейчас не за себя радеет. Он же зятем Павлу Александровичу приходится. А граф Строганов уже сон потерял, в догадках теряется, что сделал не так чтобы в немилость впасть. Я как раз при нём сетовал, что горе от потери родителя так повлияло на вас, ваше величество, что мысль о коронах вылетела из головы. Да и не подсказал почему-то никто. А когда схватились, то поздно уже было. — Ростопчин всплеснул руками.

Я же смотрел на него, не понимая, что сейчас делать. Да не знал я про эти проклятые короны. Стереотип в башке сидел про корону Российской империи. Даже сразу Ростопчину не поверил, пока меня даже не в сами короны, а в журнал с эскизами корон всех императоров и императриц носом не ткнули. Их же рисовали сначала, потом показывали, утверждали, и только после этого делать начинали. Обмерив голову перед этим, чтобы на уши не съезжала, или на макушке не шаталась.

— Откуда у них наши мерки? — наконец, спросил я, просто чтобы хоть что-то спросить.

— Так, шляпы и вам и Елизавете Алексеевне шьют, — пожал плечами Ростопчин.

— Хорошо, что хочет Строганов? — он не впадал в немилость. Я вообще его не видел ни разу.

Сашка в своём дневнике вскользь упомянул, что Паша его чем-то расстроил. О чём речь шла, в дневнике не упоминалось, и я не мог знать, в чём была причина размолвки закадычных дружков. Но судя по всему, Сашка уже остыл к моменту убийства Павла, и должен был приблизить Пашу к себе. Но это Сашка, а я до сегодняшнего дня знать не знал о Строганове. Слышать, слышал, конечно, но знаком не был. А бедняга уже, похоже, навоображал себе всякого.

— Поговорить с вашим величеством. Он просил об аудиенции, но ответа не получил, и ничего более не придумал, как сделать подарок на коронацию и лично вам в руки вручить, — пояснил Ростопчин. Я же перевёл задумчивый взгляд на Сперанского. Тот только руками развёл. Понятно, через него запрос на аудиенцию не проходил. Скорее всего, Павел Строганов по привычке через Марию Фёдоровну решил действовать, но это был плохой вариант, один из самых худших.

— Сколько у нас времени? — спросил я, быстро просчитывая в уме варианты.

— Через час выезжаем. — Ответил Ростопчин, знающий по секундам, что, когда и как будет проходить.

— Пригласите Строганова и оставьте нас наедине. — Я принял решение. В принципе, мне всё равно нужно этот час куда-то деть, потому что я уже собрался. Лучше уж поговорить и решить что-то насчёт корон, чем круги по комнате нарезать, накручивая себя ещё больше.

Сперанский с Ильёй сразу же потянулись на выход. Мой личный слуга Кириллов немного задержался, притащив откуда-то из боковой двери кофе, после чего выскочил из комнаты. Последним вышел Ростопчин. Он постоянно оглядывался на меня, но я был непреклонен и не предложил ему остаться. Дверь за ним ещё не закрылась, когда в комнату вошёл Строганов.

Павел слегка недоумённо огляделся по сторонам. Он вообще недоумевал, почему я готовлюсь к коронации именно здесь, в старом дворце. Я же не отказал себе в удовольствии наблюдать, как из-за низкой притолоки каждый входящий в комнату вынужден был кланяться.

— Почему вы остановились именно здесь, ваше величество? — Строганов не удержался от вопроса, когда все положенные приветствия уже прозвучали.

— Захотелось, — ответил я, разглядывая его.

— Почему-то я так и подумал, — он вздохнул. — Вы позволите мне и Демидову Николаю Никитичу преподнести вам и её величеству короны?

— О чём вы хотели поговорить? — я не ответил ему, задав интересующий меня вопрос.

— Я хотел узнать, в чём причина вашей немилости. — Ответил Павел, поджав губы. — Мне казалось, что вы, в конце концов, поняли, что я вам пытался донести. Или вам настолько не понравилось, что я призвал к себе на помощь Новосильцева? Но я просто не знал, как можно убедить вас в том, что опыт французской революции и последующих во Франции преобразований, не подходят для Российской империи! — добавил он запальчиво.

— Вам не кажется, граф, что вы слишком откровенны? — я разглядывал его с любопытством. Саша не испытывал негативных чувств к родственнику Строганова — Новосильцеву. Да и к самому Строганову, если разобраться тоже. Как Павел умудрился так себя накрутить? Но Строганов молчал, тогда я добавил. — Почему вы так уверены в своей правоте?

— Вы же знаете, что моим гувернёром был Жильбер Ромм? Он был ярым якобинцем и часто брал меня на все эти встречи… Я видел Робеспьера, Дантона… Они могли быть очень убедительны. Да что уж там, разве вы не помните, как мы оба называли себя якобинцами?

— Мы были детьми, — прервал я его спокойным голосом. — Отроками, которые, кем только себя не называли. У нас просто не было мозгов в то время. Уверяю вас, Павел Александрович, до определённого возраста мозгов нет ни у кого, так что это в какой-то мере нас извиняет.

— Значит, вы оставили безумную идею брать за основу будущих реформ те, что использовали французы? — Строганов тихонько выдохнул. Я же смотрел на него с весёлым изумлением. Интересный тип. Называет себя якобинцем и совершенно это не скрывает, и в то же время категорически против чего-то подобного в России. Или боится потерять Строгановские миллионы? Причина на самом деле весьма уважительная, что уж там.