— Александр, это возмутительно! — вдовствующая императрица решительно направилась в мою сторону. — Вы сами ничего не едите, чем вызываете беспокойство у всех своих родных, так ещё и решили нас всех начать морить голодом?

— Вы преувеличиваете, матушка, — я поморщился. Начинается.

А ведь я всего лишь запретил подавать на стол ту еду, которая совпала с той, что ел Кочубей. Вообще сегодняшний завтрак можно было назвать довольно аскетичным, если сравнивать с тем, что подавался на стол каждое утро. Собственно, я велел оставить овсяную кашу, хлеб, масло, пару сыров и мёд. Ну ещё какие-то бублики. Всё. А нет, не всё. Сашка, кроме всего прочего, обожал фрукты, и их подавали на стол всегда. Я не стал менять эту весьма полезную традицию, так что ещё на столе были разные ягоды, яблоки, груши и сливы. Вот теперь точно всё.

Я ждал, когда же мне начнут предъявлять обвинения. Всё утро ждал и наконец дождался. Долго же вдовствующая императрица в себя приходила, даже неожиданно, если честно.

— Александр, вы можете нам всем сказать, почему заставили нас сегодня практически голодать? — она заломила руки. Следом за матерью на крыльцо выскочил слегка возбуждённый Николай. — Вы оставили голодными даже не меня, я, как ваша мать, могу стойко переносить невзгоды. Вы оставили голодными ваших братьев и сестёр.

— Коля, ты сегодня остался голодным? — я тут же переключился на голодающего ребёнка.

— Нет, — Николай замотал головой. — Саша, я не доел эту противную кашу, потому что уже наелся. Я не хотел, правда-правда, — и он сделал шаг назад, метнув обеспокоенный взгляд в сторону матери.

— Я тебя не ругаю, Коля, — я улыбнулся краешком губ. — Просто хотел уточнить, наелся ли ты. Раз кашу не доел, значит, наелся, — и я повернулся в сторону матери, поджавшей губы. — Вот видите, матушка, я вовсе не морю своих братьев и сестёр голодом. И нет, я не планирую начать распродавать ваши фамильные драгоценности, чтобы Макаров смог ещё больше развернуться.

— Откуда вы… — она замолчала, прикусив язык, я же смотрел на неё теперь весьма жёстко.

— Макаров не просто так деньги получает, не правда ли? В следующий раз будьте осмотрительней, когда говорите нечто подобное.

Лиза смотрела на нас, прикрыв ладонью рот. Я совсем забыл, что она стоит здесь и ловит каждое наше слово. А моё противостояние с матерью, похоже, не закончится никогда.

— Вы разбиваете мне сердце, Александр, — она поджала губы и, резко развернувшись, ушла с крыльца. Я же потёр переносицу.

— Саша, а почему мама так говорит?

Я перевёл взгляд на взволнованного Николая: — Матушке не понравилось, что она сегодня была вынуждена завтракать так же, как и ты. Она тоже не любит кашу, — ответил я, вымученно улыбнувшись. — Ничего, разгрузка полезна для организма. А ты что здесь делаешь, да ещё и от Николая Ивановича сбежал?

— Я не сбегал, — Николай насупился, а потом вздохнул и подошёл ко мне поближе. — Мне Николай Иванович разрешил. Я хочу спросить, Саша, можно я с тобой поеду? В седле, — он скорчил умильную мордашку, глядя на меня умоляюще.

— Хм, — я задумчиво посмотрел на брата. — Ты уверен, что я поеду верхом?

— Я видел из окна, как Марсу подковы проверяют и седлают, — Николай продолжал смотреть на меня.

— Какой глазастый, надо же, — я улыбнулся. — Хорошо. Только мы поедем быстро, и если я увижу, что ты устал, то ты пойдёшь в карету без возражений.

— Хорошо, — Николай дёрнулся, чтобы уйти, но неожиданно для меня подбежал вплотную и обнял, прижавшись всем телом. И буквально через несколько секунд отскочил в сторону. При этом на его лице явно было видно смятение, словно ребёнок стеснялся этого порыва. Я же потрепал его по тёмным волосам и улыбнулся.

— Иди пока к брату и Николаю Ивановичу… — я не договорил, потому что с той стороны, где выясняли отношения офицеры, раздался возглас.

— Я же уже сказал, нет! Нет, господа! И это моё последнее слово!

— Так, беги, — обратился я к брату. — И уведи Лизу. Не хватало ей только выслушивать этих остолопов. Мне же здесь нужно кое с чем разобраться.

— Я должен увести Лизу? — Николай уставился на меня.

— Конечно. Мне некогда, а ты мужчина. Кто, кроме тебя, сейчас сможет о ней позаботиться и защитить в случае чего? — при этом я посмотрел на жену, неодобрительно посматривающую в сторону офицеров, и подмигнул ей.

Проследив, как Николай подходит к Елизавете и берёт её за руку, я развернулся в сторону спорщиков. Ко мне сразу же подскочил Челищев и пара гвардейцев.

— Кто это рядом с Кологривовым и Ермоловым? — спросил я у Челищева.

— Раевский Николай Николаевич, — тут же ответил Коля. — А второго, невысокого, я не знаю.

— Так давай познакомимся, — и я решительно направился к Кологривову. — Андрей Семёнович, что тут у вас происходит? Что вы такое делите, да так, что Елизавета Алексеевна была вынуждена уйти? — спросил я, останавливаясь в десяти шагах от спорщиков.

— Ваше величество, — Кологривов даже подпрыгнул, когда услышал мой голос. Он стоял ко мне спиной, и, похоже, моё появление стало для него неожиданностью, впрочем, как и для всех остальных, кроме того самого невысокого юноши, лет шестнадцати-семнадцати на вид.

— Так что же привело вам всех в столь волнительное состояние? — повторил я вопрос, нахмурившись, разглядывая притихших офицеров.

— Мы не знали, что нарушили покой вашего величества, — наконец выпалил Кологривов.

— Правда? — я развернулся и посмотрел на крыльцо. Действительно, с этого ракурса не было видно части крыльца. Его загораживала та самая колонна, которую я подпирал не так давно. Какая интересная слепая зона получается.

До Челищева, кажется, тоже дошло, что можно совершенно ненамеренно частично лишиться обзора охраняемой территории. Негромко выругавшись, он сделал знак, и к нам подбежал ещё один гвардеец. Бросив неприязненный взгляд на Кологривова, Челищев быстро отошёл от меня, а потом и вовсе перешёл на бег, придерживая на ходу ножны с саблей. Я проводил его задумчивым взглядом и снова повернулся к мнущимся офицерам.

— Андрей Семёнович, сейчас, когда мы выяснили, что вы не хотели побеспокоить своими воплями Елизавету Алексеевну, может быть, вы мне уже скажите, из-за чего весь этот сыр-бор? — произнёс я с нажимом.

— Ваше величество, это дело не стоит вашего внимания… — начал Кологривов, я же его прервал.

— Позвольте мне самому судить, стоит дело моего внимания или нет.

— Ваше величество, меня не хотят принимать в кавалергарды, — стоявший чуть поодаль юноша не выдержал и ответил мне вместо Кологривова.

— Ну куда ты собрался, Давыдов! — командир тех самых кавалергардов закатил глаза. — Ну не с твоим ростом ко мне идти. Ты же всех лошадей насмешишь.

Я смотрел на упрямо сжавшего губы парня. Он смотрел на Кологривова с вызовом, стискивая кулаки.

— Суворов Александр Васильевич сам наказал моему отцу, что мне дорога в кавалергарды, — проговорил Давыдов. — Он видел, как я держусь в седле, и не видел препятствия в моём росте для этой службы.

— А вы как считаете, Алексей Петрович, такое рвение заслуживает, чтобы его поощрили? — я повернулся к Ермолову, который вздрогнул и поднял на меня взгляд впервые с тех пор, как я к ним подошёл.

— Я о своей-то судьбе не осведомлён, ваше величество. Куда мне чью-то ещё решать? — проговорил он. Говорил тихо, но твёрдо. Понятно, хочет, чтобы его вернули на службу и боится отказа, но умолять не станет.

А ведь Ермолов один из тех, кто крепко попал однажды под раздачу. Уже не знаю, был он замешан в том заговоре или нет, но в ссылку отправился за компанию. И не в родное поместье, как это было в то время принято, а в Кострому на жительство. И ему почему-то даже в голову не пришло в удавшемся заговоре против Павла Петровича поучаствовать. Крепко, видать, влетело. По самые гланды впечатлений хватило.

— У меня дело есть для вас, Алексей Петрович. Очень важное и ответственное. Что скажете, если я вас назначу командиром небольшой армии, возьмёте тогда этого юношу в адъютанты? — я пристально смотрел на Ермолова, отмечая всю гамму чувств, пробежавшую по его лицу. Наконец в глазах будущего покорителя Кавказа застыла решимость.