— Кому ты пишешь письмо? — я решил сменить тему разговора.

— Маме, — ответила Лиза. — Я часто пишу маме, ты же знаешь. У нас весьма доверительные отношения.

— Я прошу тебя не делать этого, — на этот раз я даже не пытался скрыть лёгкое раздражение. — Я не хочу, чтобы сплетни о нас бродили по Прусскому двору и прочим немецким салонам.

— Саша, — она вскинула на меня изумлённый взгляд. — Что ты такое говоришь?

— Ты умная женщина, Лиза, и всё сама прекрасно понимаешь, — резко ответил я ей. — Я не могу исключить тот факт, что за этим мерзким покушением не стоят иностранные посольства. Не после того, как англичане по уши замарались в заговоре против Павла Петровича, который, в общем-то, ничего плохого им не сделал. И я не могу исключать, что все необходимые им сведения они не получили в том числе из ваших писем.

— Я в это не верю, моя мать не могла… — Елизавета вскочила. Её руки сжались в кулаки, а глаза засверкали.

— Я и не говорю, что твоя мать сделала это нарочно, но письма обычно не держат под охраной из неподкупных людей, — холодно ответил я. — Они могут попасть в руки кому угодно. А Ганновер всё ещё расположен неподалёку от владений твоего отца.

— Это начинает переходить все границы, Саша, — она вскинула голову и сложила руки на груди.

— Возможно. Но, Лиза, мы уже понесли невосполнимую утрату, давай не будем усугублять, — я сделал шаг к ней, но она побледнела и отступила. — Да в чём дело? В чём ты меня обвиняешь⁈ — я не выдержал и заорал. Этот многодневный игнор влиял на меня не самым лучшим образом. — Я очень хочу тебе помочь, но ты не даёшь мне этого сделать! Я быстро подошёл к ней и схватил её за плечи, грубо притягивая к себе: — В чём я виноват, Лиза?

И тут её прорвало. Она пару раз дёрнулась, попытавшись вырваться, но я держал крепко, и тогда она закричала.

— Это на тебя покушались, на тебя! Зачем мы ждём Макарова и этого ужасного Архарова, если и так всё понятно⁈ Если бы тебя не стремились убить, то наш ребёнок не пострадал бы!

Я даже слегка отшатнулся. Ничего себе! Вот это Лизу коротнуло! Она так сильно хотела этого ребёнка, что теперь обвиняет меня в его гибели просто потому, что я — это я. И, скорее всего, она была права, говоря про то, что покушались именно на меня.

— Лиза… — я притянул её к себе ещё ближе. Как же хорошо, что время тех жутких платьев уже прошло, и мне вполне удалось почувствовать её тело.

— Отпусти меня, — она снова забилась, и несколько прядей выпали из довольно сложной причёски. По лицу Елизаветы текли злые слёзы, и я не знал, как ей помочь вырваться из этой непрекращающейся истерики, в которую она погрузилась.

— Нет, — я выпустил одну её руку, обхватил затылок и грубо поцеловал. К счастью, она была достаточно высокой, мне не пришлось сильно наклоняться, в противном случае я вряд ли сумел бы её удержать.

Елизавета сопротивлялась. Она так отчаянно сопротивлялась, что, изловчившись, укусила меня за нижнюю губу.

— Чёрт подери, Лиза, — я зашипел и отпустил её голову, чувствуя во рту собственную кровь.

Внезапно она перестала вырываться, и, протянув свободную руку, дотронулась до губы, которая уже слегка припухла. Я отпустил её, но Лиза не спешила отходить.

— Саша, — она посмотрела на свои пальцы и моргнула, увидев на них кровь. — Господи, что я наделала? — вот только в её голосе раскаяния я не услышал. И тут Лиза меня удивила. Она сама обхватила мою голову и поцеловала.

Нежности не было. Более того, мне показалось, что она намеренно делает мне больно, чтобы заглушить собственную боль. В какой-то момент я перестал контролировать ситуацию. Не знаю, как мы дошли до дивана, но она толкнула меня на него. От неожиданности я упал и тут же перевернулся, навалившись на неё. Задрать её юбки было просто. Стянуть с себя штаны чуть сложнее, но я справился. Вот именно сейчас ей не нужна была нежность и прелюдия. Поэтому всё было жёстко, на грани с насилием. При этом я так и не понял до конца, насилием кого над кем.

Когда тело перестало содрогаться, я поднял голову, которую уронил Лизе на плечо, и огляделся. Твою мать, что мы только что творили⁈

Дверь приоткрыта, я стою перед диваном на коленях, уже начинающих побаливать, навалившись на распростёртое тело жены. Чуть слышно выругавшись, я посмотрел на Лизу. Нет, всё правильно. Её лицо немного разгладилось, и она явно вынырнула из той раковины, в которую забилась, оставаясь наедине со своим горем.

— Их величества заняты, — от дверей раздался громкий голос Скворцова. — Николай Николаевич, сядьте вот тут в кресло и дождитесь, пока его величество не сможет уделить вам время.

— Так может быть, ты сообщишь обо мне? — раздражённый голос Раевского заставил нас с женой переглянуться. Она захихикала, а потом зажала рот рукой. Я же вскочил и принялся суетливо приводить в порядок одежду.

— Нет, я не могу сообщить ни о вас, Николай Николаевич, ни о ком-либо другом, — Скворцов, похоже, грудью встал на защиту нашей интимной жизни. — Его величество приказал не беспокоить его, если речь не идёт о жизни и смерти. И я не собираюсь нарушать, в общем-то, совсем несложный приказ его величества.

— Саша, — прошептала Лиза, вскакивая с дивана и одёргивая платье, — я поняла, что ты говорил насчёт писем. Я пока ограничу переписку и поговорю с Юлией, чтобы она тоже воздержалась от подробных посланий матери.

— Хорошо, — я почему-то ответил ей также шёпотом. — Как подростки, ей богу, — промелькнула в голове слегка истеричная мысль. — Мне нужно идти. Я шагнул к ней и притянул к себе. — Мне можно будет сегодня прийти? — я не стал уточнять, что имею в виду её спальню.

— Да, — ответила Лиза решительно. Она долго на меня смотрела, а затем дотронулась кончиками пальцев до нижней губы. — Я сделала тебе больно.

— Ничего, это пройдёт, — ответил я, всё ещё не решаясь её отпустить.

— Я хотела сделать тебе больно, — внезапно прошептала она. Я только усмехнулся. Не буду ей говорить, что прекрасно понял её намерение. — Саша, я люблю тебя.

На этот раз я ничего ей не ответил, только долго смотрел в глаза, потом легко поцеловал, заставив себя перетерпеть дискомфорт в губе, и быстро направился к двери. Потому что если бы сейчас задержался, то мы бы ещё долго отсюда не выползли. Например, этот стол такой прочный и удобный на вид… И перед ним не надо стоять на коленях.

Выбросив из головы похотливые мысли, я решительно толкнул дверь. Скворцов резво отскочил и развернулся ко мне, поклонившись. Похоже, и правда стоял в дверях. И что помешало ему захлопнуть эту проклятую дверь? Звуки-то, что из комнаты раздавались совсем недавно, он никак не мог заглушить своей широкой спиной.

— Ваше величество, — сидевший в кресле Раевский вскочил и наклонил голову в коротком поклоне.

Я же бросил быстрый взгляд на Скворцова. Илья смотрел на меня прямо, и ничего прочитать по его невозмутимой морде было невозможно.

— Кто-то ещё искал встречи со мной или с её величеством? — быстро спросил я у помощника своего секретаря.

— Да, ваше величество. Приходил врач, Мудров Матвей Яковлевич, чтобы осмотреть её величество. Он понял, что вы очень заняты, и сказал, что не будет вам мешать и придёт попозже. Я закусил губу и тут же зашипел. Больно, вашу мать! — Больше никого не было. Николай Николаевич пришёл буквально пару минут назад. Более точно не скажу, не смотрел на часы.

— Это хорошо, — пробормотал я. — Спасибо, Илья. Да, оставайся здесь на тот случай, если её величеству что-нибудь понадобится. Повернувшись к Раевскому, указал на дверь: — Пойдёмте, Николай Николаевич, здесь не самое подходящее место для разговоров. Думаю, что можно немного прогуляться по парку. Погода просто замечательная и вполне располагает к прогулкам.

— Конечно, ваше величество.

Я вышел первым, Раевский последовал за мной.

Мы прошли в парк, раскинувшийся вокруг дворца. Я заложил руки за спину и шёл не спеша по дорожке. В парке было довольно много народа. Меня приветствовали издалека, не приближаясь. Всё-таки Василий Зимин и Юрка Бобров молодцы, сумели выдрессировать особо непонятливых, вбив в бошки, что государь сильно нервничать изволит, когда к нему кто-то приближается.