Дверь распахнулась, и в приёмную быстрым шагом вошёл Макаров. Он перевёл дыхание и остановился, глядя тяжёлым взглядом на Сперанского. Ага, всё-таки Александр Семёнович к этим двум имеет отношение!

— Лизонька, расскажи Ростопчину Фёдору Васильевичу про наш конфуз. Он человек шустрый, может быть, сумеет что-нибудь придумать за оставшееся время, — быстро проговорил я.

— Да, я так и сделаю, — Лиза наклонила голову, чтобы уйти, но я её остановил.

— Завтра княгиня Багратион даёт вечер, поговаривают, что на нём будет много литераторов. Не хочешь посетить его? Всегда интересно познакомиться с людьми, которые могут поспособствовать появлению в Российской империи хорошего образования.

— Это будет чудесно, — и она радостно улыбнулась. Мы настолько редко выделяли себе время для различных вечеринок, что даже вот такие незначительные стали уже Елизаветой восприниматься как праздник. Надо себе установку дать, что ли, хотя бы раз в неделю в люди выбираться. Главное, время на это где-то выкроить.

Елизавета выпорхнула из приёмной, а я кивком указал переминающимся с ноги на ногу мужчинам на кабинет.

— Ну что же, пойдёмте послушаем, что же привело Михаила Михайловича в столь нервное состояние.

— Знакомьтесь, ваше величество, Леонид Крюков. Архарову Николаю Петровичу известен больше как Лёнька-граф. Как по отчеству, если честно, не знаю, — Макаров развёл руками. Я же в это время разглядывал лицо Крюкова, стараясь не обращать внимания на заплывший глаз. Тонкие черты, тёмные волосы хорошо подстрижены, не заплывший карий глаз смотрит настороженно. Он явно не знает, что его ожидает, и именно это незнание заставляет вора нервничать. Ну что же, его действительно можно принять за графа, кем он и представляется за границей. Надо ещё послушать, как он говорит. Если речь правильная, то не зря он кличку свою получил.

— Ты отчество своё знаешь? — спросил я у Лёньки. Тот вскинулся и так уставился на меня, что, кажется, даже заплывший глаз приоткрылся.

— Иванович, — когда я уже думал, что он мне не ответит, прохрипел Лёнька. Он, похоже, кричал, горло сорвал, потому что другого объяснения его хрипу я не нахожу. Но так ведь именно он дверь открыл Мише, а заодно гвардейцам и архаровцам. Скорее всего, корешей предупредить хотел. — Я не приблудный, — внезапно добавил Лёнька. — Отец мой, Иван Григорьевич Крюков, младшим коллежским асессором был, при экспедиции иностранных дел служил секретарём и переводчиком. Его уже даже на присвоение потомственного дворянства подали, но тут мать померла от чахотки, и…

— И папа спился, — задумчиво ответил я за него. Лёнька только кивнул, недоумённо глядя на меня. — Сколько тебе было лет, когда на улицу попал?

— Тринадцать, — немного подумав, ответил Лёнька. — Меня сразу Маркиз приметил. Я же иностранные языки знаю, грамоте обучен. Да и морда, говорят, смазливая. Он меня в обучение взял.

— Понятно, — я повернулся к Макарову. — Именно поэтому вы на марвихеров настроились, Александр Семёнович?

— Среди них нет неграмотных, ваше величество. Чтобы в высшем обществе промышлять нужно хотя бы отдалённо напоминать дворянина. Или, на худой конец, чиновника с личным дворянством, — ответил Макаров.

— Н-да, такие кадры пропадают, — я задумчиво потёр подбородок. — Но как быть с их страстью к воровской романтике? Опять же «свобода» и подобные бредни, которые им сызмальства вбивают в головы… Ладно этот, с ним ещё можно поработать, он уже в таком возрасте к ним попал, что… — я замолчал и снова осмотрел настороженно следящего за каждым моим движением вором.

— Нужно просто сделать такое предложение, от которого они не смогут отказаться. Если к полевой работе не будут годны, то хотя бы как учителя в моей школе сгодятся, — и Макаров расплылся в блаженной улыбке. Вот же помешанный человек! Но это он, конечно, хорошо придумал, знать бы только, как на этих людей можно повлиять. — Собственно, поэтому я и попросил вас прийти и с Леонидом Ивановичем познакомиться. Возможно, именно вы, ваше величество, подскажете те самые слова, что заставят его отринуть воровскую жизнь и посвятить себя служению Родине.

— И всё-таки почему именно они? — я смотрел на Макарова вопросительно, стараясь понять его логику.

— Как показал пример Горголи Ивана Саввича, у наших дворян есть один маленький недостаток, — проговорил Александр Семёнович, не отводя пристального взгляда от нервничающего всё больше Лёньки. — Они частенько начинают ощущать неуместную щепетильность, коя способна навредить тщательно продуманному делу. Я ведь половину писем у мадемуазель Шевалье не нашёл; она успела их сжечь, пока я прибежал к ней в дом, терзаемый странными предчувствиями. А вот у Крюкова таких проблем не возникнет, он уже давно со своей совестью договорился. Да и навыки незаметно забирать нужные им вещи у марвихеров развиты на небывалом уровне. Они ведь не простые карманники. Если надо будет поближе к спальне оказаться, где дама в сейфе хранит драгоценности, то наш Лёнька и обольстить эту даму сумеет, и разговорить, если понадобится. Да, Лёня? Я всё правильно о тебе и твоих приятелях говорю? А то ведь могу ошибаться, мне так про вашу братию Архаров Николай Петрович поведал.

— О чём вы таком говорите? — прохрипел Лёнька.

— Александр Семёнович считает, что ты обладаешь нужными качествами, чтобы выполнять деликатные поручения на службе в его ведомстве, — я поднялся со стула и встал так, чтобы он видел только меня. Это вор почему-то странно на меня реагировал, смотрел, как кролик на удава, когда я к нему обращался. — Это странно, не слишком понятно, но возможно, чего уж тут. Наш Николай Петрович Архаров пользуется большим авторитетом у французского министра полиции Фуше. Они даже переписываются, советы друг у друга спрашивают по своей нелёгкой работе. Именно пример господина Фуше подсказал Александру Семёновичу идею попробовать взять вас к себе. — Я задумался. О своей гениальной идее мне Макаров вчера рассказал во время разборок со Сперанским, ставшим жертвой полицейского произвола и несогласованности в работе разных служб. — Николай Петрович нам эту историю как анекдот, конечно, рассказал, но Александр Семёнович всё же разглядел в ней некое зерно. Года два назад в полицию Парижа обратился некий господин Видок. Этого господина долго искали, чтобы на виселицу отправить за все его художества, но тот явился сам и, заявив, что хорошо с преступниками может бороться только преступник, потребовал себе работу. Он именно потребовал работу, представляешь? Жуткий нахал! Но Фуше почему-то решил принять его предложение. И неожиданно получил весьма неплохие результаты.

— Вы хотите, чтобы я помогал искать преступников? — Лёнька недоверчиво смотрел на меня.

— Нет, конечно, — я даже фыркнул. — У Александра Семёновича преступники очень интересные, и их искать не надо, они обычно не скрываются. Работать тебе предстоит, если согласишься, почти по специальности: обольщать дам, втираться в доверие господам, только вместо драгоценностей воровать секреты, особенно написанные в разных документах. А также слухи и разговоры. Да, работать предстоит в большинстве своём за границей. И получать за это жалование.

— Это невозможно, — прохрипел Лёнька.

— И я думаю, что это невозможно. Мы даже с Александром Семёновичем небольшое пари заключили. Лично я считаю, что проще переломать тебе все пальцы по одному, чтобы воровать больше не мог, и выкинуть на улицу. Мы же не душегубы какие, чтобы жизни всех подряд лишать, — сказал я насмешливо.

Вот теперь в его глазу плескался самый настоящий ужас. Нет, он не боялся умереть. Воры прекрасно знали, что могут закончить свой век на виселице. Но вот то, что я предложил сделать с его руками, это было для вора гораздо хуже смерти. Не зря раньше ворам кисть рубили и отпускали восвояси. Руки — это их рабочий инструмент, без них они никому не нужны, и участь у таких воров очень незавидная.

— Ну что вы, ваше величество, я думаю, что всё же смогу найти те слова, что заставят Лёню подумать над моим предложением, — мягко прервал меня Макаров. — Время у меня есть, всё равно с таким лицом его пока в люди выпускать нельзя.