Конечно, отобрать разомлевшего и как будто бы на все готового альфу у своры заведенных омег было не так просто, и в какой-то момент у меня появилось смутное подозрение, что Великий Зверь дал нам право распоряжаться силой своей частичной трансформации именно во время интимной близости для того, чтобы никто не посмел вмешаться в процесс и отнять выбранного нами партнера. Признаюсь, я даже немного испугалась, когда между мной и Йоном встала стая полуголых бестий с клыками наголо, но надо отдать моему альфе должное — уловив в воздухе нотки моего страха, он, если и не протрезвел в ту же секунду, то оказался способен грозно рыкнуть на шипящих от недовольства девочек и они тут же брызнули во все стороны, отпустив его.

— Мне это напомнило какую-то сцену из старого кино, — заметила я позже, когда мы вернулись в нашу комнату на третьем этаже, где раньше жила Никки. — Там у грозного альфы, поселившегося в старом замке где-то в Восточной Европе, было три невесты-омеги, которые тоже были скорее красиво раздеты, чем одеты, и которые очень… агрессивно реагировали на любые попытки вторгнуться в их семейную идиллию.

— Трое на одного? — пьяно улыбнулся Йон. — Не многовато? Мне тебя одной за глаза хватает, маленькая омега.

— Да ну правда что ли? — недоверчиво подняла брови я, продолжая стирать с лица праздничный макияж. — А мне вот так не показалось.

Ему понадобилась пара секунд, чтобы осознать услышанное, потом он нарочито медленно поднялся с заправленной кровати, на которой сидел, и, покачиваясь, подошел ко мне.

— Ты ужасно сексуальная, когда ревнуешь, — доверительно шепнул он, наклонившись к моему уху.

— А ты ужасный кобель, когда позволяешь им виснуть на себе, — вздернула нос я, игнорируя реакции собственного тела на его слова и его близость. — Тебе же это нравится, признай?

— Заставлять тебя ревновать? Пожалуй что нравится. Ты так легко заводишься и так смешно фырчишь. Как маленький перегретый чайник. — Он ухмыльнулся, спуская бретели платья с моих плеч и с довольным урчанием проводя губами по почти зажившим и свежим следам укусов на моей коже.

— Ты просто засранец, вот что, — пробормотала я, неосознанно сжимая колени и до боли напрягая спину.

— Тебе же это нравится, признай? — выдохнул он, окончательно распуская завязки моего платья и спуская его с моей груди. Глядя в зеркало на то, как его руки скользят по моему телу, лаская и сжимая его, я ощутила, что у меня начинает кружиться голова — и совсем не от выпитого за праздничным столом. Спустя пару минут я даже не помнила, за что на него обижалась, и это в любом случае было не так уж важно.

Конечно, не все было так радужно. После того, как Йон окреп и полностью оправился после перенесенной в декабре болезни, он попытался разыскать Никки, но, как оказалось, квартира, где они раньше жили с мужем, теперь пустовала и никто из соседей не знал, куда и как надолго они уехали. Он пытался найти ее по своим каналам, но это тоже ни к чему не привело. Николь и Тео как сквозь землю провалились, и что-то мне подсказывало, что, имей мы даже доступ к полицейским архивам и средствам слежения, разыскать ее было бы совсем не так просто. Конечно, он во всем винил себя — мой альфа с детства привык именно так реагировать на любые неприятности, что происходили с его близкими. И потому мне не оставалось ничего другого, кроме как убеждать его, что мы обязательно ее отыщем и все исправим, даже если я сама в это не вполне верила.

Сейчас, спустя почти пять месяцев после всех тех событий, мы все еще продолжали жить в Доме Бархатных Слез. Мы оба работали на Орию — Йон разбирался с чересчур буйными клиентами и помогал по хозяйству там, где требовалась крепкая мужская рука, я же по-прежнему состояла в кухонной бригаде Поппи, а также взяла на себя роль чистильщика, основательно занявшись хламом, что скопился на третьем этаже, в подвале и на заднем дворе Дома. Рассортировав мусор, часть его мы смогли сдать в металлолом, часть отправить на переработку, а кое-какие вещи, вроде раритетного граммофона, что нашелся в одной из коробок в подвале, даже получилось продать в антикварную лавку. Учитывая его состояние, дали нам не так много, но, как говорится, все в карман, не из кармана.

Я редко думала о будущем и о том, что ждет нас дальше. Мне вполне хватало осознания того факта, что я живу с любимым мужчиной, помогаю друзьям и не сижу без дела. Потому что, стоило мне начать задаваться вопросами о том, как долго все это может продолжаться и существует ли для меня шанс вернуться хоть к какому-то подобию прежней жизни, меня переполняла тревога и неуверенность. Нас все еще разыскивали — и церковники, и, полагаю, полицейские, — и значит я была персоной нон-грата в обычном, нормальном мире, в котором жили все мои бывшие коллеги и знакомые. Мире, которым управляли законы, правила и предсказуемость. Мире, в котором можно было брать ипотеку, отводить детей в государственный детский сад и пользоваться прочими благами цивилизации, которые мною долгое время воспринимались как данность. Для меня двери в него были теперь наглухо закрыты, но пока что мне казалось, что я вполне могу счастливо прожить и без всего вот этого.

В начале февраля у меня появились первые симптомы подступающей течки, и тогда, обсудив все с Йоном, мы решили, что не будем рисковать и я пропью обычный курс подавляющих феромоны таблеток. Учитывая необычную природу нашей связи, я не хотела лишний раз рисковать и заигрывать с судьбой. Омеги практически не могли забеременеть в другое время цикла, однако во время течки мы становились похожи на бомбу замедленного действия, готовую рвануть от любого неверного прикосновения — иногда альфе не нужно было даже доходить до конца, хватало пары капель предсеменной жидкости, чтобы дело было сделано. Не стоило и говорить, что в наши с Йоном планы подобное развитие событий не входило, а полагаться на то, что все те дни, пока я не буду способна себя контролировать, он не будет забывать о контрацепции, тоже было чревато последствиями, да к тому же я вовсе не хотела ставить его в подобное положение, полностью возлагая ответственность за нас обоих. Поэтому первую неделю февраля я провела в постели в роли апатичного овоща, читая скучные книги, смотря сериалы и испытывая почти физическое отвращение к сексу.

Примерно тогда Йон и занялся всерьез проблемой наших меток и начал пропадать в тату-салоне Жана, который, как я узнала позже, был одним из его информаторов во время поисков Сэма, поскольку плотно общался с представителями криминального мира и даже как-то обслуживал того самого дилера, которого мой альфа отправил на тот свет на территории бывшего складского квартала. За то время, пока я тихо и по-философски отстраненно ненавидела свою омежью природу, отлеживаясь в кровати, они успели полностью проработать макет будущего рукава Йона, и ближе к середине месяца, уже после того, как мое собственное предплечье украсила цветущая веточка сакуры, их грандиозный проект начал воплощаться в жизнь. Они управились всего за восемь сеансов, но не успели с его плеча отвалиться последние коросты, как мы снова оказались в креслах Жана и его помощницы с фиолетовыми дредами — на этот раз, чтобы «пометить» друг друга осознанно и по своей воле.

— Я иногда забываю о том, как много еще не знаю о тебе, — заметила я, когда мы позже в тот день возвращались домой. — О тех людях и бестиях, что были в твоей жизни до меня. Сколько еще у тебя друзей, о которых ты никогда мне не рассказывал?

— Не так уж много, — покачал головой он. — Жан, можно сказать, единственный, с кем наши отношения вышли за рамки чисто деловых. Помню, мы однажды с ним жутко напились, и он предложил мне набить огромный член на спине. Я ведь даже согласился, но нам повезло, что Юки в тот вечер осталась ночевать в студии и выгнала нас оттуда ссаными тряпками. — Альфа усмехнулся своим воспоминаниям.

— Значит, когда ты уходил «искать зацепки»… — выразительно протянула я.

— Да, чаще всего бывал у них, — кивнул Йон. — Хотя Жан напрямую не работает на Красную Лилию, их новичков, которые заслужили свое место в банде, а значит и свою татуировку, обычно отправляют к нему. Но поскольку это самое низшее звено в общей иерархии, нет ничего удивительного, что у них не было информации о Сэме. Кто же мог знать, что ублюдок залез так высоко за то время, что мы с ним не виделись.