— Как бы я хотел, чтобы все это закончилось, — покачал головой он, глядя на меня с тревогой и легкой грустью. — Чтобы рядом со мной ты не испытывала ни страха, ни боли, но… — Альфа не договорил, но я и так знала, что он имеет в виду.

Йон был фаталистом особого толка. Он верил в неизбежность судьбы, но отказывался принимать то, что она может быть не такой, какой он ее себе воображал. Он считал, что они с Сэмом были связаны кровной местью, и эта связь была ничуть не менее крепкой, чем та, которую олицетворяли собой наши метки. Быть может, все эти месяцы, отчаянно убеждая себя в том, что он может оставить прошлое в прошлом, альфа просто-напросто ждал какого-то знака от Вселенной, который бы подтвердил его собственную убежденность в том, что финал у этой истории один и в нем они с Сэмом должны сойтись лицом к лицу. Я не хотела верить в то, что возможность помочь Никки была для него всего лишь удобным предлогом вернуться к своей прежней одержимости, якобы имея на это оправдание в ее лице, но… я слишком хорошо знала своего мужчину. И знала, что ему сейчас нужно от меня услышать.

— Все будет хорошо, — убежденно проговорила я, сжав его руки. — Я верю в то, что все это не просто так. И я помогу тебе, чем смогу. Я с тобой до конца, что бы ни случилось.

Он кивнул, вымученно, без особой охоты, и мы обнялись. Крепко зажмурившись и слушая, как поскрипывают провода с висящими на них фонариками и шумит озерный прибой, я ощущала, как внутри меня разливается прогорклая обреченность. Если бы я хоть на мгновение могла поверить, что способна разубедить его, то ни перед чем бы не остановилась. Но Йон был слишком упрям, да и как я могла сейчас убеждать его отказаться от, возможно, единственного шанса спасти Никки, пусть даже не могла избавиться от ощущения, что все это — просто предлог, пусть даже самый что ни на есть благородный? И я опять выбирала его, моего мужчину, и пропасть, в которую нам обоим предстояло рухнуть, когда ситуация снова выйдет из-под контроля — а это было неизбежно, и я могла лишь догадываться, понимает ли он это. И если да, то не к этому ли стремится, пусть даже совершенно неосознанно.

— Садись ко мне на спину, — услышала я его легкий шепот. — Я хочу прокатить тебя с ветерком.

Я послушно разомкнула руки и позволила ему сесть на корточки, после чего обняла со спины, привычно прижимаясь к его телу и крепко цепляясь за него. Альфа выпрямился, оторвав мои ноги от земли, а затем прыгнул в ночь. На мгновение мне показалось, что он несет нас прямо в озеро, и у меня в груди что-то испуганно сжалось, но потом линия фонарей резко мотнулась вбок, и я ощутила высокие прибрежные травы, скользящие по моим ногам. Я не знала, как хорошо Йон видит в темноте и помогает ли ему в этом частичная трансформация, а потому, когда он прыгал с одного скользкого, покрытого водорослями камня на другой, я невольно зажмуривалась, хотя темнота под моими веками едва ли была плотнее, чем та, что окружала нас, когда мы оставили позади освещенный пляж. Я ощущала, как его сердце билось под моими ладонями, такое сильное, такое дикое и свободное — и в то же время пойманное в силки навязчивых, изматывающих его идей и желаний. В такие моменты Йон представал передо мной обнаженным в самом интимном из возможных смыслов. Он был поездом, несущимся сквозь ночь на полной скорости, не способным свернуть с выбранной колеи, и я, прицепившись к нему однажды, уже выбрала разделить этот путь, чем бы он ни окончился и куда бы ни привел.

Последний прыжок альфе не удался, и я ощутила, как напряглось и резко дернулось в сторону его тело, когда он попытался сохранить равновесие. Меня мотнуло в сторону, и потом я, сама не зная зачем, разжала руки. Слишком много непростых мыслей о судьбе и выборе, который мы делаем вопреки или согласно ей, слишком много темноты и неясности вокруг, но более всего — слишком сильное искушение узнать, каково это, терять контроль по-настоящему. Инерцией меня швырнуло в сторону, и время словно бы на мгновение остановилось. Я ощущала ветер между пальцами и видела серебряную дорожку, прочерченную луной по поверхности озера. Видела смутную тень Йона и верхушки елей, что темной стеной росли вдоль берега. А потом внутри что-то сжалось, и гравитация вспомнила о своих прямых обязанностях, резко дернув меня вниз. От удара о холодную воду у меня перехватило дыхание, и на какую-то долю секунды я поверила, что сейчас ударюсь о прибрежные скалы и на этом все закончится. Но, не встретив на своем пути никакого сопротивления, мое тело стрелой вошло в темную толщу, а после, почти сразу, кто-то схватил меня за шиворот и резко дернул вверх.

— Какого Зверя ты творишь, Хана?!

Мы сидели друг напротив друга, совершенно мокрые, задыхающиеся, уже дрожащие от холода на ночном ветру. Я едва могла различить черты его лица в темноте, но мне не нужно было видеть подробности, чтобы представлять, что сейчас происходит у него в душе.

— Я не знаю, — честно выдохнула я, внезапно ощутив все свое тело, до кончиков пальцев. Ему было холодно, но по моим венам тек огонь, и он же пылал в моей сдавленной груди. — Я просто… просто захотела понять, что… что ты чувствуешь. Почему пропасть так манит тебя, что ты не можешь противостоять… соблазну упасть в нее.

— Что? О чем ты вообще? Маленькая омега, ты могла погибнуть, что за глупости лезут тебе в голову? — раздраженно мотнул головой он.

— Я не знаю, — повторила я, до боли стиснув себя за плечи. — Но разве не в этом смысл? Разве не поэтому мы делаем… все, что мы делаем? Потому что завтра может уже не быть?

— Это был не лучший способ вспомнить о ценности жизни, — коротко выдохнул Йон, постепенно успокаиваясь и расслабляясь. — Ты жутко меня напугала, ты в курсе?

— Прости, — неловко улыбнулась я. — Это было спонтанно и… У меня все тело дрожит и… в голове так пусто и легко…

— Ты вся промокла, Хана. Нам нужно домой.

Я кивнула, не в силах подобрать слова, что описали бы пожар в моей груди и то чувство, что охватило меня за секунду до того, как я ударилась об воду. Мы ничем не управляли и ничего не контролировали, даже если нам казалось обратное. Мы могли выбрать лишь момент, когда разжать руки, и не более того.

В городе ветер был слабее, но мокрая одежда все равно неприятно холодила тело, и я была невероятно рада возможности снять ее, когда мы наконец добрались до дома Дугласа. Йон тоже весь вымок, пока вылавливал меня из озера, и когда мы, переодевшись в сухое и заварив себе согревающих напитков, уселись на заправленную кровать друг напротив друга, я уже не могла взять в толк, зачем вообще устроила это полуночное купание. В тот самый момент это казалось необходимым, но сейчас я уже не могла вспомнить почему.

— Когда, ты думаешь, нам нужно возвращаться? — спросила я, осторожно отпивая горячий чай, пахнущий медом и мятой.

— Не думаю, что стоит откладывать, раз мы уже все решили. Отец в порядке, так что мы ему тут не жизненно необходимы. Да и потом… любой отпуск рано или поздно заканчивается, верно?

— Верно, — подтвердила я. — У нас много дел, и я… соскучилась по остальным.

— Да, — коротко подтвердил он, отведя взгляд.

В метке едва ощутимо кольнуло, и я привычно накрыла ее ладонью. Думаю, мы с Йоном оба почувствовали напряжение, повисшее в воздухе. Почти полгода нам удавалось сохранять иллюзию того, что все самое страшное осталось позади и что мы оба сознательно провели черту между тем, что было, и тем, что еще только должно было произойти. Но теперь эта иллюзия истрепалась и просвечивала, словно старый баннер на фасаде недостроенного дома, скрывающий неприглядную разруху. Ничего еще не кончено, наши враги живы и, возможно, лелеют планы взять реванш. И, как бы я ни хотела взвалить ответственность за все это на плечи одного Йона, мы оба были в этом замешаны и нам вместе предстояло решать накопившиеся проблемы.

Остаток ночи прошел скомканно. У меня даже появилось ощущение, что мы избегаем смотреть друг на друга, словно не желая снова возвращаться к разговору о том, что нас ждало дома. Утром Йон встал раньше меня, и, когда я проснулась, его уже не было. Постель все еще хранила его запах, но была холодной и пустой, и за окном стянулись тучи. А когда я спустилась на кухню, то поняла, что дома и вовсе никого нет — как стало ясно из записки на столе, мужчины уехали на рынок за краской. Приготовив себе одинокий завтрак, я быстро его съела, почти не чувствуя вкуса, а потом обнаружила себя сидящей на веранде как раз за тем столом, на котором Йон и Дуглас соревновались в борьбе на руках в день нашего приезда.