– Да, в том, который расположен ближе всего к вестибюлю. Стефи наклонилась к Хэммонду и прошептала:

– Официантка это подтверждает. Но на самом деле это означает только, что в отеле она действительно была.

Хэммонд кивнул, но ничего не сказал, поскольку Смайлоу задал следующий вопрос, и ему было интересно, что ответит Юджин.

– Что вы сделали после того, как выпили чай?

– Вернулась на стоянку, где оставила машину.

– Во сколько это было?

– Примерно в четверть шестого. Не позднее пяти тридцати. Хэммонд испытал такое облегчение, что у него едва не подогнулись колени. Патологоанатом считал, что смерть Люта Петтиджона наступила позднее того времени, что назвала Юджин, и, следовательно, он правильно сделал, что промолчал. Или, вернее, почти правильно. Если Юджин невиновна, если Джон Дэниэлс, страдавший острейшим пищевым отравлением, действительно все перепутал, тогда почему она никак не отреагировала, когда он вошел? Почему она сделала вид, будто они никогда не встречались? У него были причины скрывать их знакомство, очевидно, свои резоны были и у нее.

– Я дала служащему на парковке десять долларов, – говорила тем временем Юджин. – Это была самая маленькая банкнота, какая у меня нашлась.

– Пять долларов на чай – не слишком ли это щедро, доктор Кэрти? Она чуть заметно улыбнулась.

– Мне не хотелось показаться мелочной, поэтому я не стала дожидаться сдачи. Кроме того, на стоянке было очень много машин, и этот молодой человек был ужасно занят, однако, несмотря на это, он держался очень предупредительно.

– Что вы сделали после того, как сели в машину?

– Я уехала из города.

– И куда вы направились?

– В курортную зону Хилтон-Хед.

Хэммонд неожиданно громко сглотнул. Почему Юджин лжет? Кого она выгораживает, его или себя?

– Значит, в Хилтон-Хед?

– Да.

– Не припомните, по дороге вы где-нибудь останавливались?

– Да, останавливалась. Мне нужно было заправить машину. – Она опустила взгляд, но очень ненадолго, так что никто, кроме Хэммонда, этого не заметил.

Его сердце снова билось с силой парового молота. Хэммонд очень хорошо помнил их поцелуй. Тот самый поцелуй, который он не забудет, наверное, до самой смерти. Еще никогда, целуя женщину, он не чувствовал себя так хорошо.

Теперь этот поцелуй мог погубить не только его карьеру, но и его жизнь. Фактически он сам приговорил себя там, на полутемной бензозаправке, когда заключил ее в свои объятия.

– Вы помните, как называлось то место?

– Нет.

– Какой фирме принадлежала заправка? «Тексако»? «Экссон»? Она пожала плечами и покачала головой.

– Где находилась эта заправка?

– Где-то по дороге, я не помню точно, – ответила Юджин нетерпеливо. – Во всяком случае, я уже выехала из города. Мне пришлось самой заливать бензин. Единственный служащий был ужасно занят – он смотрел по телевизору боксерский матч. Вот все, что я помню.

– Вы расплатились кредитной карточкой?

– Нет, наличными.

– Понятно. Вы, несомненно, заплатили одной из тех крупных купюр, что были у вас с собой?

Хэммонд невольно насторожился, почуяв ловушку. После наступления темноты большинство расположенных за чертой города заправок переставали принимать купюры достоинством свыше двадцати долларов.

– Я заплатила за бензин двадцатидолларовой купюрой, мистер Смайлоу, – ответила Юджин с улыбкой. – И залила топлива ровно на эту сумму.

– Умно, очень умно…

Эти слова Стефи произнесла тихим шепотом, но Юджин все равно услышала ее. Она бросила быстрый взгляд сначала на Стефи, потом на Хэммонда, и он отчетливо вспомнил, как держал это лицо в ладонях и целовал теплые губы.

«Только не говори „нет“. Не говори „нет“…» – вспомнил он. Смайлоу задал следующий вопрос, и Юджин снова повернулась к нему.

– Во сколько вы приехали в Хилтон-Хед?

– Послушайте, детектив, был чудесный вечер, у меня не было никаких планов, и я никуда не торопилась. Я не смотрела на часы и ехала не самым коротким путем, поэтому я не могу сказать точно, во сколько я приехала в Хилтон-Хед.

– Скажите хотя бы приблизительно.

– Приблизительно… часов около девяти.

Примерно в девять часов они ели жареные в масле кукурузные початки, и их губы блестели от жира. Они смеялись над тем, какие они грязнули, и – по обоюдному согласию, отставив в сторону правила приличия, – без стеснения облизывали пальцы языком.

– Что вы делали в Хилтон-Хед?

– Я проехала через всю курортную зону до Харбор-Тауна, немного погуляла по набережной, послушала музыку возле танц-веранды. Потом смотрела детское представление, которое устроили под старым дубом какие-то молодые люди, и снова вернулась на набережную.

– Вы с кем-нибудь разговаривали?

– Нет.

– Заходили в кафе или рестораны?

– Тоже нет.

– Разве вы не испытывали голода?

– По-видимому, нет, детектив.

– Это неслыханно, Смайлоу! – вмешался адвокат. – Мисс Кэрти признала, что заходила в отель в субботу, но ведь, кроме нее, там находились и сотни других людей! Моя клиентка – привлекательная женщина, и любой мужчина – в том числе и этот ваш мистер Дэниэлс – наверняка выделил бы ее даже в толпе.

Хэммонд продолжал смотреть на Юджин. Неожиданно она повернулась к нему, он испытал что-то подобное тому, что пережил в ресторане на ярмарке, когда их взгляды встретились впервые. И снова, как тогда, Хэммонд почувствовал, что в душе его что-то дрогнуло.

– Мисс Кэрти утверждает, что не подходила к номеру мистера Петтиджона, – продолжал развивать свою мысль Перкинс. – И вы не можете доказать противное. У вас нет ничего, кроме показаний единственного свидетеля, который мог и ошибиться. И хотя я искренне восхищаюсь вашей способностью быстро найти подходящего подозреваемого, я не могу допустить, чтобы моя клиентка стала жертвой следственной ошибки.

– У меня осталось еще несколько вопросов, Фрэнк, – сказал Смайлоу. Голос его звучал миролюбиво и почти фамильярно. – Позволь мне все-таки закончить.

– Пожалуйста, только покороче, – раздраженно ответил адвокат.

Смайлоу пристально посмотрел на Юджин.

– Мне хотелось узнать, доктор Кэрти, где вы провели ночь на воскресенье.

– Дома.

Ее ответ, казалось, удивил Смайлоу.

– У себя дома?

– Я не зарезервировала номер в Хилтон-Хед заранее. Когда я туда приехала, мотели и гостиницы оказались переполнены. Я звонила в несколько мест, но нигде не было свободной комнаты, так что в конце концов мне пришлось вернуться в Чарлстон.

– И вы не побоялись ехать одна, ведь было, наверное, уже очень поздно?

– Я не боюсь ездить по ночам.

– Следовательно, вы провели ту ночь в своей постели… Одна? Юджин холодно посмотрела на него, а Перкинс вскочил на ноги.

– Пошлите их к черту, мисс Кэрти!

– Вы слышали, что сказал мой адвокат, детектив?

Губы Смайлоу слегка изогнулись в легком подобии улыбки.

– Вы разговаривали с кем-нибудь в Харбор-Тауне?

– Я заходила в одну из картинных галерей, но ни с кем не разговаривала. Я также купила мороженое в кафе возле маяка, но там было так много народа и официантки были так заняты, что я едва дождалась, пока меня обслужат. У женщины, которая принесла мне заказ, было так много клиентов, что я сомневаюсь, вспомнит ли она меня. Лично я совсем ее не запомнила.

– Следовательно, ни один человек не может подтвердить, что вы там были?

– Боюсь, что нет.

– И оттуда вы поехали домой, нигде не останавливаясь и никуда не заезжая?

– Нет.

– Во сколько вы вернулись домой?

– Очень поздно, но время я не запомнила. Я устала и хотела спать.

– Все, достаточно, – заявил Фрэнк Перкинс, вставая и помогая подняться Юджин. Его тон был достаточно вежливым, но в движениях было что-то такое, что ни Смайлоу, ни сама Юджин не осмелились возразить. – Я считаю, что вы должны извиниться перед мисс Кэрти, – добавил адвокат. – И еще: если в разговоре с журналистами вы случайно упомянете имя моей клиентки в связи с этим делом, у вас на руках будет не только нераскрытое убийство, но и многомиллионный судебный иск. Надеюсь, я ясно выражаюсь?