— Мм? Это все?

— Ну, если тебя интересует мое мнение, Амброз несколько сгустил краски, — мягко произнес Пиндар. — А что он еще сказал? — с неприкрытым любопытством добавил торговец.

— Все в том же духе. Вариации на тему, если можно так выразиться. Мол, ходят слухи, что тебя прогонят из компании.

— Правда?

— Господи, да сколько же ты вчера выпил? — Констанца не могла скрыть нараставшее раздражение. — Что, вообще ничего не помнишь?

Пол промолчал.

— Он был очень зол.

— Это мне и так ясно.

— Потому что ты проматываешь деньги, пьешь, — подлила куртизанка масла в огонь, — а с такими уважаемые торговцы дел не ведут.

— Да еще и знаюсь со шлюхами.

— Да, он сказал именно так.

— Констанца, — Пиндар обернулся, — прости, пожалуйста. Амброз зашел слишком далеко.

Мужчина подошел к кровати, обнял гадалку за плечи — на этот раз очень нежно — и притянул к себе. Она не протестовала, просто прижалась щекой к его груди. Пиндар погладил женщину по волосам. Он часто так делал, пребывая в задумчивости. Куртизанка вдохнула успевший стать родным запах его тела.

— Красноречивый вздох.

— А это я вздыхаю?

Она прикрыла глаза и поняла, что устала как собака: почти две ночи не смыкала глаз. «С радостью заснула бы навечно, — подумала Констанца, — если бы ты, любимый, остался со мной». Но вслух этого не сказала.

— И что ты будешь делать с Амброзом? — немного помолчав, задумчиво спросила Фабия.

— Он меня не волнует. В отличие от Керью.

Пол запустил пальцы ей в кудри.

— Джон тебя любит…

— Бог с тобой! Он не любит никого, кроме себя.

Снова повисло молчание.

— Он думает, ты почти обезумел от горя, — рискнула затронуть скользкую тему Констанца.

— Это правда.

— От горя и ярости.

Пиндар, казалось, ничего не слышал.

— Из-за девушки, которая осталась в Константинополе.

— Керью — мой слуга. Откуда ему знать о таких вещах?

— Он ждал тебя всю ночь. Думаю, не для того, чтобы опозорить. Джон хочет спасти тебя…

— Спасти меня?! Да этот пройдоха просто хочет уберечь собственную шкуру! Если я разорюсь, ему тоже будет не на что жить. Ты знаешь его не так хорошо, как я. А где он?

— Джон? На Гвидекке или где-то на островах. Сегодня свадьба, не помню чья, — с трудом сдерживая зевок, пробормотала Констанца, — в каком-то конвенте.

— Свадьба?

— Какая-то девушка выходит замуж.

— Девушка всегда найдется, — сонно прошептал Пол.

Фабия еще крепче прижалась к его груди, прислушалась к дыханию. Рука любимого медленно скользила по ее волосам. Вскоре женщина уснула.

Пиндар, видимо, спал долго, потому что проснулся с ясной головой и переполненным мочевым пузырем. Кто-то задернул шторы. Между складками тяжелого полотна пробивался одинокий луч солнца. Довольно яркий, кстати. Пол решил, что уже миновал полдень. Обычно в это время приходила служанка, открывала окна, мыла бокалы, собирала куриные кости, оставшиеся от ужина, приносила чистое постельное белье и горячую воду, чтобы госпожа могла совершить утреннее омовение — Констанца всегда щепетильна насчет туалета. Но сегодня, кроме них, в комнате никого не было.

«Может, хозяйка попросила не мешать, иногда такое случается», — подумал купец, но не успокоился. Навязчивая мысль, словно с рванный ветром сухой лист, кружилась в голове. Мужчина прислушался. В палаццо царила оглушительная тишина: ни голосов слуг, ни хозяйских указаний, ни скрипа паркета, ни дребезжания посуды. Даже в ушах зазвенело. Вдали ударил колокол: час пополудни.

Пиндар вспомнил о Керью. Интересно, тот еще на свадьбе? Обвел взглядом комнату. Столик возле кровати покрыт турецким ковром. На нем пустые бокалы и колода карт. Стены облицованы деревом вперемежку с панелями тисненой кожи искусной работы. На них нарисованы цветы и райские птицы. Края позолочены. Панель над кассоне, не такая яркая, как остальные, бросилась в глаза. Когда-то там висело огромное зеркало в богато украшенной резьбой деревянной раме. «Интересно, куда Констанц его дела?» — подумал он.

Память услужливо нарисовала тот день, когда он, еще юноша, впервые пришел в эту самую комнату. Казалось, с тех пор здесь ничего не изменилось. А тогда неотъемлемой частью интерьера была Она. Мадонна не могла показаться прекраснее истомленному паломнику. Он снова ощутил мучительное предвкушение, будто впервые видел диковинное существо — сирену или сфинкса, — слишком прекрасное для большинства смертных.

Хозяйка, слывшая одной из знаменитейших куртизанок Венеции, уделила им внимание, когда они в первый раз приехали в город, угостила цукатами и вином в золотых кубках. Пол вспомнил, как с приятелем Франческо сидел в ее передней. Ждали так долго, что почти жалели о неимоверной сумме, которую отдали за возможность познакомиться с известной особой. Улыбнулся: самонадеянные, избалованные, только что разбогатевшие юнцы три недели с возрастающим чувством тошноты ожидали чуда. И столько заплатили… От воспоминаний у него на лбу аж испарина выступила.

Он и до того не чурался женщин легкого поведения. Найти их в Саутварке не составляло труда (подмастерья и то захаживали), но юный Пиндар глубоко заблуждался, думая, что здесь его ждет нечто подобное. Они с Франческо стояли в передней, наряженные, как дрессированные мартышки, в смехотворные бархатные панталоны, только что вошедшие в моду. Пол теперешний непроизвольно улыбнулся.

Он не помнил, как долго пришлось ждать. Тогда казалось — вечность. Вдруг распахнулись двери в комнату, освещенную множеством свечей, ярких как солнце. И наконец юноши увидели ее в расцвете ошеломляющей красоты: темные волосы, свободно ниспадающие на плечи, сногсшибательное платье тончайшего золотого шитья, кольца на пальцах и драгоценные камни на шее. Девушка встала, поприветствовала гостей. Чудесный взгляд нимфы говорил Полу, что красотой он подобен Парису, а силой и умом — Одиссею и что из всех мужчин мира она выберет только его.

Был ли это специально приготовленный спектакль, купец не знал, но зато вспомнил, что куртизанка говорила о поэзии как ни одна другая женщина: о Данте, Ариосто, даже о непристойном Аретино. Пол и Франческо застыли, не в силах оторвать взгляд от такой красоты. У обоих дрожали ноги.

«Я был молод», — подумал торговец, пытаясь вырваться из объятий ностальгии.

Рядом, положив голову ему на плечо, спала Констанца. Мужчина повернулся, вдохнул запах ее волос: мускус, что-то сладкое (фиалки?) — и резкий аромат женской кожи и пота.

Пиндар словно со стороны наблюдал, как его губы, все еще покрытые кровяной коркой, прижимаются к нежной коже ее плеча. Куртизанка лежала на боку, спиной к мужчине. Подумал: «Не насладиться ли этой красотой прямо сейчас?» Он часто пользовался моментом, когда она, теплая, мягкая и податливая, лежала рядом. Возбудился от одной мысли… Ее ягодицы приятно охлаждали разгоряченное тело. Приподнял ее сорочку, но острая боль в мочевом пузыре заставила отвлечься. Пошатываясь, встал с кровати. Подошел к горшку в углу за ширмой, но вдруг споткнулся обо что-то большое и твердое.

Выругался и нечаянно разбудил Фабию.

— Cosa?[8] — спросила куртизанка, когда он, прихрамывая, вышел из-за натянутых на деревянные рамки гобеленов.

— Споткнулся. Я вчера ничего не ронял?

Пиндар вернулся в постель и притянул женщину к себе.

— Кажется, нет. А что?

— Думаю, нашел кое-что мое.

Он спустил сорочку с плеча куртизанки.

— Пол…

— Лежи, дай насмотреться.

На какое-то время Констанца застыла, задумчиво глядя на любовника.

— А где зеркало, — спросил он, целуя ее грудь, — которое раньше висело на стене?

— Что? Ах да. Отдала подновить позолоту… Ты не можешь просто заявиться и рассчитывать на… Столько времени прошло, — сказала женщина после недолгой паузы.

Куртизанка отодвинулась от него и села. Какое-то время они глядели друг другу в глаза. А потом Констанца грациозным движением перекатилась в дальний угол кровати и, смеясь, взглянула на мужчину через плечо.