– …чего-то в этом роде и был настороже. Если будете вести себя невежливо и не отвечать на вопросы, сейчас закрою заслонку и вернусь через пару дней, забрать труп.

Асагава бесшумно поднялся, прижался спиной к стеллажу. Револьвер держал наготове, но теперь Суга не подставится, это было ясно.

– Приходите, приходите. – Эраст Петрович прижал палец к губам. – Заберите моё бренное тело. И не забудьте клей. Вам придётся провести несколько лет, склеивая десять тысяч бумажных к-клочков – ваши драгоценные досье. Я пока успел изорвать лишь содержимое семи папок, а их тут по меньшей мере сотни две.

Молчание. Кажется, интендант задумался.

Инспектор показал жестами: поднимите меня, чтоб я достал до окошка. Фандорин пожал плечами, не очень веря в эту затею, но в конце концов почему не попробовать?

Ухватился за стеллаж, рванул. На пол с грохотом посыпались папки, и, воспользовавшись шумом, вице-консул подхватил Асагаву за талию, рывком поднял на вытянутые руки, прижал животом к стене – чтоб легче было держать. Не столь уж японец оказался и тяжёл, фунтов полтораста, а Фандорин ежеутренне отжимал по сорок раз две чугунные сотенные гири.

– Что вы там делаете? – крикнул Суга.

– Опрокинул полки. Почти случайно! – И тихо инспектору. – Осторожней! Чтоб не заметил.

Через несколько секунд Асагава хлопнул товарища по плечу – спускай, мол.

– Не выйдет, – шепнул он, ступив ногами на пол. – Окошко слишком мало. Или заглянуть, или просунуть ствол. Одновременно невозможно.

– Фандорин! Мои условия таковы, – объявил интендант. Кажется, он стоял под самой стеной, так что увидеть его Асагаве все равно бы не удалось. – К полкам вы больше не прикасаетесь. Называете мне имя того, кто рассказал вам об архиве. После этого я вас выпущу. Разумеется, предварительно обыскав – чтоб не прихватили чего-нибудь на память. И, первым же пароходом, прочь из Японии. Если, конечно, не желаете переселиться на Иностранное кладбище в Йокогаме.

– Врёт, – шепнул инспектор. – Живым не выпустит.

– Условия честные! – крикнул Фандорин. – Имя я вам назову. Но и только.

– Ладно! Кто сказал вам об архиве?

– Ниндзя из клана Момоти!

Судя по наступившему молчанию, Суга был потрясён. А значит, поверил.

– Как вы на них вышли? – спросил интендант после полуминутной паузы.

– Этого я вам не скажу. Мы договаривались лишь об имени. Выпускайте!

Не глядя взял первую попавшуюся папку, вынул оттуда несколько листков и стал рвать, подняв руки поближе к отверстию.

– Хорошо! Уговор есть уговор. Кидайте сюда ваше оружие!

Асагава кивнул и распластался у стены – там, где должна была открыться дверь.

Приподнявшись на цыпочках, Фандорин бросил «герсталь» в отдушину.

В окошке потемнело – вновь появился глаз. Внимательно осмотрел Фандорина.

Тот стоял напружинившись, готовый отскочить в мёртвую зону, если вместо глаза в квадрате появится дуло.

– Раздевайтесь, – велел Суга. – Совсем. Догола.

– Это ещё зачем?

– Хочу убедиться, что у вас не припрятано ещё какого-нибудь оружия.

Видя, что Асагава осторожно, двумя пальцами взводит курок, Фандорин быстро сказал:

– Только не вздумайте стрелять. Пока изготовитесь, я отпрыгну в сторону. И тогда уговору конец.

– Слово чести, – пообещал интендант.

Разумеется, солгал, но слова Фандорина предназначались не ему, а инспектору, и тот понял – сделал успокоительный жест: не буду.

Раздевался титулярный советник медленно, демонстрируя глазу каждый предмет своего туалета и затем бросая его на пол. Наконец, остался в наряде Адама.

– Хорошо сложены, – одобрил Суга. – Только живот слишком впалый. Хара у мужчины должна быть поплотнее. Теперь повернитесь спиной и поднимите руки.

– Чтоб вы прострелили мне затылок? Ну уж нет.

– Ладно. Одежду под мышку. В другую руку штиблеты. Как открою дверь, медленно выходите.

Хитрая дверь отпрыгнула. Открылся проем.

– Живьём, – одними губами прошелестел Эраст Петрович, проходя мимо Асагавы.

В кабинете горел яркий, слегка подрагивающий свет. Суга стоял на том самом стуле, который давеча приставил к стене вице-консул. В руке у интенданта чернел большой револьвер (кажется, шведский «хагстрем»), фандоринский «герсталь» лежал на столе.

«ГОЛЫЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ЗАСТРЕЛЕН В КАБИНЕТЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ», мелькнуло в голове дипломата.

Ерунда, стрелять он не станет. Здесь не герметическое помещение, где стены гасят звук. Услышат дежурные, прибегут. Зачем ему? Но живым отсюда, конечно, выпускать не собирается.

Не останавливаясь, лишь коротко взглянув на интенданта, Фандорин прямиком направился к выходу.

– Куда это вы? – удивился Суга, спрыгивая на пол. – Так и пойдёте голышом по управлению? Оденьтесь. И потом, вас не выпустят. Я провожу.

Револьвер начальник полиции спрятал, показал пустые ладони. Мол, слово своё держу.

Собственно, в намерения титулярного советника и не входило разгуливать по коридорам в чем мать родила. Смысл манёвра заключался в ином: увести интенданта подальше от тайника, а главное – вынудить повернуться к нему спиной.

Сработало!

Суга смотрел, как вице-консул натягивает свой мефистофельский наряд, а между тем из дверцы бесшумно вынырнул Асагава и взял генерала на мушку.

«Как же этот ловкач собирается меня убивать? – гадал Эраст Петрович, надевая гимнастическую туфлю. – Нужно ведь, чтобы на паркете не осталось крови».

– Интересный вы человек, мистер Фандорин, – рокотал Суга, добродушно посмеиваясь в подкрученные усы. – Вы мне даже нравитесь. Мне кажется, у нас немало общего. Оба любим нарушать правила. Как знать, может быть когда-нибудь судьба сведёт нас вновь, и необязательно в качестве оппонентов. Сейчас у России и Японии, вероятно, начнётся период охлаждения отношений, но лет эдак через пятнадцать-двадцать всё переменится. Мы станем великой державой, ваше правительство поймёт, что нами невозможно манипулировать, с нами нужно дружить. И тогда…

Забалтывает, понял Фандорин, приметив, что интендант как бы ненароком приближается к нему. Руки небрежно согнуты в локтях, ладони выставлены вперёд – как бы для жестикуляции.

Вон оно что. Убьёт без всякой крови. С помощью дзюдзюцу или какого-нибудь иного дзюцу.

Спокойно глядя в лицо противнику, титулярный советник принял оборонительную позицию, которой его научил Маса: одно полусогнутое колено выдвинул вперёд, руки выставил перед собой. В глазах Суги блеснула весёлая искорка.

– С вами приятно иметь дело, – усмехнулся он и уже не прячась изготовился к схватке.

Левая ладонь повёрнута кверху, правая рука, согнутая в локте, отведена за спину, одна ступня оторвана от пола – просто танцующий Шива. «Это что ещё за дзюцу на мою голову?» – вздохнул вице-консул.

– Посмотрим, каковы вы в единоборстве, – уютно промурлыкал полицейский генерал.

Но до единоборства, слава Богу, не дошло.

Выбрав момент, Асагава в два прыжка подлетел к интенданту и стукнул его рукояткой по шее. Наблюдать за спорой, виртуозной работой потомственного ёрики было одно удовольствие. Упасть обмякшему телу он не дал – подволок к креслу, усадил. Одним движением вытянул обмотанную вокруг пояса верёвку, быстро привязал запястья Суги к подлокотникам, щиколотки к ножкам, в рот засунул мундштук – знакомый Фандорину хами. Не прошло и двадцати секунд, а супостат уже был спеленут по всей японской полицейской науке.

Пока интендант хлопал глазами, приходя в чувство, победители совещались, как быть дальше. Звать дежурного офицера или лучше дождаться дня, когда в здании будет много чиновников. Вдруг дежурный – человек Суги?

Дискуссию прервало мычание, донёсшееся из кресла. Генерал очнулся и мотал головой, явно хотел что-то сказать.

– Ну, хами я вынимать не стану, – сказал Асагава. – Лучше сделаем вот как. – Правую руку пленника прикрутил за локоть, зато развязал запястье. Сунул интенданту листок бумаги, обмакнул в чернильницу ручку.

– Пишите.