- Не знаю, - сказал Деян. - Но такова уж наша натура.

- Я ненавижу его, я не могу его простить; но и уйти - не могу. Мы встретились давно, в тяжелые времена. Я не сразу узнала его, а когда поняла, когда удостоверилась, что не ошиблась - было уже поздно... Я была многим обязана ему, он стал мне дорог... И я не смогла: ни тогда, ни потом. - Харрана спрятала лицо в ладонях, а когда подняла взгляд, он сделался ясным и острым. - Столько лет я прожила, презирая сама себя! Мы оба - и я, и Ранко - заслуживаем презрения. Но значит ли это, что нам непозволительно желать иной жизни или что нам вовсе не стоит жить? Вот о чем я думала весь вчерашний день, господин Химжич, и всю ночь. Об этом я говорила с Абсхар Дамаром, пока вы спали. Небесам безразличны наши страсти, наши надежды и грехи. Абсхар Дамар утратил больше, чем возможно для человека; сознание своей вины и слабости невыносимо для него, его измученные дух и тело жаждут смерти - и все же он не отступает. Для него нет причин жить - однако он ищет эти причины с упорством, заслуживающим восхищения... - Харрана слабо улыбнулась. - Сегодня на рассвете я поняла, что хочу жить, господин Химжич; и я не вправе снова отнять жизнь у нерожденного дитя, как делала прежде.

- Так вы?.. - Деян невольно покраснел, устыдившись вопроса. Такое простое объяснение просто не приходило ему, мужчине, в голову.

Харрана без смущения кивнула:

- Я должна попытаться жить по-настоящему, как когда-то... Но жизнь изгоев тяжела даже в таких городках, как Нелов; я не дотянула бы до этого дня, если бы не те средства, что Ранко оставлял мне, не его защита. И за это я обязана отплатить ему добром. Пусть живет и он, если сумеет. Давно пора было все это закончить.

- Вы согласились покинуть город, но к его сестре не поедете, - уверенно предположил Деян. - Вы исчезнете... растворитесь в большом мире.

Харрана кивнула:

- Я не могу иначе; но пусть его сын будет законным сыном этих земель. С младенцем на руках будет непросто, однако сейчас у меня есть сбережения и кое-какие знакомства, а после большой войны всегда нужда в лекарях: мы сможем продержаться... Ранко не знает. Не говорите ему, - попросила она.

- Если он переживет нынешнюю войну, все равно будет искать вас.

- Пусть так. Если найдет... Тогда уже многое будет иначе. Кто знает, что выйдет. - Харрана на миг прикрыла глаза. - Ну а вы, господин Химжич? Зачем вы тут, почему делаете то, что делаете? Ведь вы чувствуете себя не на своем месте здесь.

- Мне нигде нет места! - сказал Деян, сам удивляясь прорвавшейся вдруг злости.

Харрана непонимающе нахмурилась, и он, поколебавшись мгновение, поставил ногу на край кровати и закатал штанину.

- Убедитесь сами: вы же лекарь. Я калека с детства. Только зря чужой хлеб ем. А это все Големова блажь... По его дури оказался с ним повязан. По собственной - уйти не могу.

Харрана нагнулась к его ноге и коснулась кончиками пальцев черного рубца. Глаза ее расширились от изумления.

-Это... удивительно, - прошептала она. - Не думала, что когда-нибудь увижу подобное... чудо.

У Деян вырвался смешок:

- Я тоже не думал, уж поверьте! Никто не думал; соседи смотрели на меня, как на страшилище лесное, когда я уходил.

- Но эти удивительные чары уже слабеют, господин Химжич, и не могут полностью сдержать разложение. - Харрана подняла на него встревоженный взгляд. - Через некоторое время - не знаю, как скоро - их необходимо будет развеять и провести ампутацию. Иначе последствия...

- Я чувствую и сам, - перебил Деян, не желая слушать дальше. - И Голем тоже заметил: он пытался недавно что-то сделать. Только, кажется, у него не очень-то получилось. И вряд ли стоит сообщать ему о неудаче.

Харрана с неохотой кивнула.

- Не позволяйте Абсхар Дамару использовать силу. Это сокращает его время.

- Есть ли для него надежда? - решился спросить Деян. - Выжить и восстановить свое могущество.

- Пока человек жив, надежда есть всегда, - произнесла она с едва слышным вздохом. - Вот только остается ли он еще человеком?

- Большой мир теснее, чем мне казалось, - сказал Деян, подумав, что вряд ли капитан успел поделиться с ней новостью. - Голем убил того, кто когда-то изуродовал ваше лицо.

Пальцы ее дрогнули.

- Хорошая весть! - В ее голосе прозвучало такое торжество, что Деян удивился - чем же она все-таки обязана Альбуту, что не перерезала ему горло во сне, едва узнала, кто он такой. - Признаюсь, господин Химжич: в первые мгновения Абсхар Дамар показался мне ушлым негодяем той же породы, что и мой муж. Но это суждение оказалось поверхностным... - Харрана покачала головой. - Плох он или хорош, он - Хранитель Мира, Абсхар Дамар. И он несет в мир правосудие.

- Особенно когда напивается до полусмерти и сношает перепуганных девок прямо на столе, - не удержался Деян.

Харрана засмеялась:

- Наверняка вам нелегко с ним, господин Химжич. Но и ему с вами не проще.

- Думаете?

- Спасибо вам. Берегите его и себя. - Она улыбнулась с непривычной теплотой. - Какие бы причины вами ни двигали, вы сделали правильный выбор.

- Я не...

- Не отговаривайтесь обстоятельствами и капризами Абсхар Дамара, - мягко перебила она. - То, что вы еще здесь, - это ваш выбор, и только.

От искушения продолжить спор Деяна избавило возвращение "Абсхар Дамара" и капитана.

Получасом позже, следом за Големом шагая к городским воротам и ведя в поводу вертлявую кобылку, он думал, что Харрана, вероятно, права, - и эта мысль не доставляла ему никакого удовольствия.

Людская река за два дня иссякла; теперь о ней напоминал только разбитый большак, сделавшийся после дождей едва проходимым.

- Бергичевцы где-то впереди заняли дорогу, - сказал Валиш, тощий и высокий солдат, на котором мундир болтался, как рванина на пугале. - Но сами не идут, хитрецы. Выжидают.

Капитан Альбут, после свадьбы почти не раскрывавший рта, согласно кивнул.

Сапоги вязли в грязи, лошади постоянно оскальзывались. Когда через версту с большака свернули на перекрестную дорогу поменьше, путь стал еще тяжелее; но Деян был рад - тут они хотя бы не были совсем одни и за несколько верст повстречали аж два армейских обоза: один попутный, другой встречный с какими-то бумагами.

Продвигались то верхом, то пешком, там, где дорога становилась так плоха, что лошади могли переломать ноги, а всадники - шеи; с седла не слезал только Голем, быстро вымотавшийся настолько, что едва мог стоять; Альбут и Валиш по очереди проводили его коня через хляби.

Дело шло медленно, и все же за полдня они покрыли неплохое расстояние, хоть и меньшее, чем Альбут рассчитывал; но затем ехать стало невозможно. Небо затянуло тучами; видимость испортилась, а от накрапывавшего дождя дорога сделалась совсем скользкой.

- Дальше нельзя, Ранко. - Деян, к этому часу уже совершенно измученный и ходьбой, и ездой, с трудом догнал его. - Не сегодня. Вы, может, и проедете, но мы - нет. - Взглядом он указал на Голема, бессильно уткнувшегося лицом в лошадиную гриву, и громко добавил:

- Я человек непривычный; еще верста - и просто с ног свалюсь.

Альбут, поглядев на них обоих, только вздохнул и послал солдат вперед - разбивать лагерь.

Добравшись до выбранного ими места, Деян впервые в полной мере оценил удобство путешествия с бывшей епископской охраной, привыкшей заботиться о "господах": на поляне уже трещал костер и рядом, между двумя раскидистыми деревьями, был натянут полог из плотной ткани, а земля под ним выстлана ветками. Вместе с капитаном Деян довел теряющего сознание чародея до лежанки и дал тому порцию оставленного Харраной лекарства.

Удостоверившись, что все в порядке, Альбут ушел к своим людям, занятым лошадьми.