- А я не пытался, мастер? - спросил Джибанд. - Создать. Сам.

- Нет. Не знаю, возможно ли такое. Но ты говорил, что, не познав толком самого себя, не стоит и пытаться, - сказал Голем. - Я еще подумал тогда, что ты представляешь других людей куда более совершенными, чем они являются: мало кто может сказать, что он познал себя, и почти все их них - заблуждаются.

- Интересно. А ты, мастер? - Джибанд пристально посмотрел на чародея. - Ты тоже заблуждался? Про себя?

Голем рассмеялся:

- Чаще, чем кто-нибудь другой!

Еще через день Голем, чувствоваший себя заметно лучше, сказал Джибанду, что пора привести в порядок разорванное медведем лицо. Но тот отказался:

- Не хочу. Это - мое, мастер. Я тогда сначала сделал неправильно, а потом - правильно. Помог.

- Да, но...

- Я хочу, чтобы осталось так. - Джибанд перебил чародея, чего прежде не случалось. - Так получилось, потому что я - это я. Это - мое. Пусть так будет.

Деян, слушая их перерекания, только потрясенно качал головой: чем дальше, тем более странным выглядело все происходящее.

"А ведь, пожалуй, было бы обидно повернуть назад сейчас", - подумал Деян, собирая вещи в дорогу. Ему хотелось знать, чем все закончится.

В общей сложности они провели в лесной хижине двадцать два дня.

Уходя, Деян обернулся, взглянул на неказистое укрытие с благодарностью: это были очень странные дни, но многие из них не такие уж и скверные

- Идем, - на ходу бросил чародей, не оглядываясь. - Довольно мы здесь просидели.

- Твоя правда, мастер. - Джибанд шагал рядом с ним.

Химера бежала впереди; ухмылка не сходила с ее уродливой морды.

Путь в пятьдесят верст до большака занял два дня, в которые не произошло, по счастью, ничего примечательного. До ближайшего городка со странным названием Нелов оставалось, согласно карте, еще чуть больше, но уже не звериными тропами, а разбитой, запруженной людьми и повозками широкой дорогой. Чародей посчитал нужным не выходить на нее сразу, а сперва понаблюдать с пригорка у обочины.

После лесной тишины открывшееся зрелище неприятно поражало. Люди шли в обе стороны, но к северу двигались в основном только солдаты в мундирах армии короля Вимила, сопровождавшие возы с продовольствием и сеном, а на юг тянулся, лишь изредка прерываясь, бесконечный человеческий ручеек. Тут были и пешеходы, тащившие свой скарб на себе или на волокушах, и крытые фургоны, сопровождаемые богато разодетыми всадниками, и одетые в крепкую кожу торговцы, командовавшие целыми процессиями из трех-четырех тяжело нагруженных телег под охраной разбойничьего вида мужчин с ружьями или палашами, притороченными к широким поясам. Беженцы двигались к переправе, в которую через тридцать верст к югу упирался большак.

- Сражения за эти земли еще не было, - одними губами произнес Голем. - Но никто не сомневается в скором поражении.

- С чего ты взял, что не было? - так же шепотом спросил Деян.

- Иначе не тащили бы столько груза, а бежали бы, теряя башмаки. Страху было бы поболее.

Деян недоверчиво покачал головой: на его неискушенный взгляд, все эти люди с серыми от усталости и пыли лицами и так были достаточно напуганы; каждый спешил поскорее добраться до переправы, отчего на дороге постоянно возникали стычки. Сразу после того, как Голем расположился на пригорке, перегруженная четырехколесная телега попыталась объехать плетущуюся пешком семью со множеством - от мала до велика - детей, но застряла в глубокой выбоине и тем самым преградила путь армейскому возу.

Хозяин телеги, неопрятный чернобородый мужик, принялся орать на тощую рыжую кобыленку и на всех подряд, требуя вытащить груз, и замолчал, лишь когда офицер ударил его кулаком по лицу. Четверо солдат споро распрягли кобылу и столкнули телегу в канаву. Опомнившийся мужик, лебезя и унижаясь, умолял "служивых господ" не губить добро и предлагал заплатить за помощь, но офицер, сухопарый и совсем еще молодой человек в чине капитана с аккуратно подстриженными усами и бородкой, только сильнее разозлился:

- Нам твоих денег не надо, трус! - Его красивое лицо исказилось от гнева. - Разбегаетесь, как тараканы... Я бы вас, подлецов, вешал! А ну, пшел!.. - Он замахнулся еще раз, и торговец, униженно бормоча извинения, бросился ловить напуганную лошадь, которую кто-то в суматохе огрел по крупу.

Не успел армейский воз отъехать на два десятка шагов, как стайка детей, с которой все началось, набросились на опрокинутую телегу. Капитан было вернулся - но маленькие воры уже разбегались во все стороны, прижимая к груди разноцветные тряпки, мешки и шкатулки, а взрослых давно и след простыл.

Все произошло столь быстро и слаженно, что вызывало сомнения в случайности происшествия. Несчастный торговец, наконец, поймавший свою кобылу, причитал и скулил. Капитан, не глядя больше на него, пошел догонять своих людей, устало подволакивая ноги.

- Кое-что в мире не меняется, - сказал Голем. Джибанд проворчал что-то неодобрительное.

"Вот ведь люди..."

Деян отвернулся. Ему вдруг остро захотелось домой.

Чародей говорил тихо, но стоял не таясь, и Джибанд возвышался над дорогой, как скала; однако никто не обращал на них внимания, хотя один из мальчишек пробежал совсем рядом.

- Простая штука, - охотно объяснил Джибанд на вопрос Деяна. - Сосредоточься, как мастер учил, и представь, что ты - камень. Маленький камень на земле. На земле много камней, но никто на них не смотрит. Никому не интересны камни под ногами.

- Пока о них не споткнешься, - сказал Голем. - Или пока они не заговорят о погоде и ценах на масло. Тише, Джеб: тебя за версту слышно.

- Да, мастер. - Великан виновато опустил голову.

- Уж извини, Деян, пришлось наложить чары и на тебя, - добавил Голем. - Пока нам не к спеху заводить новые знакомства.

Деян согласно кивнул. Вспомнилось, как в первый раз на глазах у всех чародей исчез в Орыжи, выйдя со двора Беона; тогда думалось - хорошо, если навсегда...

- Доберемся сперва до города.

Голем спустился с пригорка на дорогу.

Среди бредущих навстречу людей многие провели в пути десятки дней, тогда как другие покинули свои дома относительно недавно, судя по опрятному виду; в потоке беженцев шло и немало крепких мужчин. Солдаты смотрели на них кто с ненавистью, кто с завистью, но чаще вовсе не смотрели, глазея на проходящих мимо женщин или безучастно уставившись в землю; некоторые, казалось, спали на ходу.

Возможно, так оно и было.

Армейские возы сопровождали бывалого вида вояки, на облик которых многие тяготы военного времени наложили отпечаток. Но один раз пришлось обгонять большой, человек в сорок, отряд, в котором оказались сплошь безусые юнцы и седовласые старики: формы и оружия на всех не хватило, потому снаряжены они были кто как и вид имели неопрятный и напуганный. Глядя на них, Деян с горечью вспомнил, как, хорохорясь, уходили орыжские новобранцы; как неловко прощались с ним братья после последней пьяной ночи, всеми мыслями уже погрузившиеся в большой мир...

Много ли времени потребовалось, чтобы орыжцы превратились в такую же толпу оборванцев и один за другим встретили смерть?

Даже Петер Догжон, сильный, безукоризненно честный и храбрый Петер, которого на все лады проклинал Кенек, - не верилось, что теперь, после стольких дней, он все еще жив; а если и жив - что еще осталось хоть что-то от него прежнего. Нескончаемый людской поток размывал лица, а ведь это был только маленький, безобидный ручеек!