Великан закивал:

- Да. Конечно. Да.

Дышаться в хижене стало свободнее.

Деян принюхался - пахло пригоревшим мясом - и поискал взглядом котелок. Тот стоял чуть в стороне от очага: есть ли еще что внутри, было не разглядеть.

- Ты голоден, наверное? - Чародей заметил его взгляд и, не дожидаясь ответа, повернулся к великану. - Джеб, пожалуйста, раздуй угли и поставь котелок греться.

Джибанд засуетился, нависнув над очагом.

- Да... наверное. Поесть не помешает, - смутившись, пробормотал Деян. Голоден он был зверски, но чувствовал себя неуютно: припасов наверняка почти не осталось.

"Сходил, называется, за добычей... Ничего не достал, да еще провалялся бревном три дня... Ну, почти ничего. - Деян рассмотрел у стены кучку серых перьев: должно быть, Джибанд или чародей нашли мешок с замерзшей птицей и принесли в дом. - Хорош охотник! Курам на смех".

- Не думай, я не впервые в жизни держу в руках поварешку. - Чародей расценил его смущение по-своему. - Я же как-никак колдун: не все можно поручить подготовить слугам. Так что это съедобно: я пробовал. Хотя повар из меня никудышный, что поделать.

Судя по запаху гари, в последнем чародей не ошибался.

- Нельзя уметь все на свете... Но я ни на что такое и не намекал, ты что. - Деян зевнул, с трудом поборов искушение лечь обратно на застеленую тряпьем лавку. Картина этой неумелой заботы удивляла и смущала: сам-то он, хотя занимался лекарствами и прочим, о чародейском удобстве не думал ни мгновения. - Та сила в лесу - что это было? Она вела меня против воли и будто... высушила меня. Как кровь выпустила.

- Примерно так и есть, - кивнул Голем.

- Но что она такое?

- Убьем - узнаем наверняка. Но...

Голем, не договорив, встал, прошел нетвердой походкой к столу и вернулся обратно с ниткой костяных бус.

- Волчья пясть, барсучья, рысья, а эта, кажется, из медвежьего ребра выточена... Обычные ведьмы такие игрушки не делают. Опасные игрушки. - Голем раскрутил бусы на ладони, подбросил в воздух и поймал другой рукой. - Думаю, повертуха здесь жила. Жила, померла, но не до конца: это у них часто, тяга к жизни у них звериная...

- Стала немертвой, значит? - припомнив, спросил Деян.

Голем покачал головой:

- Не совсем. От мертвого тела она освободилась - для повертухи это невелика сложность - и шатается теперь по миру неприкаянным духом. А косолапый, которого я застрелил, супружник ее был или сынок. Повертуха опасна, но в дом ей, мертвой, без приглашения не войти; она и приближаться боится - верно, не сама померла, убили ее тут. Дух ее дурной развеять - дело несложное. Но придется пока с этим погодить. Если ошибусь, нехорошо может выйти.

- Повертуха? Супружник? - тупо переспросил Деян. Что-то внутри отторгало следовавший из слов чародея смысл.

- Вроде как человеческого племени они, повертухи, а вроде как и не совсем, - расплывчато объяснил Голем. - Среди людей рождаются, но в любую шкуру влезть могут. Хоть в медвежью, хоть в волчью, хоть в какую. Обороту ни обучиться никак нельзя, ни излечиться от него: это у них от природы. И страсть от природы огромная к плотским утехам: с человеком ли, со зверем. Но больше со зверем - редкий человек их напор долго выдержать сможет. Да и зверь, говорят, не всякий...

- Достаточно! Я понял. - Деян почувствовал, что покраснел, как помидор. - А дети их... детеныши... они тоже такие?

- Нет. - Голем покачал головой. - Чтоб повертуха человеческого младенца родила - я о таком не слышал. А звереныши обычные рождаются. И власти у нее, мертвой, над зверьем больше нет. Тут вся ее власть осталась. - Он тряхнул бусами. - Спасибо ей на том: против нее же и сгодятся.

Деян вспомнил видения, донимавшие его в полусне.

- Могло быть такое, чтоб кто-то... чтоб любовник из людей жил тут с ней, пытался от колдовства излечить, но отчаялся и сперва ее, а затем и себя порешил, застрелился?

- Могло - почему бы и нет. - Голем пожал плечами. - Как на самом деле, теперь уже не узнает никто. А с чего ты так подумал?

- Да так... То ли примерещилось, то ли приснилось - не поймешь. Давно еще.

- Надо было сразу об этом мне рассказать, - с укоризной заметил чародей.

- Надо, - согласился Деян. - Но я и сам забыл. Все кошмары запоминать - голова разломится. Наружу-то из дому можно выйти, или эта повертуха нас сторожит?

- Можно. Только далеко не отходи и голосов не слушай.

- Ага.

Деян осторожно встал. Сначала по привычке на одну ногу, затем, опомнившись, и на вторую: тело слушалось нормально. Краем глаза он заметил, как чародей, сам еще нетвердо стоящий на ногах, дернулся с намерением его поддержать и лишь в последнее мгновение остался на месте с полупротянутой рукой.

- Сейчас вернусь. - Деян протиснулся мимо Джибанда и прошел к двери, спиной чувствуя взгляд чародея, боровшегося с желанием все-таки предложить совершенно не нужную помощь.

"Чудны дела твои, Господи... Да что на него нашло? - Деян вышел в светлую, заснеженную ночь, на ходу разминая мышцы, с наслаждением втянул чистый холодный воздух. - Чем дальше, тем меньше я понимаю".

Голем настолько очевидно беспокоился за него, что это было почти смешно. Что-то изменилось в чародее за последние три дня; будто слезла шкура или треснул внутри какой-то стержень. Деян который раз уже после пробуждения почувствовал укор совести:

"Он ведь первый раз спас меня еще в Орыжи. Я думал его убить, собирался бросить - а он снова пришел на помощь. Какие бы у него на то ни были резоны - выручил ведь! А я..."

- Послушай, Голем! - Вернувшись в хижину, сразу заговорил Деян, торопясь высказать все, пока решимость не растаяла вместе с налипшим на сапоги снегом. - Я не думаю, чтобы я вскоре смог... чтоб мне перестать тебя... ну, чтоб... тьфу!

Нужные слова никак не шли на язык, и он с досады ударил по косяку.

"Простить", "перестать ненавидеть" - все это было неточно, даже неверно.

Голем настороженно взглянул снизу вверх:

- Чтобы ты смог смириться с моим существованием в этой и без меня неприятной жизни?

- Нет! Ну, то есть... Не знаю, наверное, можно и так сказать, - сдался Деян. - Но так или не так, а все-таки я рад, что все обошлось... И спасибо тебе за то, что спас... Дважды спас. Я благодарен, правда. Хотя я иногда говорю разное, цепляюсь к тебе без повода... За это прости. Характер дурной - не умею я с людьми. Не привык. Дома старшие часто мне пеняли, что с людьми не лажу. Язык мой - враг мой.

- Не нужно извиняться. Ты в своем праве, Деян. - Голем покачал головой. - Это я виноват перед тобой. Напрасно тебя во все это втравил. Только как там в истории твоей знахарки было? Сделанного не воротишь. Так что прощения не прошу - не заслужил. Но ты свободен. Как только покончу с повертухой, ты волен идти куда хочешь: я не буду мешать.

- Если бы хотел, то уже бы ушел, не дожидаясь снегопадов и встречи с повертухой. - Деян сел у очага рядом с притихшим великаном и придвинул к себе котелок. - Пока мне идти некуда. А потом - видно будет... Сейчас ты меня отпустить готов, а то - на час выйти не давал. Не понимаю я тебя, Рибен. Все вы, чародеи, такие чудные?

Голем тяжело опустился на лавку напротив.

- Моя бабка, - начал он, - мир ее праху, любила повторять: "пока лоб не расшибешь, ума не прибавится..."

- "Пока лоб не расшибешь, ума не прибавится, а ежели ума нет, сколько ни бейся - только стену попортишь", - эта мудрость казалась ей непреложной; пожалуй, оглядывась на прожитую жизнь, вынужден согласиться. - Голем улыбнулся. - Бабка умерла, когда мне стукнуло только восемь лет, но это я запомнил; бабкой она мне приходилось по отцу. Родни по матери я никогда в глаза не видел: мать была из мелких бадэйских дворян, бежала на Алракьер от войны... И саму ее помню едва-едва: красивая женщина, высокая, с холодными руками, от которых всегда пахло можжевеловым мылом...