— Чего присматривать-то? Сама говоришь, не маленький…
— Да, но суп варить до сих пор не научился.
— Научился. Только лень…
— Вот именно… И следить за собой толком еще не умеешь. Когда пойдешь на день рождения, постарайся выглядеть поприличнее.
— Это как?
— Сходи в парикмахерскую, подстриги свои космы. Вымой шею. Оденься как полагается.
— А… как полагается? Школьный пиджак и штаны истрепаны, джинсы сама видишь какие…
— Надень матросский костюм.
— М-м…
— А что?
— Ну… я в нем выгляжу моложе своих лет.
Мама засмеялась, растрепала его «космы» и пошла укладывать чемодан…
Алешка проводил маму до подъехавшего такси и вернулся. Тихо было в квартире. Грустновато. Алешка покосился на себя в зеркало, показал язык.
— Вот и живи теперь один. Сам виноват… Да еще старайся «выглядеть приличнее»…
В самом деле, как быть-то?
Он распахнул платяной шкаф, выкинул из него на пол несколько пестрых футболок, мятые тренировочные штаны. Все не то… Вынес к свету висевший на плечиках белый костюмчик с синим воротником. Хмыкнул, прикинул на себя. Взлохматил (как недавно мама) голову, подумал. Скинул джинсы и рубашку, натянул матроску и короткие штаны с голубым пояском. Все было впору, не так уж он вырос с прошлого года. Алешка крутнулся перед зеркалом.
— Может, и правда сгодится? Ей ведь нравится все морское… — Даже показалось что он бежит навстречу теплому ветру по берегу моря, а Маша стоит, смеется и ждет… — А что я ей подарю?
Наступило время чесать лохматый затылок изо всех сил.
Из-под дивана Алешка вытянул картонный ящик со своим имуществом. Плеер подарить? Он не работает, сколько ни тряси… Фонарик? Зачем ей такой пустяк? Заводного робота? Да ну, детство такое…
Вставая, Алешка зацепился за плед на диване пришитым к рукаву медным якорьком.
Потрогал его.
— Чуть не оторвал… Какой ты… маленький, а будто настоящий. Как на том кораблике… На кораблике?
Он опять оказался перед зеркалом, сел на стул. Показалось, что у того, отраженного, Алешки в руках появилась модель клипера. Аза спиной… возникла Маша. Задумчивая такая…
— Не грусти! Смотри, что я тебе подарю!.. — Алешка в зеркале протянул Маше кораблик. Она недоверчиво взяла. Щекой коснулась легонького паруса. Заулыбалась…
Алешка с ногами забрался на диван. В открытом окне чернели телевизионные антенны, похожие на мачты клиперов. Тень на стене напоминала очертания парусов.
— Зачем он ей, этой бабке… этой Софье Александровне? — вполголоса беседовал с собой Алешка. — Он же не шляпа, он клипер-фрегат… И он даже не ее, его сделал старый мастер…
Алешка дотянулся до гитары. Играл он так себе, но все же подобрал несколько аккордов, а к ним — строчки:
Нет, не так… Вот…
Аккорды и строчки постепенно набрали уверенность:
Алешка положил ладонь на струны, посидел, подумал. Потом сказал в пространство:
— Да, это будет «Баллада о клипере»… — И снова зазвучала гитара.
— В самом деле, как он жил там?.. Как живет?
Алешка незаметно заснул в обнимку с гитарой.
…А за окнами в это время собралась гроза. Загремело, засверкало, в окно ударили холодные брызги. Алешка вскочил, подбежал к окну. Да, гроза была нешуточная, пошел вдоль улицы гулкий ливень, брызги пуще прежнего посыпались на Алешку. Но он не стал закрывать створки. Вернулся на диван, натянул на ноги плед, опять взял гитару.
Грозовой гул сделался ровнее, и Алешка под него стал засыпать снова…
Приснилось неспокойное море. Маша на берегу, и он, Алешка. А от берега под всеми парусами уходил фрегат.
— Мы опоздали на него, — горько сказала Маша.
— Подожди… Надо что-то придумать… Вот!
Неподалеку, на прибрежном песке, возился с моторной лодкой Стасик Яковлев. Алешка за руку подтащил к нему Машу.
— Стасик! Мы не успели на клипер! Давай догоним на твоей лодке!
— Я бы рад. Но мотор забарахлил, вынужденная посадка. Это все из-за цилиндра, будь он проклят!.. — Перед Стасиком лежала на песке шляпа — черный цилиндр трубочиста. Стасик с досадой пнул его. Ветер подхватил цилиндр, покатил по песку…
— Цилиндр… — прошептал Алешка, просыпаясь.
За окнами было сверкающее после дождя утро.
В дверь заглянула соседка тетя Даша.
— Алешенька… Ох и спишь ты! И даже не разделся… Ночью гроза была, страх такой, а у тебя окно нараспашку… Вставай, я завтрак приготовила.
— Спасибо, тетя Даша! Я сейчас! Я… только сбегаю к одному мальчику! Очень важно!…
В помятом костюме с хлопающим синим воротником Алешка мчался по улице. Перепрыгивал через обрушенные грозою с тополей сучья. Разбрызгивал кроссовками лужи. И наконец остановился под балконом второго этажа.
— Стасик! Яковлев! Ста-сик!
Стасик появился на балконе.
— Привет, чего шумишь?.. Ух какой ты… дитя капитана Гранта…
— Как хорошо, что ты еще не уехал! — обрадовался Алешка.
Я боялся…
— Мы только через неделю…
— Послушай, у меня к тебе дело. Помнишь, ты говорил про шляпу? Про цилиндр… Он тебе очень нужен?
— А что?
— Ну… ладно, я скажу честно. Мне он нужен до зарезу. У одной старушки есть модель парусника. Старушке она не нужна, зато нужны всякие шляпы, для коллекции. Я бы ей цилиндр, а она мне модель… Мне этот кораблик… ну, вот так необходим! — Алешка ладонью провел по горлу. — Давай я твой цилиндр у тебя сменяю на что-нибудь?
— На что? — спросил Стасик. Странным каким-то тоном. Алешка не обратил на эту странность внимания.
— Хочешь ножик? Я его специально прихватил! Шесть лезвий, отвертка, ножницы, шило, штопор…
— Штопор — это конечно… Ну-ка, покажи.
Алешка обрадованно кинул снизу складной нож. Стасик поймал. Повертел. Пооткрывал. Кивнул:
— Подожди… — Он скрылся за балконной дверью и вернулся почти сразу. С черной шляпой-цилиндром. — Держи!
Алешка поймал цилиндр в охапку. Но… что это? Его «складе-шок» лежал на шелковом шляпном донышке.
— Стас… а ножик…
— Да не надо мне его. У меня есть почти такой же…
— А… шляпа?..
— Возьми просто так. Уеду, будешь вспоминать. Ведь одноклассники были…
Что-то сдвинулось в Алешкином сознании. Он глянул на Стасика иначе… с каким-то новым пониманием.
— Спа… сибо… А ты… Знаешь что? Мы ведь еще увидимся до отъезда? Ты оставь мне адрес, я напишу во Владивосток! Я… тебе стихи пришлю. Я их вчера сочинил. Про самолет…
— Ладно… А ты не боишься, что старушка погонит тебя в шею?
— Еще как боюсь… А что делать-то?
Алешка и правда боялся. Эта боязнь тенью пробегала по его лицу, когда он шагал к Лопуховому переулку. Но утро было такое свежее, и сияющее, и бодрое…
