„Но ведь она леди, – думал Джед, – и я не должен испытывать к ней подобных чувств и думать о столь греховных вещах. Я даже не вправе прикасаться к ней“.

Однако он ничего не мог с собой поделать: возбуждение его нарастало, и все тело словно пылало в огне. Джед стыдился своей слабости и презирал себя в эти мгновения, но опьянение не проходило – оно подавило его волю, и ему оставалось лишь удивляться: неужели это невинное создание могло сотворить с ним такое?!

Джед наконец-то прервал поцелуй и заглянул ей в лицо. Лицо ее раскраснелось, а губы припухли от его поцелуев: глаза же сияли как прежде. Джед чувствовал, что ему хочется прикоснуться к ее лицу, хочется провести ладонью по волосам и пригладить их, хочется прижать ее к себе еще крепче и вновь ощутить вкус ее губ… Но он знал, что если позволит себе это, то уже не сможет остановиться.

Сделав над собой усилие, Джед отстранился от девушки и в смущении пробормотал:

– Вам лучше уйти в дом, мэм.

Едва заметно кивнув, Элизабет прошептала:

– Да, наверное…

Она даже не представляла, каким искушением была для Джеда, когда, стоя перед ним, смотрела на него сияющими глазами.

Немного помедлив, он проговорил:

– Прощайте, мисс Коулмен. Было истинным удовольствием… познакомиться с вами.

Взглянув на нее в последний раз, он отвернулся и зашагал по дорожке. Элизабет молча смотрела ему вслед. И вдруг прокричала:

– Доброй ночи, мистер Филдинг!

Вскоре рослая фигура исчезла за поворотом, а девушка все стояла в оцепенении, стояла, прижимая к губам кончики пальцев. Внезапно со стороны дома послышался голос Маргарет – подруга звала ее, и этот голос вернул Элизабет к действительности. Она попыталась привести в порядок свою прическу, хотя прекрасно понимала, что все равно не сумеет скрыть свою чудесную тайну. Тут к ней подошла Маргарет, и девушки вместе направились к дому.

И только после ужина Элизабет вдруг вспомнила, что Джед Филдинг не пожелал ей доброй ночи. Он сказал: „Прощайте, мисс Коулмен!“

Джед стоял на палубе, упершись ногой в поручень, стоял, в задумчивости глядя на берег. Он почти не сомневался в том, что видит этот берег в последний раз.

Рядом с Джедом стоял капитан Мерсер Чапмен, высокий и плотный мужчина с прекрасным цветом лица. Человек весьма любознательный, пожалуй, даже любопытный, капитан разглядывал пассажиров, сновавших на палубе. Наконец, повернувшись к Джеду, спросил:

– Надолго покидаете эти места?

Не глядя на капитана, техасец ответил:

– Скорее всего навсегда.

В ожидании парохода на Галвестон Джед провел в Мобиле две недели и, воспользовавшись возможностью, делал многое, как он сам себе говорил, „в последний раз“ – спал на пуховой перине, ел пищу, приготовленную настоящим поваром, и вечерами сидел в таверне, читая газеты и слушая рассказы о Новом Орлеане, Филадельфии и Ричмонде. Кроме того, он купил кое-что из одежды, а также многое из того, что необходимо для жизни на ранчо. Разумеется, не забыл о патронах и порохе – причем сделал такой большой запас, что клерк на складе оружия подозрительно косился на него. Днем Джед сидел возле оружейного склада и, слушая рассказы случайных собеседников, поглядывал на проходивших мимо хорошеньких девушек. И еще он много размышлял.

Если это путешествие чему-нибудь и научило его, то только одному: он понял, что не создан для такого места, как Нью-Мобил. Всю свою жизнь Джед мечтал о хлопковых плантациях, породистых лошадях и особняках с белыми колоннами. Но сейчас он расстался с этими мечтами. Он вернулся в Алабаму, чтобы понять: ему нужно совсем не это, это не его мир, он к нему не принадлежал, не был его частью.

Ответ Джеда нисколько не удивил Чапмена. Он безошибочно узнавал жителей приграничных территорий, когда встречал их, – причем узнавал только по одежде. И все же капитан спросил:

– Вы из Техаса? Выглядите, как прирожденный техасец… Джед покачал головой:

– Нет, я родился в Алабаме. Но теперь считаю своим домом Техас.

Джед с грустью подумал о том, что всю жизнь мечтал о вещах, совершенно ненужных ему.

Да, его домом стал Техас, и детские мечты утратили свое очарование.

Капитан хмыкнул:

– Отправились на Запад искать счастья? – Да.

– И нашли?

Джед криво усмехнулся. Когда-то он дал себе слово, что непременно разбогатеет и будет жить в красивом белом доме, в таком… как на плантации Спринг-Хилл. Теперь же он понял, что, осуществив свою мечту, не был бы по-настоящему счастлив.

У него была бревенчатая хижина в техасской глуши, и самое ценное свое имущество он мог бы унести в руках – длинноствольное кентуккийское ружье, кривой нож да пятизарядный „кольт“, который в прошлом году Сэм Хьюстон привез ему из Штатов. От продажи фермы у него оставалось двенадцать долларов после того, как он купил припасы для ранчо. Никто и ни при каких обстоятельствах не назвал бы эту сумму состоянием.

Но все же Джед ответил:

– Думаю, я нашел то, что искал.

Да, теперь он осознал, что у него все-таки есть кое-что… Во всяком случае, он начинал с большего, чем его отец, и у него была возможность добиться того… чего он пожелает.

Он жил будущим и ни о чем не жалел.

Джед привык к техасским равнинам и долинам, к пологим лесистым холмам и к глубоким каньонам. Он следовал теми же тропами, что и волки, спал там, где гнездились орлы, и ему уже никогда не вернуться к прежнему образу жизни. И конечно же, у него не хватило бы терпения выносить глупость и суетность того мира, в котором жил Уильям Бледсо. Он не был предназначен для того, чтобы проводить дни в, пустой светской болтовне, а вечера – за бокалом заморского вина. Ему нет места среди джентльменов Юга и даже в обществе утонченных и прекрасных южанок – таких, как мисс Элизабет. Теперь он прекрасно это знал.

– В таком случае вы счастливчик, – заметил капитан. – А большинству не везет…

– Думаю, потому, что они ищут чего-то несбыточного или сами не знают, чего хотят.

– Должно быть, на Западе чувствуешь себя одиноким, – продолжал Чапмен. – Вероятно, таким же одиноким, как в открытом море.

Джед молча кивнул.

– Наверное, не хватает женского общества, а? – Капитан с улыбкой взглянул на собеседника.

– Немногие женщины выдержали бы такую жизнь.

– Пожалуй, вы правы, – согласился капитан.

Джед вдруг вспомнил прекрасную Элизабет Коулмен. Теперь, когда эта девушка была далеко от него, она казалась ему несбыточной мечтой, символом всего недоступного и недостижимого.

О, мисс Элизабет Коулмен была прелестной и утонченной… Она умела вальсировать и знала, в каких случаях и какой именно вилкой следует пользоваться за обедом. А ее улыбка… Она заставляла его сердце бешено колотиться. Наблюдать же за ее грациозными движениями – все равно что читать стихи…

Но на границе не нашлось бы времени для того, чтобы вальсировать. К тому же лишь немногие из техасцев пользовались вилкой – почти все ограничивались ножом. Конечно, посмотреть на хорошенькую женщину всегда приятно, но внешность совершенно ничего не значила, когда требовалось отправиться на охоту, освежевать тушу убитого зверя и нарубить дров для костра. Джед все это отлично знал и пытался не думать о прекрасной Элизабет.

Но все-таки он не мог о ней забыть.

Немного помолчав, капитан заметил:

– Самое худшее в море – это то, что рядом нет женщин. Думаю, у вас то же самое.

Взглянув на собеседника, Джед спросил:

– Вы женаты? Капитан покачал головой:

– Никогда не мог на это решиться. Но много раз хотел.

Джед кивнул. Плохо мужчине одному. Человек не создан для одиночества – сейчас Джед чувствовал это особенно остро. Мужчина мог провести всю жизнь в борьбе и трудах, мог путешествовать и осваивать новые территории, мог разводить скот и обрабатывать землю, чтобы сколотить приличное состояние, – но зачем все это, если некому оставить свое хозяйство, если некому передать свои знания и опыт, не с кем порадоваться удачам и успехам? Ему, Джеду Филдингу, суждено умереть, и все его знания, весь его жизненный опыт умрут вместе с ним. Мужчина без женщины – ничто, потому что только женщина может подарить мужчине сыновей, наследников.