Тщеславие и нарциссизм, подумал Коч-Рош. Что бы он без них делал?

— Как вы теперь себя чувствуете? — спросил он кинозвезду.

— Умираю от голода, — сказала Пума. — Где же Чиз? Он должен был привезти еще еды. — И она вновь занялась пакетом со свиными шкварками.

— Телефон у него в машине не отвечает, — сказал Джимми. — Надеюсь, он не попал по дороге в аварию...

Шум за окном прервал его слова. Повернувшись, Коч-Рош увидел полицейского в форме, который знаками показывал, что следует опустить окно. Адвокат нажал соответствующую кнопку.

— Сегодня у вас явно счастливый день, Джимми, — сказал коп, когда стекло опустилось. — Мужа миссис Ли несколько минут назад взяли в продуктовом магазине в Голливуде.

— По какому обвинению?

— Собственно, по нескольким обвинениям. Боюсь, вам придется покрутиться. Убийства первой степени по девяти пунктам. И все записано на видеопленку. Просто ужас! Хотя Грэхем сдался без сопротивления. Его привезут сюда с минуты на минуту.

Бросив взгляд на заднее сиденье, полицейский наконец заметил сидящую там Пуму.

— Сожалею, что принес вам печальные новости, мэм, — сказал он богине экрана.

Смяв пустой кулек из-под шкварок, Пума швырнула его на пол и с глубоким волнением, которое ей весьма редко удавалось демонстрировать на экране, произнесла:

— Здесь есть еще какая-нибудь еда?

— Здесь есть еще какая-нибудь еда? — жалобно спросил сенатор Бэкьюлэм.

Сенатор повторял эту фразу не в первый раз, что уже начинало сильно раздражать Римо.

Надежно связанный по рукам и ногам, Бэкьюлэм сидел на полу арендованного Римо и Чиуном бунгало — как раз перед «Мицудзуки Мондайэл». С тех пор, как сенатор пришел в себя, он сохранял ясность ума и вместе с тем не проявлял особой склонности к сотрудничеству.

— Вы не получите никакой еды, пока не ответите на некоторые вопросы, — проинформировал его Римо. — Мы хотим знать, кто вас снабжает гормональным препаратом.

— Какое это имеет значение? — ответил Бэкьюлэм. — Продажа или хранение ГЭР — это вовсе не преступление. С другой стороны, похищение людей — это еще какое преступление. А похищение сенатора США наказывается смертной казнью.

— Это мы слышали, — без особой заинтересованности сказал Римо. — Готов спорить, что вы с удовольствием голосовали за этот билль.

— Да кто вы, черт возьми, такие? — спросил сенатор. — На кого вы работаете?

— Это не подлежит обсуждению, — ответил Римо. — Нам нужна информация. Препарат, который вы используете, опасен.

— Это абсурд! Посмотрите на меня. Я стал новым человеком. Я себя чувствую лучше, чем когда бы то ни было. Как это может повредить?

— Спросите вашу покойную жену.

Сенатор со злостью посмотрел на Римо.

— Если масштабы распространения ГЭР будут увеличиваться, то возникнут проблемы в области национальной безопасности, — сказал Римо.

— Так вы пытаетесь меня убедить, что работаете на наше правительство? — фыркнул Бэкьюлэм. — Знаете, я не вчера родился. С каких это пор УБН нанимает убийц?

Римо решил не вдаваться в дальнейшие дискуссии по этому вопросу. Существование КЮРЕ нужно было любой ценой сохранить в тайне.

— Если это зелье не запрещено, — вступил в разговор Чиун, — то почему вы так беспокоитесь за судьбу тех людей, которые дают его вам?

— Потому что это редкое и очень дорогостоящее вещество, которое я хотел бы получать еще долгое, долгое время, — ответил сенатор. — Если у меня будут проблемы с поставщиком, если я его разозлю — он может лишить меня препарата.

— Взгляните правде в глаза, Лад, — сказал Римо. — Вы уже его лишились.

— Что все это значит?

Римо поднял с пола спортивную сумку и показал ее сенатору. В сумке лежал использованный адгезивный пластырь.

— Это ваша последняя доза. Я сам час назад снял ее с вашей девяностолетней задницы, когда вы все еще витали в стране грез.

В глазах старца тут же померк солнечный свет.

— Не надо, детка, — сказал Римо. — Мы будем только сидеть здесь и смотреть, как вы обретаете свой прежний облик. Палка и кислородные подушки ждут вас в спальне.

— Старость, — торжественно заявил Чиун, — это горькая трава, которую не следует пробовать дважды.

Ладлоу Бэкьюлэм посмотрел на свое красивое, все еще могучее тело, и его нижняя губа задрожала, а по щекам потекли горячие слезы.

— Вы не можете поступать со мной так жестоко! — взмолился он. — Не можете. Это бесчеловечно. Пожалуйста, верните мне пластырь. Пожалуйста! Я заплачу вам столько, сколько хотите. Я дам вам все, что хотите. Я могу назначить вас послами. Могу дать пост в кабинете. Могу устроить свидание с Первой леди.

— Хватит ныть, Лад, — сказал Римо. — Вы не сможете нас купить, потому что мы не продаемся. И вы ошибаетесь, если думаете, что мы вас похитили, чтобы получить выкуп. Кто продал вам наклейки?

— Нет. Я этого не скажу.

Римо попробовал зайти с другой стороны.

— Попробуйте взглянуть на вещи здраво. Аудио— или видеозапись здесь не ведется. За вами не наблюдают с помощью одностороннего зеркала. Здесь только мы с вами, сенатор. И все мы знаем, что препарат не только снабжает вас новым, более совершенным телом, но и заставляет совершать такие вещи, которые раньше вы не стали бы делать. Например, убивать молодую жену во время брачной ночи. Остальных этот препарат тоже заставляет убивать. Где-то в вашей старой башке должен сохраниться уголок, который понимает, что происходит. Что происходит и насколько это плохо.

Ладлоу Бэкьюлэм ничего не ответил.

— Он понимает, — сказал Чиун. — Он понимает, но его это не беспокоит. Он человек-животное.

— Он останется таким ненадолго, — сказал Римо, глядя на часы, висящие на стене в гостиной. — Действие этого вещества уже начинает ослабляться. Все происходит так медленно, что, вероятно, вы сначала ничего и не заметите. Но через некоторое время кое-что начнет съеживаться и опадать.

Тут Римо повернулся к Чиуну и сказал:

— Может быть, пускай он немного над этим подумает? Все равно мне нужно позвонить.

В глазах сенатора мелькнуло отчаяние. Отчаяние и страх.

Римо взял со столика телефонную трубку и жестом пригласил Чиуна проследовать за ним на крошечную кухню.

Услышав напоминающий звук колокола электронный сигнал, доктор Харолд В. Смит перевел взгляд с компьютерного монитора на встроенный в стену цветной телевизор. Буйство компьютерной графики сопровождалось назойливым повторением позывных передачи «Замочная скважина США». Одна и та же музыкальная фраза повторялась снова и снова. Оказывается, передача уже началась, она просто прерывалась для показа рекламы.

Мужчина-ведущий повернулся к ведущей-женщине и, широко улыбаясь, сказал:

— Молли, ты не поверишь своим глазам, когда увидишь следующий сюжет. Я знаю, как строго ты следишь за своей фигурой...

Молли просияла, ее стройные длинные ноги нежно потерлись друг о друга.

Выдержав небольшую паузу — явно для пущего нагнетания эффекта, — улыбчивый мужчина продолжал:

— Погоди, скоро ты увидишь богатых и знаменитых людей, которые недавно достигли успеха в сбрасывании веса.

— Я сгораю от нетерпения, Джед.

— Тогда ты готова к тому, чтобы увидеть «Посмотрите на тех, кто стал стройным».

Картинка с изображением двух говорящих голов исчезла, сменившись заголовком сюжета, затем и он исчез, и на экране появился Джед, гуляющий по Пляжу мускулов в Венеции, штат Калифорния. Загорелый, хорошо сложенный Джед был без рубашки. Жировых отложений на его теле не было. Кроме того, доктор Смит заметил, что на теле Джеда нет также и волос — как будто ведущий был десятилетним мальчиком.

— Как и большинство тех, кого вы видите рядом со мной на пляже, — сказал Джед, — я регулярно занимаюсь с личным тренером. Такой здоровый образ жизни преобладает здесь, в Южной Калифорнии, где люди готовы обнажать свое тело ровно настолько, насколько дозволяет закон.