Сильнейший удар заставил Гордона упасть на колени, и ребро ладони резко опустилось на его сонную артерию. Он растянулся на полу и потерял сознание.

Надин, как бы позабыв о своей досаде, повернулась к Дебуру и погладила его с вкрадчивой нежностью.

Он боялся этого момента. Однако Надин возбуждала его. Даже слишком. Возможно, потому ему и не удалось взять верх над ее телом, умерить ее поспешность.

К счастью, послышался звонок телефона.

– Дебур? Говорит Кайо. Меня только что оглушили. Как раз перед домом Шварца, сорок минут назад. Все это проделали двое педиков с третьим мошенником, который сзади ударил меня дубинкой.

– Сейчас еду!

Дебур положил трубку и поспешно оделся, испытывая облегчение от этого предлога, позволявшего ему уйти.

Преодолевая неловкость, он подошел к Надин:

– Мне надо уехать...

– Ты всегда спешишь, – бросила она ему зло и саркастически.

Слишком униженный, чтобы реагировать на это замечание, он сделал вид, что не понял, и пробормотал:

– Когда я тебя увижу?

– Я позвоню тебе, – ответила она таким тоном, каким говорят: вам напишут.

Он понял.

Надин даже не стала ждать, когда он уйдет. Усталым жестом она сняла свои светлые волосы. Дебур, хотя и был полицейским, никогда не замечал, что она носила парик. Ее настоящие волосы были темно-каштанового цвета, очень короткие.

Дебур некоторое время задумчиво смотрел на нее, но она быстро погасила свет и забралась под простыню.

Дебур, за которым шел Кайо, позвонил в дверь квартиры Мэнни.

Кунг открыл им, двигаясь, как сомнамбула, моргая глазами. Похоже, все сговорились не давать ему спать этой ночью.

– Господин Сандерс? Какая у него комната?

Они прошли туда, куда машинально указывал палец Кунга.

Когда они убедились, что Гордона там не было, Кунг, только начинавший приходить в себя, объяснил им, что Гордону позвонили, после чего он быстро ушел.

– Когда это было?

– Плимелно в тли чаца с половиной утра...

Дебур посмотрел на свои часы, Было без десяти пять.

– Вы знаете, куда он пошел?

Кунг огорченно пожал плечами...

– Апсалютно нет, мсье...

Кайо бросился к телефону и стал рыться в бумагах, находившихся на ночном столике Гордона.

Он потряс блокнотом:

– Возможно, буквы отпечатались на нижнем листке!

Дебур оторвал первый листок блокнота и поднес его к свету.

– Восемьдесят пять?.. Пятьдесят пять?.. Запись не очень четкая... Она кончается на "тур"...

– Улица Фантэн-Латур? – наугад сказал Кайо.

И вдруг Дебур вспомнил:

– Улица Грегуар-де-Тур, там живет Льезак!

Гордон медленно приходил в сознание. Тупая боль пульсировала в глазах. Он с силой потер их руками. Головокружение усилилось. Кошмарные образы проносились в его голове: враждебные лица Дженни, Дороти, Мэнни, кривляясь, теснились вокруг него в адском танце; в сторонке сидел Билли и что-то записывал с радостным видом.

Гордон встал на колени, потряс головой. Он находился в кокетливой студии холостяка, где, в полном порядке, повсюду виднелись стопки книг. Комната была освещена.

Гордон вздрогнул, ужаснувшись. Он подумал, что разум покидает его. В нескольких шагах от него на полу лежал мужчина с лицом, залитым кровью.

Гордон на четвереньках подвинулся ближе и увидел Кристиана де Льезака. Пуля попала ему прямо в переносицу, убив наповал. Рядом с телом лежал небольшой пистолет, "лилипут". Гордон сразу же узнал его: это был его пистолет.

Холодная ярость душила его. Убийца или убийцы Дженни заманили его в западню. Но кто? И почему они уничтожили Льезака?

Его обвинят в этом преступлении и заодно в убийстве Дженни. Он не должен здесь оставаться, не должен глупо попасть в руки полиции, – решил он. Он убежит, будет искать преступников. Во всяком случае, он подумает, прежде чем принять решение.

Он лихорадочно осмотрел комнату, но безуспешно. Они умело все подстроили и не собирались совершать оплошность и оставлять следы.

Гордон подобрал свой пистолет и поспешил уйти.

Он был на втором этаже, когда услышал шум: открывалась входная дверь.

– Это на третьем этаже, – крикнул знакомый голос, который Гордон легко узнал.

"Они все хорошо продумали, эти мерзавцы! – подумал он. – Они даже предупредили Дебура!"

Окно лестничной клетки выходило на улицу. Он попытался открыть его, но шпингалет заело. Не колеблясь, он разбежался и ударом плеча разбил стекло.

В прыжке он попытался распрямиться, чтобы упасть на ноги. Однако его усилия были напрасны, и он упал на мостовую боком.

Мгновение он лежал неподвижно, думая, не сломал ли он бедро. Нет, он ничего не сломал. Он приказал себе подняться.

Он мог передвигаться, но лишь медленно, прихрамывая. Ушибленное бедро болело. Полицейские, крича, уже выбежали из дома.

Гордон, сделав отчаянное усилие, побежал. Постепенно он ускорял бег. Он сказал себе, что ему надо бежать еще быстрее, и тут же перестал хромать. Он лишь на пятьдесят метров был впереди полицейских.

Гордон во весь опор пересек бульвар Сэн-Жермэн, чуть не столкнувшись с машиной, ехавшей со скоростью более восьмидесяти километров в час. Была половина шестого утра, время, когда автомобилисты имеют тенденцию принимать еще пустые улицы за скоростные магистрали. Таким образом, он выиграл еще несколько метров у Дебура и Кайо, которые, более осторожные, остановились, чтобы осмотреться, прежде чем перейти дорогу.

Уже было светло. Через сто метров Гордон выбежал на улицу Четырех ветров. Несколько ранних прохожих, еще не совсем проснувшихся, обернулись на него, встревоженные криками Кайо. Дебуру же, казалось, претило такое публичное преследование. Однако никто не рискнул попытаться остановить Гордона. Большинство прохожих застывали на месте, открыв рот, не понимая, что происходит, или делая вид, что не понимают. Гордон мог быть вооружен, а убегающий человек всегда опасен.

Добежав до перекрестка Одеон, Гордон повернул направо. Силы покидали его. Он чувствовал, как горит ушибленное бедро, а легкие, казалось, готовы были разорваться. По звуку погони ему показалось, что полицейские приближались. Когда он очутился перед Французским театром, то побежал по улице Расина. Дебур и Кайо увидели, как он на углу улицы Месье-ле-Прэнс повернул налево. Когда они туда добрались, Гордон улетучился.

– Он, должно быть, вошел в какое-нибудь здание. Надо окружить этот квартал, – крикнул Кайо, едва переводя дух.

– Брось! Он уже однажды проделал с нами такую же штуку. Ему не нравится, когда за ним следят! Вот увидишь, через час или два он спокойно вернется к Шварцу, как ни в чем не бывало, – предсказал Дебур. – Пойдем лучше посмотрим, чего он хотел от Льезака... Готов поспорить, только для того, чтобы устроить ему сцену ревности, как Боттомуорту.

– Для сцены ревности он слишком далеко зашел на этот раз, – сказал Кайо с легким оттенком сарказма в голосе. Он наклонился, чтобы рассмотреть труп Льезака. – Жаль, что я не согласился на твое пари.

Дебур подумал о другом пари, которое он, возможно, слишком самоуверенно, предложил Рейналю. Он был так уверен в тот момент в виновности Мэнни! Однако убийство Льезака, очевидно, совершенное Гордоном, все ставило под сомнение. Это дело теперь казалось ему невероятно запутанным. Возможно, Гордон и Мэнни были сообщниками, или Гордон все это сделал самостоятельно? Если он убил Льезака из ревности, он мог бы по той же причине взвалить на Мэнни убийство своей жены. Однако надо было быть по сути своей чудовищем и обладать точностью часовщика, чтобы удачно осуществить такое предприятие. А еще нужны были бы деньги, чтобы платить сообщникам. Ревнивый мужчина, кроме всего прочего, еще и алкоголик, редко способен на такой сложный замысел. Гордон, во всяком случае, не был способен...