Здесь солдатик срочной службы, шевеля губами, долго читал паспорт на французском языке. Затем принялся сличать оригинал с фотографией.

Кофи готов был побиться об заклад, что можно привести сюда любого темнокожего парня, и солдатик обнаружит полное портретное сходство. Для мальчишки в зеленой форме все черные на одно лицо.

Наконец, помахивая сумкой, студент попал на нейтральную территорию. В залнакопитель. Оставаясь географически в аэропорту Пулково, он уже находился за границей.

В салоне «боинга» его место оказалось в центральном ряду. Как только после взлета погасло табло «Не курить. Пристегнуть ремни», слева и справа от Кофи по обоим проходам покатились тележки.

Их толкали ослепительные блондинки, и приходилось жмуриться, чтобы не ослепнуть. На тележках было все. Сыр в ассортименте. Мясо в ассортименте. Рыба в ассортименте. Десять сложных гарниров.

Двадцать салатов. Фрукты со всего мира.

Больше всего было напитков. Соки – от томатного до гуаво. Пиво – от баночного светлого до бутылочного темного. Вина-от рислингов до портвейнов.

За четыре года жизни в России Кофи привык к крепенькому. Если не «Советское шампанское» в доме Кондратьевых, то водка.

Ну-ка, что мы имеем… Бренди, коньяк, виньяк, ром, джин, виски. На одной из тележек стояли в рядок мексиканская текила, болгарская ракия и японская сакэ.

Именно водки отчего-то не было.

«Должно быть, из-за антироссийской политики стран Запада, – подумал Кофи Догме, словно настоящий питерский патриот. – Стремятся задеть русского человека отсутствием национального напитка среди сказочного изобилия».

– Коньяк, пожалуйста, – попросил он.

Протягивая пластиковый фужерчик, стюардесса так широко улыбнулась яркокрасными губами, что Кофи стало не по себе при виде двух рядов крепких клыков и резцов.

Он залпом осушил фужер. Треволнения последних дней измотали его. Дома ждали новые треволнения, нисколько не меньшие. Отдыхать оставалось только в дороге.

В воздухе.

Зубастую девушку он перехватил на обратном пути с опустошенной тележкой.

– Еще коньяк, пожалуйста.

Ах, этот бизнес-класс! Все, что есть на борту выпить и закусить, будут беспрекословно носить столько, сколько попросишь.

А впереди девятичасовое путешествие. Две посадки. И никаких развлечений.

На экране застрекотали кадры детектива, но фильм звучал на английском языке.

Кофи мало что понимал.

Он покосился на соседей. Белая супружеская чета средних лет. Муж уже похрапывает. Жена читает дамский журнал… На итальянском языке! С попутчиками все ясно. Только до Неаполя.

Кофи протянул руку и взял с очередной тележки газету на французском. Вчерашняя «Нувель де Абиджан». После пяти экзаменов душа не лежала к печатным знакам.

К тому же его мало занимали новости государства Кот-д'Ивуар. Кот-д'Ивуар для Бенина то же, что Дания для России. Хотя некогда все вместе именовалось Французской Западной Африкой.

Кофи разложил перед собой столик.

Достал пачку «L&M», сборник русских кроссвордов, который ему сунула Катя, словарь.

Одна из зубастых девушек привезла на тележке прозрачную ветчину с лимоном и финской горчицей. Для полного кайфа не хватало еще немного коньяка.

Раз уж нет водки. Стоит нажать кнопку в подлокотнике, и к тебе уже спешит по проходу стюардесса.

– Еще коньяк, пожалуйста.

«Как пить дать этот черномазый обблюет и кресла, и соседей», – с грустью думала про себя зубастая девушка, орудуя на самолетной кухне.

Четыре года в русской студенческой общаге что-нибудь да значат. Отгадав три слова, плотно пообедав и выпив в сумме граммов пятьсот, Кофи уснул.

Он не ощутил ни посадку в Неаполе, ни смену соседей, ни взлет. Зато проснувшись, почувствовал страшную жажду. Затем вспомнил, где находится, и нажал кнопку. Губы едва разлеплялись:

– Пожалуйста, лимонный сок и коньяк.

– Смешать? – не поняла девушка.

– Нет, раздельно, – твердо ответил Кофи.

«У наших парней только камни пить не научатся», – размышляла стюардесса, выполняя заказ.

Кофи отхлебнул лимонный сок, залпом выпил коньяк и тут же почувствовал себя прекрасно.

– От добра добра не ищут, – сказал он стюардессе. – Повторите, пожалуйста.

На него с ужасом смотрели новые соседи справа – негр толстый и негр тощий.

Кофи повернулся, и они засмущались, заотворачивались.

«Типичные пуритане с Берега Слоновой Кости», – распознал студент жителей Кот-д'Ивуара, как теперь называется эта бывшая колония. Он принял еще дозу, закурил и спросил по-французски:

– Мсье, не подскажете ли, где мы летим? Что внизу?

– Видимо, Сахара, мсье, – с готовностью отозвался один из попутчиков.

«Черт его знает, этого мулата, – пронеслось в голове котдивуарца. – Может, он на службе у русской мафии? Вон как порусски со стюардессой шпарит. Вон как коньяк пьет».

– Как Сахара?! – возмутился Кофи. – А где же море? Перед Сахарой еще Средиземное море нужно пересечь!

– Мсье спал, когда самолет летел над морем.

– А, значит, море уже было! – успокоился Кофи и нажал кнопку. – Коньяк, пожалуйста.

Абиджан – не Петербург. Белых ночей там не бывает. «Боинг» из России произвел посадку в темноте. Последним из самолета выбрался гражданин Бенина Кофи Догме.

Обеими руками он держался за перила трапа. Ноги слегка заплетались о ступеньки.

Сумка болталась за спиной, как солдатский вещмешок.

Проковыляв кое-как мимо пограничников и таможенников, он первым делом направился к магазинчику спиртных напитков и приобрел бутылку египетского рома. Более дешевого и крепкого пойла не оказалось.

Затем Кофи постоял, покачиваясь, перед огромным электронным табло с расписанием. Большая удача! Ближайший рейс на Порто-Ново через полтора часа. Есть время купить билет, выпить и покурить.

В аэропорту Порто-Ново стояла глубокая ночь, когда приземлился борт из Абиджана. Два черных стюарда в белых перчатках помогли выбраться из самолета третьему черному – рослому парню с полупустой спортивной сумкой за спиной и с полупустой бутылкой в руке.

– Вы классные чуваки, – по-русски бормотал на прощание студент и лез обниматься. – Падла буду, сто лет не забуду!..

Стюарды вежливо отстранялись, чтобы не упасть от запаха изо рта необычного пассажира.

На автопилоте Кофи добрел до пальм на обочине шоссе, ведущего на север страны. В кронах пели ночные птицы. Над землей порхали ночные бабочки. Прохлада.

Тридцать градусов.

Прислонившись спиной к мохнатому стволу, Кофи сполз на сухой июльский газон. Сунул под голову сумку. Закурил «L&M». Уставился в черное небо Черного континента. Тревожно мерцали звезды. Ни звука не доносилось ни с шоссе, ни со стороны аэропорта.

Одна из звезд была больше прочих и мерцала тревожнее. За ней, расширяясь, тянулся вправо огненный хвост из мельчайших звездочек.

«Комета», – подумал Кофи, запихнул окурок в трещину пересохшей почвы и уснул.