«Как у хорошей собаки чутье: все знает, если я что-нибудь задумаю, и сразу все по-своему заставит делать», – думал Айдамбо и тотчас же сетовал на себя, что так смел подумать про попа.

Летом Айдамбо все терпел. Временами новые занятия даже нравились ему. Но вот наступила осень.

Айдамбо и мылкинские гольды вместе с попом ловили рыбу. Они приехали на лодках под Уральское, на Егорову косу.

– Богу приятно занятие рыболовством, – толковал бородатый и волосатый поп в штанах, завернутых до колен, налегая на веревку. – Христос был рыболов… Русский бог был рыбак, рыбу ловил.

Известие, что русский бог был рыбак и ловил рыбу, всегда глубоко трогало туземцев и располагало их к новой вере.

– А почему, Егорка, попа не гоняешь? – спрашивал Улугушка, явившийся в этот день в Уральское. – Зачем на нашей косе рыбачит?

Сам Улугушка теперь ловил кету каждую осень на Егоровой косе. Балагана он не делал, а приезжал вместе с семьей к Кузнецовым, жил у них и без спросу брал сено на подвязку к неводу. Обе семьи – Егора и Улугу – связывали вместе свои невода в один большой и рыбачили артелью.

– Что я могу с батюшкой сделать! – отвечал Кузнецов. – Знаешь, у них ручки загребущие, глаза завидущие…

Гольды наловили попу рыбы. Упершись в днище лодки тяжелыми босыми ногами, поп сам погнал лодку одним шестом вверх по течению.

Отработав на попа, мылкинцы разъехались, и Айдамбо, возвратившись на постройку церкви, опять остался один. На этот раз ему пришлось копать картошку на огороде.

«Это уж плохо. Такое дело я не люблю. Рыбу ловить могу, в лодке грести тоже могу, а огород копать совсем не хочется. Ах, как не хочется браться за работу, если бы кто знал! Лучше не знаю что сделал бы!»

Айдамбо не желал долго исполнять одно и то же, да еще новое, непривычное, скучное дело. Не было ни охоты, ни навыка, плечи болели по вечерам. Ноги и руки тянуло, как при болезни. «Кто сам не копал картошку, никогда не поймет меня, – думал молодой гольд, со злобой наблюдая весело ездивших мимо сородичей. – У них сейчас самое хорошее время. Можно наесться досыта рыбой. Сейчас можно жениться. Все сыты. Морской бог один раз в год досыта народ накормит, только надо поймать рыбу. Во-он там свадьба, наверно, в лодках едет!»

Иногда Айдамбо казалось, что он зря не послушал отца, не убежал домой.

«Люди мимо ездят – смеются надо мной. Чего они смеются? Людям жить можно, как они хотят, а мне нельзя? Я должен ума набраться. Все надо сделать, как обещал. Тогда Дельдика не скажет про меня, что я дикий».

«Побили меня! – думал Покпа. – Все-таки нашелся, кто сильно поколотил. Еще ни разу не били так, как поп».

Покпа невольно проникся уважением к священнику. С такой силой ничего не сделаешь. Его сила крепче, чем у шамана.

«Сразу явился, когда узнал, что молился, и выворотил плечом дверь. Уж не знаю, правильна его вера или нет, но поп шибко дерется, как настоящий разбойник».

Покпа чувствовал, что попался. Бежать, уйти на глухие речки нечего было и думать: сын остался бы в залоге у попа.

«Ну, раз попался длинноволосому хунхузу, то делать нечего. Я к нему поеду и покорюсь, покажу, что я за него, а то жить мне трудно будет. Может быть, тогда сын не станет меня ругать. Обидно, конечно, что не можешь жить, как хочется! Но раз тебе бока так обломали, то сразу понимаешь: надо делать, как велят».

Покпа поехал на озеро. Он явился к попу, привез подарки, низко кланялся.

– Брось свое шаманство! – строго сказал ему поп. – До тех пор сын твой не вернется домой, пока ты не надумаешь креститься.

Покпе такие разговоры не понравились.

– А ты че, моего сына купил? – спросил старик. – И чего тебе надо от нас?! – пришел он в ярость. – Зачем ты его, как китайского раба, держишь?

Поп молча повел глазами, нахмурил брови, и Покпа стих. Он чувствовал, что попа ненавидит, что креститься ему не хочется, что Айдамбо в кабале, но после разгрома, который поп и сын устроили в его фанзе, старик боялся. От одного взгляда попа он сразу струсил и стал улыбаться.

– А ты все землю копаешь? – зло спросил он сына, уезжая.

– Все копаю…

Покпа через несколько дней снова приехал и робко попросил отпустить сына домой половить рыбы на зиму.

– Я больной, глаза нету… коленка болит, старуха больная…

– Крестись – и поедет сын домой, – отвечал поп. – Суди сам: как он с тобой, безбожником, язычником, станет жить?

«Такого человека загубили! Был лучший охотник и рыбак, а теперь землю копает и бьет родного отца, как собаку. И потому как раз бьет, что поповский закон учит отца и мать любить и уважать; за то, что отец не поверил, что так закон учит, его родной сын за это побил!»

Покпа думал горькую думу и не уезжал.

– Крестись, отец!

Пока русские ходили мимо, платили честно за услуги, давали водки, да еще товары у них дешевле, чем у китайцев, – все было хорошо, Покпе русские нравились. Но вот норовят они залезть в душу, хотят выбросить бубен, божков. Это худо… Покпа никогда не любил шаманов. Молился редко, часто насмехался над колдунами. Случалось, и бивал их. Но сейчас он горой стоял за шаманство. Будет предательство с его стороны, если он теперь, в беде, отступится от шаманов.

– Крестись, отец! – твердит Айдамбо.

– А если креститься, то бубен надо выбрасывать, косу резать?

– Конечно, надо все по закону сделать.

Но как-то раз, когда поп занят был дни и ночи на достройке церкви и, казалось, коготь его отпустил душу Айдамбо, молодой гольд во всем признался отцу. Он рассказал, что работает у попа, желая выучиться всему русскому, стать русским и жениться на Дельдике.

– И ты крестись, – посоветовал он.

– Старый закон кидать жалко, – плаксиво отвечал Покпа.

– Ну, потихоньку будешь шаманить. Что мы, одни, что ли, так? Все люди так делают.

– Так-то можно! – обрадовался старик. – А мыться-то надо или только рубаху другую надеть?

– Мыться надо обязательно.

– А вот это худо!

Требованиями попа Айдамбо еще мог поступиться, но вкусы и желания Дельдики были для него законом непреложным. Отца надо было вымыть, выскрести, иначе нельзя везти домой невесту.

– Черт тебя знает! – удивлялся Покпа.

Старик собрался домой с намерением подумать хорошенько. У него стало легче на душе.

«Значит, ум еще остался у сына, не совсем одурел», – думал он.

Покпе даже нравилось, что сын пустился на такую хитрость, чтобы завладеть невестой.

«Хочет всех перехитрить. А-на-на! Пожалуй, и верно, чем скорей я крещусь, тем лучше пойдет дело. Только бы не проболтаться кому-нибудь, а то мы с ним пропали!.. Конечно, я тоже пойду креститься, тогда жить будем лучше. Я так и подумал сразу, когда меня побили».

– А старуху тоже крестить? – спросил он у попа.

– И мать тоже, чтобы вся семья отошла от язычества.

Довольный Покпа отправился домой.

«Что теперь моя старуха скажет? Обязательно ее крещу. Пусть будет правильно все понимать», – со злорадством думал он.

Узнав, что Иван приехал в Мылки, Покпа явился к нему.

– Ну, как Айдамбо? – спросил Бердышов.

– Стал у попа работником, – отвечал старик.

– А зачем же ты его пустил к попу? – спросил Иван недовольно.

– Как зачем? – с недоумением ответил гольд. – Он сказал, что это ты велел ему русским стать. Это он для тебя старается из-за девки.

– Пусть приходит ко мне, – сказал Иван, – я помогу. Что обещал Алешке – сделаю!

Ветер нес песок, шумел в кустарниках за пустым огородом.

«Вот уж и все сделано! Выкопал я огород, ссыпал картошку в подполье. Вот как у русских делается. И ладно! Я словно от этого крепче стал. Не страшна мне теперь и на огороде работа».

Айдамбо было грустно, что ныне на охоту он не пойдет, что придется ему зиму не в хребтах бегать на лыжах, не ловить соболей, а жить у попа в работниках. Но он крепился. Природа звала его в тайгу, на простор, в вершины сопок – за зверями, по следу сохатых. Но Айдамбо не давал воли воображению. «Я огород выкопал и стал крепким, как сам поп!»