Я понял так, что сейчас арестовывали уже не только тех, кто был задержан с оружием в руках, но и всех более-менее причастных к мятежу, согласно оперативным данным и заблаговременно составленным проскрипционным спискам.
В целом Москва от двухдневных уличных боев пострадала мало. Выбитые стекла, несколько сгоревших домов, меньше тысячи убитых, по моей оценке. Но это только с одной стороны, потому что правительственные войска, конечно, своих убитых и раненых уносили сразу. И еще мне было совершенно очевидно, что большинство погибших убито точно так же, как и бойцы тех групп, с которыми я был сегодня ночью. В упор, из засад, нередко – в спину, в тех местах, где по имевшимся у них фальшивым разведданным на серьезное сопротивление не рассчитывали...
– Именно так, спокойно согласился Шульгин. – Мало толку разгромить главные силы неприятеля в открытом бою. В нем погибают лишь самые смелые и честные. Остальные успевают разбежаться или вообще отсиживаются в тылу. В том-то и замысел, чтобы заставить выступить и тех, кто на открытый бой не способен. Трусов, мародеров, предателей и перебежчиков, выжидающих, чья возьмет. Вот мы и дали им такую возможность... Урок преподан не только «активистам», но и, как писал Козьма Прутков, «их самым отдаленным единомышленникам»...
Спрогнозировать замысел противника, навязать ему генеральное сражение в нужное время и в нужном месте, разгромить наголову, конечно, здорово, – продолжал он позже. – Но, по условиям нашей ситуации, недостаточно. Имей в виду, Игорь, нас ведь всего несколько десятков человек против всей планеты, если быть откровенным, и чисто военная победа свободно может обернуться поражением, поскольку ни на одного союзника полностью полагаться нельзя, а затяжной войны на несколько фронтов нам не выдержать. Чисто физически...
Поэтому и возникла идея – не просто победить в очередной компании, а на много лет вперед лишить неприятеля не только армии, но и каких-либо мобилизационных возможностей... Я понятно выражаюсь?
– В основном. Только что значит последняя фраза? Что-то в духе Чингисхана. Надеюсь, вы не предполагаете вырезать всех мальчиков, доросших до тележной оси?
– Что ты, что ты, отнюдь! Мы гуманисты... Я совсем о другом. Лишить врага возможности даже помыслить о повторении подобных силовых решений.
Одним словом, план «Никомед» предполагал спровоцировать «Систему» на такие действия, которые позволили бы выявить и заставить выйти в чистое поле абсолютно всех, на кого они рассчитывали как на своих союзников. И внутри обеих Россий, и за их рубежами... Дай Бог не ошибиться, но, похоже, удалось. А на это ты не смотри, – он заметил, что я опять вглядываюсь в очередную группу разбросанных на тротуаре тел. Поскольку мы подъезжали к подножию храма Христа Спасителя, я предположил, что среди них наверняка есть кто-то из тех людей, с кем я курил и грелся у костров перед налетом на Югороусское посольство.
– К вечеру уберут, и все будет снова тихо и спокойно... Тебе ночью стрелять приходилось?
– Вот именно, что приходилось.
– Попал в кого-нибудь?
– Думаю, что не в одного...
– А зачем? – Шульгин повернулся ко мне, и лицо его выразило искренний интерес. И снова я попался в расставленную ловушку.
– Как зачем? В меня стреляли, хотели убить, ну и я...
– Что и требовалось доказать! Уголовный кодекс гласит, что действия в состоянии необходимой самообороны или крайней необходимости могут содержать формальные признаки преступления, фактически таковыми не являясь. Так что не нервничай сверх меры, дорогой товарищ.
Глава 2
Остановились мы возле очень симпатичного двухэтажного особняка в стиле «модерн» на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара. Весь примыкающий к нему квартал патрулировался вооруженными солдатами в камуфляжной форме без знаков различи и национальной принадлежности. Шульгина они, очевидно, знали в лицо, потому что даже не попытались нас задержать для проверки документов.
Шульгин припарковал свою машину прямо перед крыльцом.
– Приехали. Надеюсь, я тебя морально подготовил, и здесь ты неуместных рефлексий демонстрировать не будешь. Народ предполагает в твоем лице видеть человека серьезного и уравновешенного...
По обеим сторонам подъезда вяло трепыхались под ветром два флага – красный советский и трехцветный Югоросский. А на бронзовой доске стилизованным под полуустав шрифтом было обозначено: «Культурный центр московского отделения союза беспартийных евразийцев». Я рассмеялся.
– Для полноты картины следовало бы еще на трехцветном флаге изобразить серп и молот, а на красном – двуглавого орла.
– Посмотрим. Может, и такое будет. Входи и постарайся не выглядеть глупее, чем ты есть. Держи себя с достоинством и спокойно.
... В доме этом в царские времена жил, наверное, человек чрезвычайно богатый и обладающий изысканным вкусом. И архитектура, и интерьер, и меблировка, картины на стенах гостиной первого этажа, зимний сад под стеклянным куполом второго – все напоминало об устоявшейся привычке к утонченной, аристократической роскоши. Даже удивительно, как все это сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов.
Главное – здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии со здешней, вернее принятой в высших кругах югороссийского общества, модой, отнюдь не бросилась мне навстречу, как можно было ожидать в подобной ситуации, а просто с выражением радости на мастерски подкрашенном лице подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку.
– Как у тебя, все нормально? – и чуть пожала мне руку.
Сначала я подумал, что она просто не хочет проявлять чувства при посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены опасностями и роковыми событиями, для нее же – всего лишь привычной и даже не слишком продолжительной разлукой.
Ну и я в таком случае не стал изображать живую картину по известному библейскому сюжету в исполнении Рембрандта.
– А ты какими судьбами здесь? Ты ж вроде в Харькове научными изысканиями занималась?
– Ну как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и даже будто бы дипломатический прием. Говорят сам Троцкий обещал подъехать. Как можно пропустить? Я ведь женщина светская... а ты неплохо выглядишь, – сменила она тему. – Помолодел даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал. Да я и не сомневалась... – И легонько провела рукой по моей щеке. Я, натурально, тут же и растаял.