Бумажка осталась в квартире, кинута ею небрежно на пол.

На ободранном клочке бумаги было написано ровным аккуратным почерком лишь два слова:

«Ты андрогин».

– Что же, я забыл представиться. Меня зовут Эрик. Некоторые думают, что мне везет, некоторые считают меня простым дураком, а кто-то думает, что я сумасшедший. Но, как ни крути, именно со мной вам предстоит провести ближайшее время.

Мне двадцать девять лет. Не женат. Никогда не был и не собираюсь. Работаю в этом инвестиционном холдинге. В последнее время стал ненавидеть то, как я живу. А вы? Вам нравится ваша жизнь? Что будет, если я так скажу на сегодняшней презентации? Пофилософствуем? – обратился Эрик к своему другу Владимиру в лифте по дороге на четырнадцатый этаж, где находилось его рабочее место.

Владимир засмеялся и пожал плечами. Дверь открылась, они быстро вышли и окунулись в шум офисного зала, пройдя мимо администрации.

Эти двое мужчин полностью отличались друг от друга. Высокий, статный, поджарый парень и какая-то непонятная обвисшая развалюха, которая, пыхтя, плелась за ним. Первого звали, как вы уже догадались, Эриком. Вторым был его друг Владимир.

На первый взгляд в Эрике чувствовалась какая-то доля неуверенности и смущения, но при более близком и точном рассмотрении можно было заметить, что эти скованные движения и положение тела дополняются необычайной уверенностью, порой переходящей в наглость. Мягкий взгляд карих глаз Эрика пронизывал, бросая вызов. В то же время эти глаза смотрели прямо в самое твое естество и согревали какой-то необычайной теплотой. Казалось, что этому человеку можно доверять. Этот светящийся воодушевляющий взгляд, который потом долго всплывал в памяти тех, кто с ним общался, изредка дополнялся радужной белоснежной улыбкой. Она появлялась не только в те моменты, когда Эрику нравились те, с кем он общался. В этой улыбке было что-то мечтательное, намекая на то, что в этот момент он не присутствовал в разговоре, и вся жизнь пролетала мимо его глаз. Этот взгляд ласкал своим теплом и манил окружающих. Можно было подумать, что этот человек знает нечто большее, чем все остальные, и вот он стоит прямо перед тобой и заманчиво улыбается.

Вечно немного всклокоченные короткие вьющиеся черные волосы придавали его образу какой-то французский шарм и долю безрассудства. Судя по этим волосам, можно было даже записать его в итальянцы, но по всем повадкам чувствовалась истинная принадлежность к другой нации. Эрик был зажат, скромен и никогда бы не позволил себе развязности и страстности. Воли, романтики, чего-то во благо великого дела – да. Но легкомыслия и горячности в нем не было ни на йоту. Его спокойствие порой умиротворяло всех окружающих. Казалось, он никогда не сможет выйти из себя. Но этой своей мягкой энергией он мог воздействовать еще более сильно. Как вода в океане точит камни, так и Эрик глубиной своих побуждений и их размеренностью мог убедить любого поступить так, а не иначе.

Не в силу модных тенденций, а скорее от небольшой вальяжности, постоянной занятости и концентрации на чем-то другом, Эрик почти всегда носил щетину, которая придавала его мягкому образу мужественности и сексуальности. Причем парадоксальным было, что женскому полу он не особо нравился. Невзирая на его подтянутую фигуру, высокий рост, мужественные накачанные руки, дам в нем что-то отпугивало. Иногда они боялись осуждения, которое мелькало в его глазах, когда они затухали от мимолетного разочарования или прозрения. Порой его эгоизм просвечивался в них, поднимая его выше женщины,и эти карие угольки откровенным образом посмеивались над ней. Эрик был весь в себе. Его душа была загадочной для всех, может быть, и включая его самого. Он всегда хотел чего-то большего. И искал возможностей это большее найти и осуществить.

В одежде предпочитал темные тона. Излюбленным его выбором для повседневности были простые джинсы и черные или белые футболки. Порой он мог совместить джинсы с черной рубашкой, не застегнутой до конца. Это делало его еще более стройным и придавало обычно сдержанному образу некую развязность. В рабочее же время он, безусловно, всегда был в костюме, комбинируя это с излюбленным черным пальто зимой и кожаной курткой осенью. В такой одежде он и сам менялся. Его мягкий, домашний и свободный образ сразу же становился вызывающим и жестким.

Раньше Эрик был экстравертом. По крайней мере, он сам так полагал. Но что-то изменилось в нем или в огромной компании его друзей, которые обзавелись семьями и новыми интересами, и прежнее общение уже не могло идти в том же русле, в котором он его себе представлял. В итоге Эрик плюнул не только на тех друзей, которые остались позади и сами забыли о его существовании, но и на тех, кто остался. Таким образом, он отгородился от людей и смотрел на всех с каким-то подозрением. Излюбленным его времяпровождением, которое доставляло ему удовольствие, нынче были обмен письмами со своим другом по переписке Деннисом из Дрездена и сидение в заведениях на барных стойках, где он думал о жизни и знакомился с новыми людьми, пытаясь обсуждать с ними что-то.

Жизнь Эрика была динамична, но все равно в ней чего-то не хватало. Вот и сейчас, после презентации, которую он, слава Богу, не провалил, он сидел за своим компьютером и перечитывал последние письма Деннису, сам поражаясь, как он может так откровенничать с совершенно незнакомым человеком.

18.04.2015. 23:32

***

«Пойду-ка я с ними, – вот так всегда думал я и плелся за всеми. Желая показаться тем, кем не был в действительности. Желая возыметь какой-то эффект, приобрести какие-то лавры. Называй это как хочешь! И вы хотите сказать, я один такой? Да если бы! Почти все из нас попадают в ситуации, когда тебе кажется, что так необходимо переломить что-то в себе, что ты не понимаешь, или даже понимаешь, но оно, видите ли, не соответствует общественному мнению. И если тебя где-то не приняли, ты стоишь и не знаешь куда себя деть. И только мечтаешь, что если ты станешь соответствовать всеобщей действительности, Она, Всемогущая Компания, сжалится и возьмет тебя к себе.И ты делаешь отчаянные попытки, в течении которых ты, в принципе, вроде и с Ними, но в то же время, когда эта последовательность действий заканчивается, ты опять ни с чем. Но тебе теперь есть что вспомнить. Ты был в этой стае. Ты разделял взаимные ценности, ты пытался осуществить всеобщее благо, с каким бы оно полюсом не оказалось, и это был не твой выбор, и даже не их. Это был выбор того ощущения, что несло Вас. Чувства общности, а оно, в большинстве случаев, сворачивает в неправильную сторону. В сторону зла. Ибо всеобщее добро – это уже, наверное, миф. Если собирается больше двух человек, все их попытки осуществить мирные действия скорее приведут к катаклизму, нежели к каким-либо позитивным изменениям на Земле».

***

– Эрик! Ты что заснул? – начал трепать его по плечу Владимир, который подошел к его стулу.

– Ну, если ты считаешь, что можно заснуть с открытыми глазами, втыкая в комп, то да, – съязвил Эрик.

Ему не понравилось то, что Вова влез в его личное пространство. Более того, он не знал, сколько по времени тот уже стоял сзади него: а вдруг он успел что-то прочесть? Конечно же, понятное дело, что он все равно бы ничего не понял по обрывкам фраз, но факт того, что там было письмо личного содержания с откровениями Эрика с его детства, ему не понравился. Но он встряхнулся и решил поинтересоваться, чего же хочет Владимир.

Тот стоял рядом, пожимал плечами и выдавливал из себя улыбку, переминаясь с ноги на ногу.

Раньше он нравился Эрику. В последнее время же он начал его откровенно раздражать. Просто теперь стал отчетливо понимать то, до чего не мог дойти ранее: между ними пропасть. В мышлении, ценностях, образе жизни. Владимир никогда не стремился ни к чему большему. А что, в сущности, вообще у него было? Ему нравилось пребывать в той яме, в которой он находился. И Эрик был не в силах его оттуда вытащить, потому что его коллега считал, что так жить, как он, не просто нормально, а «так и надо».