— Короче, решай сам, Трифон, с кем ты, но помни, что за Игорем нет будущего. Как нет и правды.

— На левом склоне, Ринат, правь туда, — указывал Лука. — Пара часов — и мы на месте.

Продолжающаяся гонка совершенно вымотала Белова, чуть лучше выглядел прапорщик Трифон, начал чувствовать наваливающуюся усталость и Саляев.

— Лука, погоди, парни умотались, давай перед последним броском привал сделаем.

Саляев до конца не доверял этому офицеру, сказывалось то обстоятельство, что люди из группы Матусевича казались Ринату настоящими профессионалами, и вот сейчас один из таких профессионалов фактически сдал своего командира и буквально заставил это сделать своего товарища. Лука это чувствовал.

— Удивляешься? Думаешь, предал я его? — Ринат и не нашёлся что ответить и просто кивнул. — Нет, — засмеялся Лука, — это он предал нас, когда захотел мятежа. — Увидев округлившиеся глаза Рината и Белова, Лука снова рассмеялся, а потом, моментально придав лицу серьёзное выражение, медленно, с расстановкой сказал: — Нет, впрямую он не говорил ничего такого, за что у нас полагается пулю в лоб, за измену. Такого не было. Но, рассуждая о мягкотелости вашей власти, а особенно Соколова, он тем самым настраивал ребят против организованной власти. А это карается в уголовном порядке.

— А что остальные? — спросил Белов.

— А что остальные? — повторил Лука. — Ребята всё понимают, но они, как и Трифон, правда, не все, ему доверяют. Сам же видел, как непросто было его переубедить. Дело в том, что, подготавливая мятеж, он тем самым идёт против основ порядка. Получится хаос, бойня, которой воспользуются соседи, и вся эта благостная картинка ангарского княжества рухнет.

— Он говорил, что они из другого государства, — буркнул Трифон.

— Ну какого другого? Что Русия, что Россия — суть едино. И по этой сути — мы единое целое. А Московия — наши предки, с которыми надо выстраивать ровные отношения, но сливаться нам сейчас никак нельзя.

Саляев с Беловым сидели, привалившись к стволам здоровенных лиственниц, обдумывая слова Луки. Всё то, что он сказал, было верно. Но почему не уходит чувство тревоги?

Вдруг плечо ожгла внезапная боль. Саляев с рычанием перекатился на снегу, пытаясь выхватить с поясной кобуры пистолет, — один из последних в Ангарии, для которого оставались боеприпасы, поэтому с него Ринат буквально сдувал каждую пылинку. С первого раза не получилось, рука онемела, доставать же пистолет другой рукой было крайне неудобно. А Белов и Лука уже стреляли, Трифон выцеливал кого-то мелькающего за деревьями. Рядом с головой Рината в снег впились ещё две стрелы. Саляев отполз за выдающиеся из снега корни высокого дерева и там перевёл дух. Услышал он и голоса врагов — они перекрикивались между собой высокими гортанными голосами.

— Ринат, они пытаются зажать нас с флангов! — крикнул Белов.

— Отходите вверх!

— К сопке! — Лука, повалив парализующим зарядом лицом в снег очередного туземца, начал пятиться к Ринату.

— Отходи, прикрываю! — Ринат наконец смог стрелять, разбавляя бухающие звуки ружья Белова хлопками своего АПС.

Парализаторы же работали совершенно бесшумно. Казалось, туземцы не спешили подойти на расстояние рукопашной схватки, решив закидывать своих неприятелей стрелами и дротиками. А может, и хотели сначала подранить врага, а потом, навалившись, решить исход боя.

Уходя вверх, ангарцы отстреливались, сыпали ругательствами. Уже и Трифон и Белов истекали кровью, и если Белову стрела лишь порвала кожу на бедре, распоров штаны, то у бывшего матусевца стрела засела в плече. Вырвать же широкий наконечник из тела товарища Лука не решился, пришлось бы вырывать её с мясом. Белов уже несколько раз останавливал попытки туземцев обогнать ангарцев и подняться выше, дабы закидать их стрелами и сверху. Патронов оставалось всё меньше, а нападающих, казалось, меньше не становилось. Над головами ангарцев вновь засвистели стрелы, но уже сверху.

— Обошли всё-таки, гады! — выкрикнул Белов.

Однако стрелы эти находили свои цели не среди уставших и окровавленных беглецов, а довольно-таки метко впивались в тела преследовавших их туземцев. Воодушевлённые поддержкой невидимых пока союзников, ангарцы принялись расстреливать иссякающие боеприпасы, оставив, правда, каждый себе запас. Наконец, не выдержав обстрела, преследователи стали отходить, теряя своих сородичей. А вскоре и вовсе с воем разбежались.

— Сидите, где вы есть! — донеслось сверху.

Саляев привалился к дереву, пытаясь выдернуть стрелу. Тут же, до потемнения в глазах, его накрыло волной острой боли, едва он начал её раскачивать. Наконечник стрелы засел довольно глубоко, чтобы вот так его можно было вытащить. Саляев зашипел и откинул голову к стволу. Тем временем показались неожиданные спасители ангарцев. Бородатые мужики в меховой одежде, в руках арбалеты. Ринат почувствовал вдруг дикую, ни с чем не сравнимую усталость. Чудовищно хотелось прилечь на мягкий, прохладный снег и отдохнуть с часок.

— Эй, ты стрелу-то не ковыряй. Степаныч вытащит, погодь малешко, — пробасил один из бородачей Саляеву, а когда тот повалился на бок, просто взвалил его на себя и, приказав всем следовать за ним, начал подниматься наверх.

Двое из незнакомцев ушли собирать свои стрелы. Остальные двое бородачей, внимательно оглядывая ангарцев и горя желанием задать им множество вопросов, подняли их рюкзаки и, следя за раненым Трифоном, сопровождали их до… Не то чтобы забора, а какого-то нагромождения торчащих кольев и острых палок, частокола и пары башенок, связанных в целое полосками кожи. Попасть за ограду можно было, пройдя под этим сооружением и, поднявшись по спущенной из замаскированного лаза лесенке, подняться наверх. Вылезая из лаза, люди оказывались на самом краю застроенного жильём пространства. Прямо перед ними стояла вросшая в землю двойная изба, напоминавшая казарму. Виднелось несколько полуземлянок, крытых дёрном. Сидевший на башенке пожилой мужик с интересом оглядывал гостей из убежища.

— Никак русские, слава богу! Кто такие, Семён? — крикнул он тащившему Саляева мужику.

— А хрен их разберёт, — отвечал бородач, передавая бесчувственного раненого на руки двум парням и жестами указывая Трифону следовать за ними. Семён, присев на деревянную чурку, указал Белову и Луке на свободные места у костра. — Зовите Корнея! — крикнул он кому-то невидимому. — А вы сейчас представитесь, расскажете, кто и откуда. Надеяться на то, что вы спасательный отряд, я не буду: одёжка ваша не говорит о сём.

Голос Семёна отличался прямо-таки показным равнодушием и какой-то отрешённостью. Даже разговаривая со спасёнными им незнакомцами, мужик не останавливал на них взгляда. Белов даже малость оскорбился подобной нетактичностью.

Пришёл ещё один мужик в мехах — невысокий, коренастый, он отличался от Семёна живостью движений и цепкостью глаз, этот не был скуповат на эмоции, как Семён. Вопросы задавать начал тоже он:

— Здравствуйте, мужики. Кто такие, откуда? Как к нам добрались и что здесь творится?

— Следовательно, вопрос, гдевы находитесь, вас не интересует? — улыбнулся Лука.

— Я бы предпочёл, чтобы вы сначала ответили на мои вопросы, — мягко сказал Корней.

— Хорошо, Корней Андриянович, зовут меня Лука Игнатьевич Савин. Родом я с воеводства Кубанского. Добрались к вам с Ангары, по льду байкальскому. Собственно, вас, товарищ Миронов, и искали. А творится здесь покорение Сибири Московским царством. А именно — год 7145-й от сотворения мира, или 1637-й от Рождества Христова, как мы привыкли. — Лука вдоволь насладился эффектом, произведённым его словами.

К чести Миронова, он воспринял эту информацию спокойно, в отличие от шумно задышавшего Семёна.

— Ну, допустим, это так, — всё тем же елейным голосом продолжил Корней и повернулся к Белову: — Ну а ты чего расскажешь, воин?

— Зовут меня Брайан Белов, то есть Бранко…

— Так Брайан или Бранко? — рассмеялся Миронов. — Да ты не тушуйся, я не дознаватель. Можешь и приврать, коли нужда в том имеется. Так откуда ты?