— Лешка. Ты?

Его голос чуть подрагивал, что никак не вязалось с его мощной фигурой. Потом, в какой?то момент, осознав, что это ему не видится, подхватил на руки ребенка и со счастливой улыбкой прижал его к груди под одобрительный гул зевак, уже начавших собираться вокруг них. Быстро оглядев всю троицу, сделал вывод: матерые бандиты. Глаза жесткие, злые и полные настороженности. Именно такими взглядами они меня встретили, стоило мне подойти к ним.

— Леха, он кто? — наконец обратил на меня внимание счастливый отец.

— Это дядя Сережа. Он мне здорово помог, батя.

— Помог, говоришь, — здоровяк поставил сына на землю, но его руку так и не отпустил, после чего внимательно и цепко стал меня оглядывать. С ног до головы. Мне не понравился его взгляд, и я сказал: — Вместо того чтобы разглядывать меня, словно товар в лавке, лучше бы спасибо сказал.

Отец Алексея криво усмехнулся, но при этом кивнул головой, соглашаясь, и сказал: — Твоя правда. Спасибо тебе за сына. За то, что уберег, кормил и поил. Ежели чем могу, то помогу.

"Может и впрямь поможет….".

— Кистеня знаешь?

— Может и знаю. Что у тебя к нему за интерес?

Я помолчал, прикидывая за и против, а потом все же решил сказать неопределенно:

— Поговорить надо.

— Ты не наш, так какой у тебя может быть к нему разговор?

— Уже сказал, чего повторяться.

В наш разговор вдруг неожиданно влез стоявший слева от отца Алексея, гибкий и жилистый, бандит: — Два Ивана, у него волына в кармане.

"Приметливый, гад".

Второй уголовник, коротко стриженый бугай с седой прядью, тут же откликнулся на его слова: — Какой?то мутный этот фраер. Может, подсадка полицейская?

— Ша, братья. Сам разберусь. Ты кто по жизни будешь, а то что?то мне невдомек?

— Батя, он хороший, — попытался вступиться за меня Лешка.

— Я не из полиции. Насчет своего интереса скажу так: он мне должен назвать одно имя.

— Ты хоть знаешь, кто такой Кистень, паря? — с усмешкой в голосе спросил меня отец Лешки.

— Знаю!

— Резкий! Может от того, что силушка в тебе играет? Ты подумай….

— Уже подумал!

— Ладно, парень, не кипи, — примирительно сказал главарь. — Мы тебя просто проверяли.

— Проверили?

— Кто ж словам верит, вот ежели бы в деле…. Ты как, парень? Труса не сыграешь? Он там не один. С ним его людишки и крови они не бояться.

— Сколько с ним?

— Четверо — пятеро. Так не боишься, что на перо поставят?

— Мы идем или как?

— Твоя жизнь. Тебе ей и распоряжаться. Ты, Леха, пока беги домой.

— Батя….

— Все будет хорошо, сын. Иди, потом увидимся.

Спустя десять минут блужданий по извилистым, грязным улочкам мы вышли к перекрестку, на котором стоял трактир — логово главаря бандитов здешних мест. Некогда золотистые буквы вывески, под действием времени, ветра и дождя, сейчас смотрелись грязно — желтыми тенями бывшего великолепия, как и сам дом. Через многочисленные дыры, обвалившейся и серой от потеков штукатурки, грязными пятнами виднелся темно — красный кирпич. Довершали эту противную картину валявшиеся, недалеко от входа, двое пьяных. Один из них, молодой мастеровой, спал, сидя, прислонившись спиной к стене, в грязной с оторванным рукавом куртке и радужным синяком на пол лица, а в двух шагах от него, в жидкой грязи, лежал пьяный мужик в одной рубахе и подштанниках. В нескольких шагах от них стояла группка бродяг, которые скользнули по нам взглядами и снова вернулись к своему тихому разговору. Два Ивана, это прозвище было дано ему на каторге за силу, мотнул головой влево. Идем за угол. Как только мы свернули, я сразу ускорил шаг и обогнал идущих чуть позади уголовников. Так было между нами оговорено заранее. Те шли медленно и как бы стороной, я же прямиком направился к черному входу, у двери которого на страже торчал громила. Картуз, сдвинутый на затылок, пиджак, рубашка в полоску, темно — синие штаны, засунутые в сапоги. При моем приближении он бросил быстрый и настороженный взгляд, но судя по всему, я не показался ему опасным.

— Гражданин, вы не подскажите, как пройти в библиотеку?

— Чево?! Каку — таку билитеку….

В следующую секунду, кулак, вонзившийся в солнечное сплетение бандита, согнул его пополам. Хватая ртом воздух, он упал на колени, а уже в следующее мгновение заваливался на бок от удара, нанесенного ему сапогом в висок Сивого, головореза с седой прядью. Я бросил взгляд на отца Алексея. В ответ тот криво усмехнулся и качнул головой в сторону двери. Сунув руку во внутренний карман, я выхватил револьвер, затем ударом ноги распахнул дверь и вбежал в полутемное помещение. Тусклого света идущего от давно немытого окна и двух свечей на столе, вполне хватило, чтобы разглядеть, а главное, оценить обстановку. За столом сидело три человека, играющих в карты, а вот четвертый, подпиравший плечом стену в двух шагах от меня, был, судя по всему, еще одним охранником. Он только начал разворачиваться в мою сторону, как получил рукоятью револьвера в висок и, хрипя, стал сползать по стене. Бандиты, до этого сидевшие за столом, только и успели что вскочить со своих мест, как в помещение уже ворвался Два Ивана со своими подельниками. В результате жесткой и короткой схватки, в живых остался только один игрок: заплывший жиром верзила, с черными сальными волосами, падавшими на плечи просторной рубахи. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Несмотря на бледное лицо и кровавые пятна на рубахе, в его глазах полыхала дикая злоба. Отец Лешки, стоявший в шаге от него, ткнул окровавленным ножом в его сторону: — Вот тебе, Кистень.

Весь этот нехитрый план нападения был его идеей. Он рассудил просто: вид у меня приличный, из местных никто не знает, а значит, особых подозрений не возникнет. Мне не были известны отношения двух уголовников, но судя по всему, Два Ивана пришел к такому же мнению, что и полицейский агент: пришла пора скидывать Кистеня.

Обойдя стол, я поднял опрокинутую табуретку, затем сел на нее. Чуть наклонившись, спросил, глядя прямо в мутные от боли и злобы глаза главаря: — Кто тебе заказал меня убить?

— Кто ты?

— Богуславский.

— Богу…. А — а-а…. Было дело.

— Так кто?

— Пошел ты… — в следующее мгновение его лицо передернула гримаса боли, и он громко застонал.

Я уже стал приподниматься с табуретки, чтобы освежить его память, как меня остановил отец Алексея: — Погоди, парень.

Повернул голову в сторону, ожидая, что он мне скажет.

— Тебе здесь не след оставаться, а разговор с ним долгий будет. Поэтому так решим. Ты сейчас иди, я сам все у него узнаю, — не знаю, что он прочел на моем лице, потому что поспешил добавить. — За мной должок, так что не волнуйся. Сделаю, все как надо!

— Хорошо. Когда я узнаю?

— Встретимся через два дня.

— Чего так долго?

— Есть желание этот гадюшник немного почистить.

Я усмехнулся: — Свой порядок будешь наводить?

Тот вернул мне ухмылку и сказал: — Можно сказать и так. Подойдешь….

— Давай в чайной, из которой вы сегодня вышли, — перебил я его.

— Договорились. В семь вечера. Сивый тебя проводит до фабричной слободы.

— Хорошо.

Мальчишка за эти два дня прямо извелся в ожидании назначенного часа, и сейчас обогнав меня, замер на пороге, высматривая в зале отца, а стоило ему увидеть, как он опрометью бросился к нему.

— Батя — я!

— Сынок!

Отец подхватил сына на руки, а тот, крепко обнял его шею обеими руками. Несколько минут они так стояли, потом беглый каторжник опустил сына и начал расспрашивать о его жизни. Какое?то время они были настолько увлечены друг другом, что не замечали ничего вокруг себя, пока Алексей в своем рассказе не коснулся меня. Два Ивана словно очнулся.

— Погодь, сын. Мне тут надо одно дело закончить. Чаю пока попей с кренделем сахарным.

После чего подался ко мне и негромко сказал: — Ты не наш. Если бы сына моего не спас, в жисть не сказал бы, а так слушай. Тебя со свету хочет сжить Сашка Артист. Есть такой хлыщ, работающий по бабам. Красивое личико, изящные манеры, хорошо подвешенный язык. Люди говорят, что он даже в театре представлял. Сам по себе он ничего не представляет, но его взяли в дело серьезные люди. Они тут, в Питере, что?то проворачивают. Мне тут на ухо шепнули, что в их шобле еще Степка Душегуб и Пантюха Живодер ходят. Слышал о них?