Подтащив кассира к кровати, бросил его на скомканное одеяло, а затем подошел к столу, но стоило мне прикоснуться к крышке ларца, как хозяин квартиры умоляющим голосом запричитал: — Нет, пожалуйста, нет. Не трогайте. Это мое.

Не обращая внимания на его нытье, откинул крышку и сразу увидел две банковские запечатанные упаковки бумажных купюр, номинал каждой составлял 25 рублей. Вытащив их, обнаружил на ее дне около десятка золотых монет, после чего повернулся к Боткину.

— Где остальные деньги из банка, падаль?! Два Ивана шутить не любит! Пасть порвет и глазом не моргнет! — при этом постарался изобразить на лице свирепую гримасу.

— К — к?то в — вы? Ч?что в — вам от м — меня нужно?! — прошептал, заикаясь, кассир трясущимися губами.

Не отвечая, подошел к нему.

— Отвечать только на мои вопросы, — схватив его за волосы, вздернул его голову вверх. — Дошло?!

— Да — а.

— Где деньги?! Отдашь — будешь жить!

— Погодите! Вы меня с кем?то спутали! — несмотря на страх, Боткин сделал отчаянную попытку выкрутиться.

— Как скажешь. Два Ивана сказал, что не отдаст деньги, — отпустив предателя, я достал револьвер, — пускай его в расход.

— Нет! Нет! Вы не можете так поступить! — банковский клерк побледнел как мел, но уже в следующее мгновение гримаса страха стала сползать с его лица. — Я вас узнал! Вы же тот офицер, брат девушки Луговского! О, Господи! Так это он вас прислал! Да! Это он! Я точно знаю!

— Может и так, но тебе это уже без разницы, — выдержав демонстративно паузу, я взвел курок. Щелчок вышел особенно звонким в наступившей тишине. — Есть желание, молись.

Боткин отпрянул и упал на кровать. Он сжался, закрыв голову руками, и истерически зарыдал.

— Прощай.

— У меня их нет! Нет! Они у Смокина! Он их забрал!

Меня трудно удивить, но кассиру это удалось.

— Деньги… у жандарма? Каким образом?!

— Вы его знаете?! — предатель поднял на меня глаза.

— Как они к нему попали?

История оказалась простой и банальной. Как оказалось, Антон Маркович Боткин, уже с год числился агентом охранки. Пришел в жандармерию и приложил свои услуги в качестве платного агента, когда понял, что окончательно запутался в карточных и бильярдных долгах. Он не считал свой шаг предательством по отношению к товарищам, так как считал их одной из ступенек лестницы, по которой ему предстоит взобраться наверх и стать одним из лидеров в новом, построенном после свержения монархии, обществе. Но это все будет потом, а пока ему были нужны деньги. Много денег. И какая разница от кого их брать.

Какое?то время получаемые в охранке деньги помогали латать дыры в его бюджете, но азартная натура игрока подвела его в очередной раз. В один прекрасный день он проиграл крупную сумму денег людям, которые не любят прощать долги. Терять ему больше было нечего, и он решился на ограбление собственного банка, тем более что план был уже готов. Те люди, которым он был должен, свели его с отцом Лешки. Был уже назначен день и час налета, как Боткина охватил приступ панического страха. Он прекрасно понимал, что если что?то пойдет не так, его кураторы из жандармерии сумеют связать нападение на банк с ним самим, и тогда он станет не просто рядовым социалистом в их картотеке, а уголовным преступником. О таком раскладе ему даже думать не хотелось. Не находя выхода, он побежал к своему куратору, ротмистру Смокину, и повинился перед ним во всех грехах.

Жандарм сразу учуял выгоду и быстро организовал появление товарища из центра, который был представлен рабочей ячейке ярым революционером Андреем Боткиным. Как они могли ему не поверить?! С не меньшим энтузиазмом они приняли его план экспроприации богатств у кровавых капиталистов. Участие социалистов придавало политическую окраску банальному налету, предотвратив который, жандарм мог смело заявить начальству, что не зря ест свой хлеб. Все прошло, как он и задумал. В результате он получил благодарность начальства, а так же… свою долю от ограбления. Часть денег, которые не смогли унести раненые бандиты, были припрятаны Боткиным, а через день вынесены из банка и поделены со своим жандармским опекуном. Сорок тысяч забрал себе Смокин, двенадцать тысяч ушли на оплату долга, после чего на руках у предателя остались семь тысяч рублей.

Услышав его историю, я задумался. Она весьма осложнялась присутствием ротмистра жандармерии. Смокин был сильной фигурой в сложившейся ситуации.

"Этому гаду раз плюнуть Луговицкого прижать, тем более что с подачи кассира на него наверно уже дело в охранке заведено. Как же его устранить? Впрочем, есть одна идея!".

— Садись к столу!

— Зачем?!

— Напишешь два письма. В одном расскажешь своим товарищам, что это ты предатель, а не Луговицкий, а во втором письме опишешь, как ты с жандармом ограбил банк.

По его напряженному лицу и неподвижному взгляду было видно, что он судорожно пытается просчитать ситуацию, потом посмотрел на меня. В его глазах уже не было панического страха.

— Я напишу.

Правда, ему потребовалось около десяти минут, чтобы прийти в себя и унять дрожь в пальцах. На описание его "подвигов" ушло не менее часа. Пододвинув мне два исписанных листа, он тихо сказал:

— Я уеду. Мне бы только,… немного денег. На дорогу.

Я отсчитал ему сто рублей из его денег, которые он торопливо засунул во внутренний карман пиджака.

— Чем дальше уедешь — тем лучше.

— Да — да. Уеду. К тетке. В Рязань.

— Приведи себя в порядок и пошли.

Час ушел на то, чтобы добраться до фабричной окраины, зато никого нам искать не пришлось. Курившие рабочие, стоявшие у входа в барак, сразу окликнули его:

— Антон, здорово! Какими судьбами? Случилось чего?

Лицо предателя напряглось, он кинул на меня быстрый взгляд, потом быстро подошел к окликнувшим его фабричным рабочим.

— Эй! Ты чего?! Что?то случилось, Антон?!

— Это вам письмо. Там все — правда. Если сможете — простите! — и, развернувшись, предатель бросился бежать.

— Ты куда?! Да что случилось, Антон?! Может догнать? Бросьте! Лучше, давайте читать письмо! Да не здесь же! Пошли ко мне!

Вернувшись в гостиницу, я нашел в номере Лешку. Лицо заплаканное, глаза красные.

— Держись, парень.

— Я?то что, дядя Сережа. А вот батя…. Говорил же ему: давай уедем…. Эх! Не послушал меня.

— К отцу Елизарию на занятия будешь ходить?

— Буду.

Достав из кармана деньги, я передал мальчишке 25 рублей: — Отдашь ему. Что объяснить, сам знаешь.

— Знаю. Дядя Сережа, я тут колбасу и булки купил, да с коридорным Федором сговорился насчет самовара. Чай пить будем?

— Еще спрашиваешь! Кстати, держи еще деньги. Это тебе на хозяйство, а теперь мне надо отойти минут на двадцать. С человеком переговорить надо. Хорошо?

— Дела — в первую очередь, а то я не знаю, — солидно заявил мальчишка. — Буду ждать.

Поднявшись на верхний этаж, я кратко изложил Луговицкому, что произошло за последние несколько часов. Тот внимательно выслушал меня, а затем неожиданно спросил: — А как же Антон?

— Вам?то чего беспокоиться об иуде, который вас предал?

— Так?то оно так, но все равно это неправильно, Сергей Александрович.

— Нет вопросов. Идите к своим товарищам и скажите, что заставили писать его письмо под дулом револьвера. Как вам идея?

— Гм! Я все понимаю…. Вы человек действия и все делали, как считали нужным, но….

— Скажите мне спасибо, и я пойду.

— Извините меня, Сергей Александрович. Ведь я даже не поблагодарил вас за то, что вы для меня сделали. Большое вам спасибо! Вы спасли мне не только жизнь, но и честь!…

— Алексей Станиславович, — оборвал я его поток благодарностей, — мне действительно надо идти!

— Так что мне дальше делать?!

— Пару дней пересидите здесь, а потом сходите к Розе и узнайте новости. До свидания.

— До свидания.

После всех этих событий прошел месяц. Казалось, жизнь вернулась в свою колею, но спустя три дня после того, как Алексей Луговицкий сделал предложение моей сестре, его нашли убитым. Два выстрела в грудь были сделаны почти в упор. Карманы вывернуты. Часы, бумажник, даже серебряная заколка из галстука исчезла. Сестра узнала об убийстве первой. Ничего не подозревающий о постигшем ее горе, как обычно, я пришел на обед и в первый миг даже ее не узнал. Лицо серое, глаза тусклые и безжизненные, словно яркий и веселый огонек, озарявший все ее порывы, притух и сейчас чадил, не давая ни радости, ни тепла.