— Вы исходите из того видения, где в 1917 году рушится Россия. А правильно ли вы видите путь, которым она придет к великому бедствию? Нет. Вы не можете это видеть. Вы только предполагаете, как и я. Или, судя по некоторой уверенности в ваших словах, вы знаете нечто большее, но мне не говорите. Нет, упаси боже, я не подвергаю сомнениям ваши предсказания, но у меня есть подозрения другого рода.

— В чем они выражаются, позвольте узнать, ваше императорское величество?

— Мне хочется знать, что вы за человек.

— Что именно вы хотите знать?

— Не все сразу, Сергей Александрович. Давайте начнем по порядку. Доктор Плотников, лечивший вас после ранения в голову, утверждает, что вы просто уникальный случай в медицине, — он раскрыл сафьяновую папку и прочитал. — Я не верю в чудеса, но в случае с Богуславским оно произошло, по — другому это никак назвать не могу. Это его слова. Другие врачи, обследовавшие вас, вторят ему, утверждая, что человек с подобным повреждением мозга никогда не может вернуться к нормальной жизни. А вы вернулись. Ничего не хотите сказать по поводу подобной странности?

Сказать мне было нечего. Отрицать очевидное было бессмысленно. Но и рассказывать правду о человеке из будущего у меня не было ни малейшего желания. Да и не имело это никакого смысла.

— Наверно меня хорошо лечили, ваше императорское величество.

— Пусть так. В течение двух месяцев были опрошены десятки людей, с которыми вас, так или иначе, сталкивала судьба. Профессор Иконников считает вас истинным русским богатырем, а, по словам командира охотников, капитана Махрицкого, для него такой офицер, как вы, что большой золотой самородок для старателя. Говорили так же с вашей сестрой, — тут император переложил листы в папке, потом пробежался газами по строчкам. — Вот! Суть ее слов такова: Сережа — хороший человек, но он совсем не похож на моего родного брата. Странно, не правда ли, Сергей Александрович, когда подобные слова говорит единокровная сестра.

Николай II откинулся на спинку кресла, не сводя с меня взгляда. Некоторое время мы молчали.

— Правда ли, что вы обладаете просто невероятной, нечеловеческой силой?

— Силушка есть, отрицать не буду, ваше императорское величество.

— То, что вы одним ударом можете убить человека, тоже, правда?

— Правда, ваше императорское величество.

— Ничего не хотите сказать о спасении Марии Владимировны Крупининой?

— Ничего, ваше императорское величество.

— Странно, а ведь именно вы приняли непосредственное участие в ее судьбе. Похищение девушки произошло на глазах ее дяди, который сразу заявил об этом в полицию. В его показаниях упоминались и вы. Уже потом он их изменил. Там же, в деле, упоминается о поджоге дома и большом количество трупов, которые нашли на пепелище. Затем, каким?то чудесным образом, Мария Крупинина оказывается дома, жива и здорова. И вы тоже. В то время как матерые преступники, за которыми полиция гонялась годами, были найдены мертвыми. Причем, все они были убиты без оружия, — цепкие глаза императора по — прежнему были неотрывно устремлены на меня. — Я бы сказал, что скромность украшает героя, если бы не свидетельства других людей, согласно которых вы выглядите как жестокий и хладнокровный убийца. Вы действительно участвовали в расстреле безоружных немецких офицеров?

— Да, ваше императорское величество.

— Ничего не хотите сказать в свое оправдание?

— Нет, ваше императорское величество.

— У меня в папке лежит отчет о некоей поездке в Швейцарию. О ней, что можете сказать?

— К чему ворошить прошлое, ваше императорское величество.

По лицу государя скользнула тень раздражения. Это было понятно. Такой ответ никак не мог удовлетворить самодержца России, привыкшего к тому, чтобы все перед ним выворачивались наизнанку, лишь бы ему угодить.

— Вы сами видите, Сергей Александрович, насколько странно выглядит все то, что с вами связано. Вы же не станете этого отрицать?

За этими словами последовал новый настороженно — испытывающий взгляд.

"Хороший доклад ему состряпали. Вот только к какому итогу Романов сам придет?"

Царь достал папиросу, прикурил и, сделав несколько затяжек, и вдруг неожиданно поменял тему: — Аликс недавно письмо получила от Распутина, а в конце его неожиданная приписка: Верьте Сережке, и Господь не оставит вас!

Не зная как расценивать новое свидетельство моей загадочности, я предпочел промолчать. Царь докурил, потушив окурок в пепельнице, продолжил:

— Мне думается, что я хорошо знал Распутина, поэтому совершенно непонятно, как вы сумели получить над этим человеком такую власть! Что еще более странное: на призывы моей жены вернуться в столицу, он отнекивается, придумывая различные причины. Это вы приказали остаться ему в Тобольске?

— Нет, ваше императорское величество.

— Пусть так, но мне кажется, что это все равно как?то связано с вами, — император помолчал. — Знаете, в последнее время он часто говорил, что Россию может спасти только чудо. Потом привел вас.

Я снова промолчал.

— Что еще более мне непонятно, так это отношение моей жены к вам. Сначала, она вас невзлюбила из?за вашей резкости и прямоты, а с какого?то времени вдруг неожиданно поменяла свое мнение, — император протянул руку к папироснице, но затем вдруг резко отдернул руку. Все его поведение говорило об одном: он нервничает. — А на днях ей довелось присутствовать на одном спиритическом сеансе… и, как любая женщина, она естественно поинтересовалась своей судьбой. Вызванный графиней дух Максимилиана Робеспьера неожиданно ответил, что ее семье больше не грозит никакая опасность, так как у них появился ангел — хранитель… с железными крыльями.

Новый испытующий взгляд. В нем явно читалось: подтверди или опровергни.

"Ангел — хранитель. Причем здесь эта мистика?! Погоди…. Господи! Так он….".

Весь этот непонятный до этого момента разговор вдруг выстроился в полноценную логическую цепочку. В России процветала мистика и спиритизм, не обошли эти оккультные науки и двора Николая II. Мне уже приходилось слышать об этом пристрастии царской четы.

"Похоже, они решили, что я послан им откуда?то свыше. Как скажете, гражданин Романов. Хотите ангела, так я вам его представлю. Вот только как?! Стоп! Ну, конечно!".

Мне не надо было ни в чем убеждать самодержца. Этого он и не требовал. Ему просто хотелось получить хоть какое?то подтверждение своим мыслям. И он получил, что хотел.

— Кругом измена, трусость и обман. Такую фразу в своем дневнике оставит последний русский император Николай II, спустя несколько часов после своего отречения.

Подготовленный документами и свидетельствами множества людей, говорящих о странных поступках и необъяснимых фактах, начиная с моего чудесного исцеления и кончая даром видеть будущее, глубоко верующий в бога император признал за мной некую сверхъестественную сущность. Это было видно по его растеряно — испуганному выражению лица. Ему явно хотелось спросить меня: кто ты, поручик? Ангел или демон? Но он так и не решился. Спустя несколько минут, натянутого, как струна, молчания, император продолжил разговор, негромко спросив меня: — Вы мне ничего нового не скажите?

— Битва на Сомме. Начнется 1 июля. С одной стороны Германия, с другой — Франция и Англия. Будут большие потери с обеих сторон.

Мое сообщение о битве, которая должна была развернуться через две с половиной недели, не произвела на императора особого впечатления. Судя по его отрешенному лицу, он еще оставался под впечатлением нашего разговора. Я же выложил свой последний козырь. Это было последнее, что мне было известно из истории Первой мировой войны. Теперь оставалось только надеяться, что он прислушается к моим словам. Если нет, что ж….

"Вольному — воля, спасенному — рай!".

— Как вы думаете, стоит об этом уведомить германского императора?

— Думаю, что стоит. Пусть ему придет это сообщение за четыре — пять дней в невнятном изложении: битва на Сомме. Большие потери.