Слова Тай’Келли звучали рационально, но сам старший пастырь разумным не выглядел. Он заметно раскачивался, подергивал сцепленными пальцами, а остановившийся взгляд обратил куда-то в сторону от собеседника и вверх.

Клинический случай! Встреть Ли Хан такого человека в Ингернике, одной душеспасительной беседой все не ограничилось бы. Тут явно госпитализация нужна, ритуалы, релаксанты, круглосуточный надзор… А придется ограничиться призывами к здравомыслию.

— Наберитесь терпения! — улыбнулся Ли Хан, внимательно наблюдая за пациентом. — Я обещал установить природу возникших ограничений и не остановлюсь на пути познания.

— Ответ требуется мне уже сейчас!

А вот это уже хамство и неуважение, причем, не к Ли Хану, а к проявлению господней воли. Тай’Келли считает, что может требовать от всевышнего откровений?

— Смиритесь! Некоторые вещи нельзя совершить по команде. Решение придет, либо — не придет. Или придет намного позже. И не мне. До тех пор вам придется относиться к возникшему запрету как к данности.

Кажется, до старшего пастыря дошло. А ведь он вовсе не гордыней мается — за этой суровой непримиримостью прячется типичный для белого страх перед будущим и неуверенность в себе. Ли Хан смягчился:

— Чаю, уважаемый?

Следующие полчаса были потрачены на восстановление отношений и утверждение гармонии. Ни слова о деле, ни намека на обстоятельства. Тем не менее, провожая гостя к дверям, Ли Хан почувствовал себя… некромантом, от которого очередной раз потребовали чуда. Как черный с этим справляется? Загадочно!

Тай’Келли он не соврал — мысли о происшедшем не оставляли его ни на минуту. И, прежде всего, требовалось определиться с источником проявившей себя силы.

Проще всего было бы предположить, что пасторской магии неосознанно сопротивляются люди (опять же — обучаемость), но честность требовала от Ли Хана признать, что такой вариант — не единственно возможный. Во всех магических формулах неизменно присутствовала закорючка, гипотетически, учитывающая существование живых организмов, не наделенных разумом, и называемая "глубина нижнего плана" (между прочим, вполне приличная по величине!). Если он подвергает сомнению одну постоянную теории, то почему не делает то же самое с другой?

Чтобы закрыть проклятый вопрос раз и навсегда, возникновение отклика на пастырскую ворожбу требовалось пронаблюдать непосредственно, но вот беда — магам подобное не дано: все, абсолютно все, что может ощутить и распознать волшебник, неизбежно искажалось его собственной аурой. Причем, эффект был неустраним — истощение энергетических оболочек приводило к разрушению ядра личности, когда потоки мировых энергий буквально растворяли в себе сознание одаренного. Да, вот такая она "безобидная", эта белая магия!

Ли Хан точно знал, что никто из его предшественников не озадачивался вопросом, как выглядит волшебство в отсутствии волшебника. Теоретики описывали эхо существования неразумных существ как некий серый фон, болото, готовое в любой момент поглотить неудачную ворожбу, априори предполагая его пассивным и неизменным. А так ли это на самом деле? Да, манипулировать нижним планом трудно, для него характерна вязкая неторопливость, нежелание подчиняться воле заклинателя (Ничего не напоминает?). Но как можно все разнообразие живых существ учитываться в теории постоянным коэффициентом?!! И кто вообще определил, где верх, а где низ?

Ли Ханом овладело желание увидеть магию трав.

Раньше подобная мечта осталась бы в области несбыточного, но месяцы наблюдения за некромантом-алхимиком не прошли для белого даром (образ мысли этого человека заразен ментально!). Теперь представлялось очевидными, что для подобных целей необходимо создать амулет, выносящий точку наблюдения за пределы ауры (метра полтора — достаточно). Не так уж сложно, на самом деле.

Появление устройства, способного сепарировать (прости, господи) тонкие планы, беспардонные ингернийцы приветствовали вопросом: "А это что за дилдо?" Ли Хан полчаса шипел и плевался, просто чтобы не дать мерзопакостной ассоциации закрепиться в сознании (и немало повеселил этим колдунов). Это был жезл!!! Да, жезл — деревянный (ему всегда лучше удавалась работа с растительным материалом), гладкий и с рукояткой. Где они видели дилдо такого размера?!!

Но испытывать амулет Ли Хан решил в одиночестве, просто ради чистоты эксперимента.

Впервые за много лет он узнает нечто новое! Что ждет его там, снаружи? Насколько реальный мир не похож на все, ему привычное? На ум приходила улитка, осторожно высунувшая из раковины нежные усики.

"Не будь со мной слишком грубым!"

Он разместил ладони на рукояти жезла, и попытался понять, что держит. Магически прозрачная сердцевина амулета должна была донести до него неискаженными тончайшие колебания эфира. Однако на что обращать внимание? Он ведь и раньше много чего чувствовал (начиная с самого себя). Маг погрузился в медитативное созерцание, по очереди отбрасывая лишнее.

Трава шуршала, мелкие птички перепархивали, не обращая внимания на сидящего человека, а ветер уносил прочь суету последних дней, словно легкие плевелы. Проходила минута за минутой, свет и движение иссякли, остался только звук. Чарующая мелодия, в ней не было нот, разум сам подбирал для нее партии флейт и органов, переливы арф и плач скрипки. Он и помыслить не мог, что живая природа настолько гармонична! Так вот, что пленяет слабых духом, искушает забыть обо всем и раствориться в потоках силы…

Песнью трав мешал наслаждаться едва слышный треск. Маг огляделся в поисках его источника — на террасе бывшего виноградника красовался новенький диск отвращающей печати. Ну, что ты будешь делать! Белый, со вздохом, встал, но остановился, не сделав и полшага… Он что, наблюдал сейчас воздействие отвращающего проклятья на реальность?

Ли Хан жестко подавил желание хвататься за амулет (там, наверняка, есть защита от таких вот любопытных), и, поборов душевный трепет, направил жезл прямо на печать — звук уверенно локализовался.

Да, это то, что безуспешно искали поколения исследователей — физическая манифестация отвращающего проклятья. Сколько волшебников пыталось понять, что привносит в мир чужеродная магия — не перечесть! И вот, он видит это — точку, где потустороннее смыкается с материальным.

Эпохальное открытие зудело и скворчало.

Уловить какой-либо системы в издаваемом печатью шуме не удавалось. А должна ли она быть? Общее место у всех теоретиков в том, что тьма — это хаос, его-то он и наблюдает. Каково же, в таком случае, воздействие на реальность нежитя?

Белый подавил внутреннюю дрожь. Придется вернуться сюда ночью!

Скажи он о своих намерениях… да хоть бывшему ученику, его бы связали и заперли: белый маг, рвущийся изучать потустороннее — явный сумасшедший. Он даже с юным Ахиме откровенничать не решился! Просто взял жезл, циновку и предупредил, что может заночевать у знакомых. В конце концов, физической угрозы не существовало — ингернийцы напичкали Кунг-Харн отвращающей магией так плотно, что ночью можно было гулять без фонаря.

Он вышел на окраину, в зыбкий лунный свет и тени, разложил циновку точно там же, где сидел днем. В этот раз медитация давалась нелегко — спокойствие не приходило, кружилась голова, подташнивало. В конце концов, маг сдался и отпустил Силу.

Гроза, что ли, приближается? Да нет, обычная ночь. Время иных гостей.

Потрясенный догадкой, он снова погрузился в созерцание, уже не обращая внимания на тревожное буханье сердца и заливающий глаза пот. Вот она, причина дурноты — монотонный, механический не то — треск, не то — гудение (разум отказывался давать ему имя). От понимания его смысла мороз продрал мага по коже — это потустороннее пробовало реальность на зуб. Но со зловещим ропотом спорили другие звуки: сердито зудела защита поселения, настойчиво пели травы. Мир бился за жизнь в ожидании утра.

Ли Хан бессильно опустился на колени. Замысел Творца предстал перед ним во всей своей неизъяснимой естественности и простоте.