И вот настал день испытания.

Подопытного ввели в комнату и усадили на пресловутый стул. Ошейник торжественно продемонстрировали собравшимся.

— Предупреждаю: способ лечения экспериментальный. Готов рискнуть?

Олек в ответ просто зажмурился. Я надел на него амулет и намертво заклепал:

— Вдруг появится желание снять, а два раза делать одно и то же я не намерен. Теперь твоя задача — нарушать правила изо всех сил. Алгоритм прост: общайся!

Чем чаще печать активируется, тем больше энергии ей надо, верно?

Естественно, нянькаться со здоровым лбом я не стал — на это в доме имелось двое белых. Пассия Лючика помнила, каким ее брат был раньше, на что и ориентировались. Они таскали беднягу по Кунг-Харну, заново знакомя с людьми и явлениями, следом к делу подключился младший брат убогого, а за ним — половина улицы, искренне желающая добра сыну почтенного мастера. В итоге, к вечеру Олек выглядел так, будто целый день мешки ворочал. Я считал это хорошим признаком.

Потом пришел этот старый пьяница — Ге’Кинои и потребовал вернуть стражника в казарму. Так ему и отдали! Мать — в слезы, соседи набежали толпой, отец орет:

— Мой сын — свободный гражданин! Его единственным прегрешением оказалось хорошее здоровье. В Уложении такого нет, чтобы по первой нужде свободных обращать! Он вернется в семью и будет моим учеником.

— Но вы же понимаете, что это невозможно?!!

— А мастер Тангор говорит — можно!

Я солидно покивал:

— Шанс есть.

Главжандарм воздел руки к небу и плюнул на строптивых граждан.

Через два дня первая панель имитатора отпала. Еще сутки потребовалось печати для следующей мутации (Однако шустро эта штука работает!). Через неделю бывший (как я надеюсь) стражник стал счастливым обладателем ошейника с классическим отвращающим проклятьем (гарантированно безвредное волшебство). Цель, окутанную облаком черной магии, паразит тупо не признавал за человека.

На приемку амулета-гасителя собралась целая комиссия из Шороха, Ге’Кинои, градоправителя (под шумок ушедшего на повышение) и незнакомого белого из компании ларешцев. Ни один способ воззвать к Лунному Причастию на Олеке не работал. Да я и сам видел, как быстро деградируют якоря — освобожденное сознание сметало магические надстройки, а может, дело было в том, что парень пробыл печатным всего ничего.

Так или иначе, са-ориотцы были впечатлены, и больше всех — новый Главный смотритель. Он же пожелал высказаться за всех:

— О, светлоликий… — начал белый и заткнулся, потому что лицо у меня стало страшным.

Надо отдать должное, свою ошибку он понял быстро:

— О, сильномогучий владыка мертвых, пусть звуки вашего имени поражают врагов насмерть! — Вот, это другой разговор. — Чем мы можем отблагодарить вас за это благодеяние?

Он так говорит, будто у них еще что-то осталось! Я, между прочим, даже трофей за Хищное Эхо себе выбрать не смог.

— Со мной тут один человечек в Ингернику собирается, вы уж оформите ему документики, будьте добры.

Белый согласился, не задумываясь. Такое ощущение, что он мне своих соотечественников готов в рабство продавать.

Амулет-гаситель Лунного Причастия я отвез Ляки лично. Алхимик был поражен в самое сердце! Приисковых смотрителей я обещал поразить чуть ниже, если посмеют мешать моему сотруднику уехать. Те скосили глаза на каторжан, обильно пускающих слюни на иноземное волшебство, и выразили свое полное уважение. Поинтересовались, не нужен ли мне хороший повар.

Ляки вопрос с активацией паразита решил просто — подошел к охранному периметру рудника и переступил его на один шаг. Что ж, решимости ему не занимать, даем на все про все недельку и — домой.

Белая свеча почти не освещала пространство храма, но лишала окружающее красок, превращала мир в черно-белую гравюру из старых книг. Старое, архаичное, отжившее свое. Кто вообще сказал, что прежние люди обладали какой-то особой мудростью?

Номори чувствовал появление наставника, но не обернулся. Белая свеча — символ скорби, символ надежды, он слишком давно ее не зажигал. Время замерло, задрожало на языке пламени, и вновь устремилось прочь.

— Я так и не спросил тебя, почему ты перестал практиковать, — нарушил тишину зала Учитель. — У тебя были неплохие способности!

— Потому и перестал, — пожал плечами Номори. — У вас когда-нибудь было так, что Сила требует действий, а разум предупреждает, что результатом их будет смерть? И чем больше ты медитируешь и ищешь покоя, тем настойчивей зов? Всех, кого вы знали, унесло этим ветром, как мотыльков на огонь, в глотку кровавой бойни. А я… После болезни отца в доме остался рапош, это меня и спасло. Я три года не решался перестать принимать снадобье, странно, что от таланта хоть что-то осталось.

— ОНО требовало от нас остановить безумие, — едва слышно прошептал старый маг. — Но мы не справились. И тогда ОНО избавилось от нас, стерло с лица земли, а потом привело сюда ЕГО. Все, абсолютно все оказалось лишь этапом пути или поводом к действию. Добром или худом, ошибки были исправлены.

— Кто — ОНО? — тоже шепотом переспросил Номори.

— Я пока еще не знаю точно, — наставник протянул руку, и белое пламя безвредно скользнуло по его пальцам. — Но я постараюсь узнать.

Подтвержденное тремя независимыми источниками, освобождение Тималао от карантинного феномена превратилось из странной ереси в свершившийся факт. Последствия эпохального события Рэм Ларкес понимал лучше, чем где-либо еще (включая церковь, сенат и всех эмпатов вместе взятых). Счастье, говорите, спасение мира? Ага, ага. Первым вопросом, который задаст НЗАМИПС неблагодарная общественность, будет: "Почему этого не произошло раньше?". И плевать горлопанам, что прорыв совершил бывший сотрудник "надзора", что открытие подготовлено годами теоретических изысканий, и что, в конце концов, в Ингернике подобных явлений просто не допускают. Вместо искреннего ликования начнется дискуссия, в ходе которой авторитет господина Михельсона может серьезно пошатнуться.

Требовалось оперативно предъявить обществу героя, и, желательно, примазаться к его достижениям. Для этого молодой некромант должен был вернуться в Ингернику не позднее октября, до начала зимних штормов, практически парализующих морское сообщение с И’Са-Орио-Том.

Ларкес на мгновение потерял контроль над лицевыми мышцами. Счет времени шел буквально на часы! Пока происшедшее удавалось удерживать в тайне (доступ к големной связи имели единицы), но перекрыть путь за море и прежде не удавалось, так что, распространение слухов оказывалось вопросом пары месяцев.

Половицы в коридоре знакомо скрипнули, после небрежного стука, в дверь, не дожидаясь приглашения, ввалился Сатал и плюхнулся в кресло для посетителей.

— Плохие новости, — мрачно сообщил он.

— Послали? — попытался угадать Ларкес.

— Хуже! Они уже знают и даже успели собрать свой Круг, профессора какого-то туда заманили. Мыслей ни у кого нет, сидят и ждут объяснений. Если Тангор начнет кочевряжиться, я не представляю, что они с ним сделают!

Да, старым колдунам понятие гуманизма неизвестно, а видели они многое. Что характерно: насмехаться над неудачей патриархов от некромантии даже Сатал не стал.

— Думаешь, он откажется стать самым молодым магистром в истории Ингерники?

— Не знаю, не знаю. Это же Тангор!

Действительно.

— И еще премия, двадцать тысяч.

— Тю!

— Много давать нельзя — перестанет ценить. Чем тогда его следующий раз подмазывать?

— Это верно, — примеры зажравшихся колдунов были Саталу знакомы.

В дверь вежливо, но твердо постучали. Дождавшись разрешения войти, молодой человек в форме фельдъегеря четко промаршировал к столу, чтобы вручить старшему координатору запечатанный конверт големной связи. Ларкес расписался в ведомости и терпеливо дождался, пока шаги посыльного стихнут (привычка к таким мелочам очень помогает хранить секреты).