— Да не, он всегда был таким предусмотрительным!

— Если небо падает на землю, уклониться невозможно.

По правде сказать, жив старший Амиши или умер, Тимара совершенно не трогало, главное — попасть в Кунг-Харн тому не судьба. Очень уж непростой характер был у пастыря! Кабы не племянница, алхимик свояка и на порог бы не пустил.

Так вот и пришлось вставать на час раньше — договариваться о лишнем месте на дрезине, потому что никаким другим способом добраться до многочисленных приисков, разбросанных по всему Алмазному Ожерелью, не представлялось возможным. Нет, обычные дороги здесь тоже когда-то существовали, но при Тимаре их ни разу не обновляли и кому они раньше служили, для алхимика оставалось загадкой. По чугунке к шахтам подвозили людей и материалы, вывозили покойников и добытое. Главный смотритель (в те времена, когда его путаные речи еще считали признаком мудрости), назвал блестящие металлические рельсы линиями силы, а Тимару на ум приходила паутина фомы. Потому что всех, не связанных с рудниками и их охраной, император из Алмазного Ожерелья выжил.

Четыре легкие платформы со скамейками поджидали смену, отправляющуюся к шахтам на полуденной стороне. Стандарты рудничных узкоколеек Уложением не оговаривались, поэтому племянницу на нижнюю ступеньку вагончика пришлось подсаживать — никакого подобия перронов в кунг-харнском пересадочном узле не существовало. Следом за зевающей Саиль к чугунке притащился мальчишка-пастырь и, с заговорщицким видом, сунул ей под ноги тяжелый вещмешок. Тимар понадеялся, что булькает внутри не самогон — реакция смотрителей на такое нарушение непредсказуема (Да ну нафиг, где пацану его раздобыть?). Последний пассажир устроился на своем месте, команда каторжан налегла на рычаги и "пердячий паровоз" повез мастеров на работу.

Племянница немедленно вцепилась в его рукав (ну, да, высоко, быстро, а стенок нет), и Тимар успокаивающе похлопал ее по руке. Запоздало мелькнула мысль об еще одной истерике, но девочка сидела тихо и только заинтересованно вертела головой. Да, посмотреть есть на что! Скалы, травы, водопады, Тимара первое время тоже пробирало, но любоваться издали быстро надоедает, а прикоснуться к камням Хребта Мира он ни разу за два года не сумел.

Состав набрал скорость, задувающий в лицо ветер унес остатки сна. Под мерный стук колес люди привычно болтали ни о чем, обменивались новостями, дежурными шутками, но самых животрепещущих для Кунг-Харна тем не касались. Потому что поминать гостя, заполонившего долину Тималао, к беде, а обсуждать, сможет ли градоправитель найти обходные тропы к побережью — к визиту стражников. Лулуши опасно шутил, рассказывая, как светлорожденные пытаются разводить на склонах Хребта Мира овец (бараны баранов), а моторист с гидроузла уверял, что скот вот-вот угонят дикие горцы (еще один распространенный в Кунг-Харне миф).

Вагончики бодро катились по ровному, словно стол, полотну, ловко подвешенному строителями между небом и землей. Под ажурными стальными мостиками (другие в харанских горах не приживались) журчали ручьи, курились туманом расселины. Город скрылся за изгибами каменной стенки, разговоры схлынули, продрогшие пассажиры закутались в шарфы и накидки. Перед глазами промелькнул зев туннеля — последнее звено южной рокады, так и не нашедшей пути в Ожерелье. Каторжане налегли на тормоза, и задремавший моторист вздрогнул, внятно помянув еретиков и пекло.

Шахта номер двадцать шесть обозначила себя лабиринтом отвалов и беловато-мутных озер. С одной стороны — добираться быстро, с другой — возвращения дрезины ждать почти час и это время в зачет смены не идет. Впрочем, был вариант хуже — жить на прииске и работать вровень с каторжанами, без надежды на оплату сверхурочных.

Первым на землю как всегда спрыгнул Лулуши, умчавшийся решать какие-то свои дела. Тимар терпеливо дождался, пока платформа последний раз вздрогнет и помог племяннице спустить вниз ее драгоценный мешок (а весит-то он изрядно — придется тащить самому). Интересно, что мальчишка умудрился туда напихать? Вот ведь послал бог испытание… Мастер-алхимик закинул поклажу на плечо и шагнул на гулкую железную лестницу, ведущую к воротам прииска.

Мысль о малолетнем пастыре испортила Тимару настроение: оказывать гостеприимство еще одному выродку он не рассчитывал. Дело не в личностях. Шакалята, они в детстве тоже — милые щенки, а как вырастут… Особенно выводило из себя то, что Тай’Келли не пожелал забирать к себе приблуду. Тоже почувствовал что-то или не хочет связываться с племянницей?

Тут Тимар вспомнил выходку девочки и невольно улыбнулся. Нет, оставить черноголового у себя им никто не позволит (надо будет постепенно подготовить к этому Саиль), но решимость малышки ему нравилась. Старый Амиши воспитывал дочку слишком правильной, по нынешним временам от этого только вред. Взять хотя бы покойную свояченицу…

— Смотритель на объекте, — тихо шепнул прошмыгнувший мимо Лулуши, и праздные мысли разом вылетели у алхимика из головы.

Зачем коменданту потребовалось семафорить начальству среди ночи? А то, что ночью — это факт: предыдущая дрезина уходила на маршрут затемно. Впрочем, паника излишня: если случилось что-то серьезное, он просто не примет смену и — вертись как знаешь. Вон, потребует продемонстрировать аварийный подъемник в работе и — ага. Шу’Химин — хороший мужик, но в таком деле каждый сам за себя.

Вновь прибывшие не спешили расходиться по рабочим местам, а отработавшие торопливо карабкались по лестнице, рассчитывая дождаться дрезину подальше от очерченных магией границ. На плацу перед подъемником галдела целая толпа каторжан в коричневых и серых горняцких робах, похоже, дневной и ночной отряд собрались на поверхности одновременно, что делать, в общем-то, запрещалось.

— Из-за чего шум?

Люди расступились, и Тимар увидел эпицентр конфликта: старшину смены и незнакомого чиновника в новеньком мундире и форменной плоской шапочке, не по рудничному сдвинутой на затылок. Это, стало быть, искомый смотритель. Тимар поморщился: новичка предстояло многому научить и мастер предпочел бы сделать это до того, как тот получит власть. Но когда начальство беспокоилось о проблемах подчиненных?

— Нет никаких проблем, — небрежно бросил смотритель. — Работа сейчас возобновится.

— Накось, выкуси! — вскинулся старшина, шалея от собственной смелости. — Где это видано, живых человеков в пекло отправлять!

— А подробней? — не хватало еще, чтобы они тут подрались (старшина Тимару нравился).

— Мастер Шу’Химин пошел смотреть помпу в третьем забое и не вернулся, — влез в разговор один из каторжан (видимо, свидетель). Охранник плечом задвинул его в толпу, но тот не унимался. — А потом синие лампы стали гаснуть, на глазах цвет менять! Гости в шахте!

— Изгоняющий осматривал выработки только вчера! — безапелляционно заявил смотритель. — Нет никакой угрозы.

Звучит серьезно, если не знать, кто такой этот изгоняющий — один из трех уцелевших в Кунг-Харне учеников, даже не совершеннолетний.

— А если туда добрался гость из поместья?!! — выкрикнул из задних рядов молоденький проходчик и все неожиданно затихли — бывшее жилище Главного смотрителя Харанских гор стояло обнесенным белыми флагами с зимы. Даже у Тимара екнуло сердце: поминать опоганенное место — к несчастью.

— Это все ваши фантазии! — поморщился смотритель. — Возвращайтесь к работе.

Новичка злило то, что рабочие не повинуются ему по первому слову (Тимара и самого это временами раздражало), а времени понять разницу между трудом шахтера и черноглового ему никто не дал. Рядом с чиновником стоял пастырь из приезжих, ситуация ему не нравилась, но повиноваться смотрителю он горняков заставит… (тут Тимар встретил бешенный взгляд Лулуши) а может и не успеть.

Волнения на рудниках случались не часто (печатных трудно вывести из себя), но если уж начинались, топили в крови и правых, и виноватых без разбора. Сначала рабочие резали смотрителей и мастеров, потом охрана резала рабочих, уцелеть удавалось немногим. Как правило, поводом для бунта служили именно ночные гости: терпеть скудные пайки и суровые нормы люди могли, а вот потустороннее пугало их до помрачения. Новичок походя нарушил десяток негласных правил в итак уже накалившейся обстановке, народу вокруг подъемника собралось слишком много, толпа начинала звереть и охранники (опасность чувствовавшие нутром) незаметно пятились к воротам (а комендант, дэвов сын, к месту назревающих беспорядков вообще не явился).