— Гражданка, — в голосе Дану чувствовался страх. Леония резко отвернулась и закрыла лицо. Она могла лишь молиться, чтобы этот человек принял выражение ненависти на ее лице за гримасу плача.

— Вот ваш обед, гражданка, — сказал Дану, стараясь говорить нежно, пока его пальцы сжимались от желания убить эту глупую сучку. — Вот бумага, перо и чернила. Пишите мужу. Гражданин Шаметт хочет отнести письмо завтра до обеда. Вы ведь не хотите его расстраивать, не правда ли? — сказал он.

— Да, я напишу, но, прошу, оставьте меня одну, — прошептала Леония.

По лицу Дану было видно, что это его не обрадовало. Тем не менее, он согласился и поставил поднос, на котором были письменные принадлежности и еда. Очевидность исполнения всех ее желаний успокоила Леонию. Важно, чтобы она была довольна своим положением, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Она должна создать эту видимость, чтобы не вызвать подозрений. Леония подошла к столу и стала есть полусгоревший обед, давая Фифи то, что не могла проглотить, и обдумывала, что написать Роджеру.

В конце концов, она придвинула письменные принадлежности.

— Мой самый дорогой и любимый, — написала она. — Я получила твое письмо. Не беспокойся обо мне. Со мной хорошо обращаются, и никто не угрожает и не причиняет вреда. Сначала я очень испугалась, но сейчас ты объяснил мне, почему меня похитили, и мне стало легче. Я не хочу оставаться здесь и быть разделенной с тобой, но ты написал, что я должна, и я попытаюсь терпеливо все вынести. Фифи составляет мне компанию.

В этот момент Фифи встала и дотронулась до колена Леонии. Леония удивленно взглянула на нее, а потом поняла, что бедняжка не выходила много часов. Она встала из-за стола и пошла к двери. Пане закрыл выход, улыбаясь.

— Собаку надо выгулять, — сказала Леония.

Он казался слегка огорченным, но после краткого колебания прокричал:

— Дану! Гражданка говорит, что ее собачке надо выйти. Дану появился из дальней комнаты в другом конце коридора, и Леония улыбнулась ему.

— Пожалуйста, — сказала она мягко, — собаке надо выйти по нужде.

— Как это осуществить? — спросил он нерешительно.

— Я видела садик из окна, — предложила Леония. — Можно ли ее вывести туда?

— Хорошо. Пошли, Фифи, — позвал Дану.

Но Фифи не пошла с ним, хотя скулила и бегала взад и вперед. Наконец Леония спросила, может ли она подойти к черному ходу.

— Мой муж велел мне оставаться здесь, — уверяла она Дану, — я не попытаюсь бежать и не подниму шума.

Мужчины выслушали ее без энтузиазма, однако Фифи продолжала лаять, а Леония умолять их, и, в конце концов, они согласились. Леонии разрешили выйти с двумя охранниками. Фифи пошла следом, и когда дверь открыли, она с радостью выбежала. Она обнюхивала все, бегая вокруг, и вдруг проскочила через щель в воротах. Дану ругнулся.

— Я не виноват, если она потеряется, — гневно сказал он Леонии. — Вы сами попросили выпустить ее. И вы не должны просить нас бежать за ней или требовать, чтобы мы искали ее.

— Нет, нет, — сказала Леония как можно спокойнее. — Она не потеряется. Она вернется чуть позже. Можете закрыть дверь. Она залает или будет скрестись, когда захочет войти.

Леония не могла справиться с волнением, но не боялась, что Фифи потеряется. В незнакомом месте она далеко не убегала. Если она не потерялась во время их путешествия в Париж или их переездов, она не потеряется и сейчас. Однако Леонию осенила идея, когда она поняла, что Фифи может проскользнуть через ворота. Она сомневалась, что получится, так как не знала, как собака может найти дорогу. Однако это была хорошая возможность. Завтра, когда Шаметт возьмет письмо, она попросит Фифи «найти Роджера». Несколькими минутами позже собака вернулась, и Леония послушно позволила увести себя в гостиную. Там она села за стол и окончила свое письмо, описывая, как хорошо, что Фифи рядом, как она слизывала ее слезы и так хорошо вела себя. Вышла и вернулась, не потерявшись. Фифи ведь такая умная, что никогда не потеряется. Все это было достаточно невинно, но Леония надеялась, что упор на Фифи и ее способность помнить, где она живет, что-то пояснит Роджеру. Если собака покажет дом, после того как ее письмо доставят, он обязательно поймет, что она может привести его к хозяйке.

В конце Леонии едва хватило места, чтобы ответить на вопрос, подтверждающий подлинность ее письма и почерка. «Что находилось позади испорченного бочонка?» Леония не сразу вспомнила испорченный бочонок. Затем догадалась, что он закрывал вход в подземелье в шато. Она задумалась и отбросила мысль ответить неверно. Не было смысла доводить Роджера до безумия, он мог выкинуть что-нибудь отчаянное.

«Там был сломанный кувшин, наполовину наполненный водой», — написала Леония. Роджер должен вспомнить, что они оставили сломанный кувшин в подземелье, ей ничего не нужно говорить о месте, где они прятались, это может вызвать нежелательные мысли у тех, кто будет читать письмо, прежде чем его доставят Роджеру.

Свернув и передав послание, Леония заявила, что готова вернуться в комнату.

— Я хочу немного отдохнуть, — сказала она Дану. — Когда гражданин Шаметт придет завтра, как вы думаете, я могу попросить принести мне что-нибудь для шитья?

Дану воспрянул духом от этой просьбы, думая, что ей нравится его присутствие, и уверил, что будет счастлив принести все, что она захочет, если Шаметт согласится. Леония была этим очень довольна. Она снова улыбнулась Дану, когда он указал, что в сумке, лежащей на сундуке в прихожей, для нее есть одежда, и с готовностью согласился принести свечи, чтобы она могла достать ее. Когда за ним закрылась дверь, Леония улыбнулась. Она продолжала улыбаться, развешивая одежду, несмотря на то, что идиот, который сгреб ее одежду, не удосужился принести запасного нижнего белья и ночных рубашек. Дану так не радовался бы ее улыбке, если бы у него хватило ума прочитать выражение глубокого удовлетворения в ее глазах, которое не сулило ничего хорошего похитителям. Леония собиралась отослать Фифи найти Роджера, а потом разделить охранников. Теперь она была уверена, что в доме кроме нее только двое. Она мечтала убить их. Если не сработает один план, сработает другой.

Пока Леония составляла план, Роджер крался по чердаку, покрываясь потом от волнения. Он ждал Пьера на крыше, чтобы открыть люк и впустить его.

Пьер задержался в магазине на пару минут. Роджер объяснил ему, что задерживаться опасно, за ним следят, хотя и не так строго, как прежде. Пьер не спорил, только сказал:

— Поговорим?

Роджер уставился на него. Потрясения и переживания замедлили его нормальную реакцию. Он безнадежно покачал головой:

— Я не осмелюсь. У них мадемуазель де Коньер. Если я сделаю что-нибудь, они убьют ее.

Пьер улыбнулся:

—Ты снова в беде? Я знаю. Поэтому здесь. Я бы не хотел, чтобы ты оказался в ловушке. У тебя есть потайной ход?

Это напомнило Роджеру о люке на крыше.

— Я могу выбраться, но…

— Нет, — сказал Пьер. — Лучше, если я зайду внутрь. Здесь мы сможем поговорить и составим план действий.

— Но как ты заберешься на крышу? Тут Пьер снова ухмыльнулся: — Мой друг, бизнес отбил тебе мозги. Если я могу забраться на мачту в шторм, неужели мне не удастся справиться с домом или крышей?

Прежде чем Роджер успел возразить, контрабандист оставил его. Прошло два часа, у него была уйма времени, чтобы вообразить сотни причин, если что-то стряслось, но дело было в том, что он уже довольно долго не видел никого из сторожевых псов Шаметта. Кажется, слежка стала меньше с тех пор, как Леонию взяли в заложницы. Очевидно, они считают, что Роджер ничего не предпримет, чтобы не подвергать ее опасности.

Роджер напряженно ждал, пока вдруг не услышал стук. Он залез на табуретку и открыл люк. Счастье, что он сопровождал Пьера в его «доставках добычи», а то ни за что не узнал бы его. Пьер был почти невидим — испачканные руки и лицо сливались с темной одеждой, он едва видел его на неосвещенном чердаке.