Зимой бывают — тучи, несущие снег; густой снег в темноте. Снежная крупа в темноте. Снег, кружащийся под действием северного ветра. Мелкий снег над горным ручьем. Снег вдали над четырьмя потоками. Горная хижина после снегопада. В снегу хижина рыбака и лодка у причала. Продавцы вина, идущие по снегу вдаль. Даль по равнине с четырьмя ручьями или прерывающиеся горные ручьи вдали по равнине при снеге и ветре. Террасы с соснами под снегом. Ветер, завывающий в беседке над водами во время метели. Все это мотивы зимы.

Рассвет бывает — весенний или осенний, рассвет с дождем или со снегом, оттенки рассвета с дымкой и туманами в горах, оттенок рассвета с осенней дымкой, оттенок рассвета с мглой осенью. Все это мотивы рассвета.

Вечером бывает — вечернее освещение гор весной, вечернее освещение после дождя, вечернее освещение на остатнем снеге, вечерний вид редких лесов, далекий вид пологих рек, вечерний вид дальних вод. Во мгле и дымке в горах в сумерки монахи возвращаются в скиты около ручьев, путники идут в гостиницы. Все это мотивы вечера.

Сосны бывают — пара сосен, три, пять или шесть сосен, причудливые сосны, долголетние деревья, старые деревья, причудливые деревья, накренившиеся на берегах; долголетние деревья, склонившиеся в обрывах, или стройные сосны — при взгляде на них видишь, что это сосны. Все, поздравляя с днем рождения, используют зеленые высокие сосны.

Скалы бывают — причудливые скалы, скалы со склонами и такие скалы с соснами, которые совмещают при этом и сосны и облака. Скалы в лесах соединяются с лесами. Причудливы скалы у реки Янцзы осенью, где на реке Янцзы цветы осоки соединяются с камышами; ими можно окружать реку, рисовать вдали и вблизи отдельно то осоку, то камыш.

Облака бывают — облака, выходящие из входа в долины поперек других облаков, белые облака, выходящие из кручей, легкие облака на полях и горах, сходящие хребты.

Дымки бывают — дымки, выходящие из долины, стелясь пеленой. Это пелена небеленого тянущегося шелка из легких дымков в ровных лесах, в сумеречной мгле в горах. Дымки и туманы в горах весной. Дымки и мгла в горах осенью.

Воды бывают — стремительный порыв ручьев со всех сторон, стремительный порыв ручьев среди скал и сосен, взлетающие над хребтами в облаках родники, водопады в дожде и снегу, водопады в ручьях в дымке, стонущие пальмы в дальних водах, лодки с удочками на ручьях в облаках.

Смешанные сюжеты — это хижины рыбаков в деревнях около рек. Наблюдаемая с высоты прополка полей. Севшие на песчаной отмели гуси. Кабачок у моста через ручей, дровосеки у перил моста.

Люди в свете, думают, что картины создаются простым движением кисти. Они не понимают, сколь многотрудно занятие живописью. У Чжуан-цзы сказано: «Художник сбрасывает свои одежды и сидит, скрестив ноги». Вот справедливое суждение о работе живописца! Мастер должен пестовать в своем сердце безмятежность и радость. Его думы должны быть покойными и гармоничными, ибо сказано: «пусть будет сердце невозмутимым». Тогда все человеческие чувства и все свойства вещей сами собой проявятся в сердце и столь же непроизвольно сойдут с кончика кисти на шелк.

Гу Кайчжи, живший при династии Цзинь, построил для занятий живописью высокую башню. Он был, воистину, мудрым мужем древности. Если не делать так, то вдохновение не найдет себе выхода и угаснет бесплодно. Как сможет тогда художник явить в своих картинах сущность вещей?

А посему в часы досуга я просматривал стихи эпохи Цзинь и Тан и порою находил в них превосходные строки, в которых высказаны вещи, трогающие нас до глубины души, или описаны картины, которые у каждого перед глазами. Но если бы я не сидел подолгу в покое перед светлым окном у чистого столика, возжигая благовония, дабы рассеять все заботы, то даже лучшие в мире стихи и глубочайшие думы не нашли бы во мне отклика, а вдохновенные чувства и блистательные мысли не могли бы во мне родиться. Как же можно говорить, что живопись — легкое занятие? Когда обстановка созрела, сердце и рука непроизвольно откликаются ей, и ты начинаешь работать, «чертя вдоль и поперек, чтобы найти середину, идя справа и слева к Единому Истоку». И если в такое-то время вдруг входит какой-нибудь пошлый человек и расстраивает твои мысли и чувства — тогда все пропало!

Я, Го Сыпин [325], видел прежде, как отец работал над одной-двумя картинами. Бывало и так, что он откладывал работу и не возвращался к ней по десять и даже двадцать дней. Порою так случалось до трех раз. А дело в том, что не хотел быть слишком подверженным своим желаниям. Не идти на поводу у своих желаний — не есть ли это истинная праздность духа? Когда же на него находило вдохновение, он работал, позабыв обо всем на свете. Если же что-то отвлекало его от работы, он откладывал ее и не обращал на невнимания. Его отказ продолжать работу не означал разве, что он был слишком отягощен заботами?

В день, когда он был настроен работать, он садился за чистый столик перед светлым окном, а справа и слева от себя возжигал благовония, выбирал лучшие кисти и тушь, мыл чисто руки и вычищал тушечницу, словно ожидал прихода уважаемого гостя. Затем он делал свой дух праздным, приводил в порядок свои мысли и начинал работать. Не означает ли это, что он не смел отнестись легкомысленно к своему занятию? Он придумывал и делал наброски, потом что-то добавлял и уточнял, повторяя один и тот же рисунок снова и снова. И каждый раз он рисовал свою картину с величайшей осторожностью, словно остерегаясь жестокого врага. Только так он доводил дело до конца. Не означает ли это, что он не осмеливался быть рассеянным и медлительным в своей работе?

Даос Ли Гуйчжэнь — человек необычный, неизвестно, из какого он уезда и деревни. Писал коров, тигров, а также соколов, пернатых, воробьев, бамбук. Обладал необычными помыслами. Одетый только в халат из холщовой ткани, ходил в кабачки и к певичкам. Когда его спрашивали, почему он таков, он каждый раз открывал рот, засовывал туда кулак и не говорил. Император Лян-цзун призвал его и спросил: «Каков принцип Вашего Пути?» Гуйчжэнь ответил: «Одежда тонка — поэтому люблю вино, выпью вина и защищусь от холода, напишу картину — расплачусь за вино. Кроме этого, ничего не умею». Лян-цзун не нашелся, что сказать. Как-то он забрел в монастырь Синьгогуань в Наньчане. Там в зале Саньгуань была одна фигура, полая внутри, сделанная при танском императоре Мин-хуане; стиль ее был искусно-тонок, но она пострадала от голубиного помета. Тогда Гуйчжэнь нарисовал на стене ястреба, и после этого голуби не садились [на фигуру]. Потомкам переданы картины: «Переправа через реку», «Пасущиеся коровы», «Буйвол», «Тигр», «Ястреб», «Дикие птицы в бамбуковых зарослях». Монах Цзэ Чжэнь из Юнцзя. Прекрасно писал сосны. Сначала выбрал достоинства всех школ и изучил их, потом ему приснился сон, в котором он будто проглотил несколько сотен драконов; и после этого его достижения стали вдохновенно-удивительными. От природы он любил вино. Когда хмелел, брызгал на шелк тушью или распылял краски по стене. Когда он был трезвым, то добавлял и заполнял поверхность тысячью, миллионами форм, странных и чудесных. Однажды он пил вино на рынке в Юнцзя и сильно опьянел. Вдруг он увидел оштукатуренную стену, взял блюдо, полотенце, опустил его в тушь и стал брызгать стену. На другой день сделал несколько исправлений и добавлений, и получились дикие ветки и сухие корни. Все художники отдавали дань уважения его вдохновенной кисти.

«Записи о прославленных художниках династии Тан» («Танчао минхуа лу») — самый ранний и в своем роде классический памятник особого жанра биографической литературы в старом Китае: сборников жизнеописаний живописцев. Об авторе этой книги Чжу Цзинсюане известно лишь, что он был родом из г. Сучжоу и состоял членом императорской академии Ханьлинь. Ряд косвенных указаний позволяют с определенностью утверждать, что «Записи…» были созданы в начале 40-х годов IX в.