— Почему вы позволяете мучить себя? Почему сносите такие унижения? Мадам де Монтеспан играет с вами, как кошка с мышкой, и чем больше вы покорны, тем она становится злее.

Лавальер подняла заплаканные глаза.

— Вы тоже предали меня.

— Я никогда не клялась вам в верности, — печально сказала Анжелика, — и никогда не навязывала вам свою дружбу. Я никогда не предавала вас, и мой искренний совет вам: покиньте двор! Верните себе чувство собственного достоинства. Зачем добровольно обрекать себя на существование предмета насмешек этих бессердечных людей?

Заплаканное лицо Луизы осветилось ореолом мученичества.

— Мой грех был на виду у всех людей. Богу .угодно, чтобы и муки мои были на виду.

— Вы действительно кающаяся грешница. Но неужели вы думаете, что богу угодны такие страдания? Вы лишитесь здоровья и разума.

— Король не разрешает мне уйти в монастырь. Я много раз просила у него разрешения.

Она посмотрела на дверь, в которую только что в гневе вышел монарх.

— Может быть, он еще вернется ко мне…

Анжелика не сдержалась, чтобы не передернуть плечами. В эту минуту вошел паж и склонился перед ней.

— Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.

Между королевской спальней и залом Совета находилась комната, в которой хранились парики короля. Не часто женщине приходилось видеть, как Луи подбирал себе парик с помощью парикмахера Бине и его помощника.

Тут было множество париков: для мессы, для охоты, для приемов… Бине предлагал королю парик под названием «королевский», который был так высок и пышен, что скорее был пригоден для статуи, чем для живого человека.

— Нет, давайте оставим его для чрезвычайных случаев, например, для приема персидского посла.

Король посмотрел на Анжелику. Та присела в реверансе.

— Подойдите сюда, сударыня. Вы были вчера у посла, это правда?

К нему вернулись его обычная снисходительность и театральность жестов, но даже всего этого было недостаточно, чтобы охладить пыл Анжелики.

— Как вы объясните свое дерзкое поведение? — глухо спросил король. — Я не узнаю одну из самых обходительных женщин Лувра.

— А я не узнаю самого любезного монарха во всем мире.

— Мне нравится смотреть на вас, когда вы в гневе. Ваши глазки сверкают, а носик морщится. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.

— Вы были… невыносимы! Как петух на навозной куче!

— Мадам, вы разговариваете с королем!

— Нет, я разговариваю с мужчиной, который шутя играет женскими сердцами.

— Каких женщин вы имеете в виду?

— Мадемуазель де Лавальер… мадам де Монтеспан… я сама… и вообще все женщины!

— Это слишком тонкая игра для мужчины? У мадемуазель де Лавальер сердце чересчур большое, у мадам де Монтеспан его вовсе нет. А что касается вас… я совсем не уверен, что играю вашим сердцем. Мне кажется, что я еще не овладел этим искусством настолько, чтобы играть вашим сердцем.

Анжелика опустила голову. Он попал в цель. Она ждала последнего завершающего удара, который навсегда должен был отвратить ее от короля. Но какие-то грустные нотки в голосе короля доставили ей беспокойство.

— Что-то сегодня все идет не так, как надо, — произнес король. — Меня очень растрогало отчаяние мадемуазель де Монпансье, в которое она впала, услышав мое решение. И вот я вновь хочу пересмотреть вопрос о ее замужестве. Она любит вас, так пойдите и успокойте ее.

— А что месье де Лозен?

— Я даже не знаю, какова была реакция бедного Пегилена. Но я знаю, как поднять его дух. Вы видели Бактериари Бея?

— Да, сир.

— И как продвигаются наши дела?

— По-моему, очень хорошо.

Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Лозен в сдвинутом набок парике. Глаза его сверкали гневом.

— Сир! — выкрикнул он, даже не извинившись за вторжение. — Я пришел спросить ваше величество, чем я заслужил бесчестье, которое творится вашими руками?

— Ну, старина, успокойтесь, — ласково сказал король.

Он чувствовал, что гнев его любимца неподделен.

— Нет, сир, я не вынесу такого унижения! — широким жестом Лозен вытащил шпагу и протянул ее королю. — Вы лишили меня чести, так возьмите же и мою жизнь! Я ненавижу эту жизнь!

— Возьмите себя в руки, сударь!

— Нет, нет! Это конец! Убейте меня, сир!

— Пегилен, я знаю, какую боль причинил вам, но я компенсирую это. Я подниму вас так высоко, что вы перестанете сожалеть об этом несостоявшемся браке.

— Мне не нужны ваши дары, сир. Я ничего не приму от монарха, который не держит своего слова.

— Месье де Лозен! — вскричал король звенящим голосом.

Анжелика вскрикнула от испуга.

Лозен тут же обратил свое внимание на нее.

— А, и вы здесь, дурочка! И вы заодно! Куда же вы запропастились вчера? Наверное, опять отправились торговать своим телом, и именно тогда, когда я вас кое о чем просил?

— Довольно, сударь! — ледяным тоном произнес король. — Уймитесь. Я могу понять ваше состояние, но больше не желаю видеть вас при дворе, если вы не способны покориться судьбе!

— Покориться?! Ха! Как вам нравится это слово, сир? Вы хотите видеть вокруг себя лишь рабов. Время от времени вы позволяете кому-нибудь поднять голову, но при условии, что он тут же сунет ее в пыль у ваших ног, как только у вас переменится настроение… Я прошу вашего разрешения удалиться. Я рад был служить вам, но пресмыкаться никогда не буду. — И Лозен гордо удалился, не попрощавшись.

— Мне тоже можно уйти, сир? — спросила Анжелика, которая в сложившейся ситуации чувствовала себя неловко.

Король кивнул.

— Не забудьте пойти утешить мадемуазель де Монпансье, как только появитесь в Париже.

— Хорошо, сир.

Король подошел к зеркалу.

— Вы уже выбрали, Бине?

— Да, сир. Очень приятный парик. Два ряда локонов прямо от центра, и он не выглядит ни высоким, ни низким. Я называю его «посольским».

— Превосходно. Вы всегда выбираете то, что нужно.

— Мадам дю Плесси часто говорила мне то же самое. Будьте добры, наклоните чуть-чуть голову, сир, чтобы я мог закрепить парик.

— Да, да. Я помню, ведь именно благодаря мадам дю Плесси вы попали ко мне. Это она рекомендовала мне вас. Мне кажется, что вы давно были знакомы с ней.

— Да, очень давно, сир.

Король, глядя в оправленное золотом зеркало, сказал:

— И как она вам нравится?

— Сир, я думаю, что только она достойна вашего величества.

— Вы не поняли, Бине. Я говорю о прическе.

— И я тоже, сир, — скромно ответил Бине, опустив голову.

Войдя в большой зал, Анжелика принялась расспрашивать, что за церемонию ожидают. Все придворные были одеты в парадные костюмы, но никто толком не знал, в чью же честь.

— Готова поспорить, что это русские, — сказала мадам де Шуази.

— А вам не кажется, что это польский король? Его величество упоминал о нем в разговоре с мадам де Монтеспан, — сказала Анжелика, довольная тем, что может блеснуть сведениями, полученными из надежного источника.

— В любом случае — это посольство. Король всегда поднимает знамена в честь приезда иностранцев. Посмотрите на этих парней с варварскими усами. Один из них уставился прямо на вас. От одного его вида у меня кровь леденеет в жилах!

Анжелика повернула голову в направлении, указанном мадам де Шуази, и встретилась взглядом с венгерским принцем Ракоци, с которым познакомилась в Сен-Манде. Он пересек зал, подошел к ним и поклонился. На нем был подходящий к этому случаю Парик, а меч он сменил на кинжал в дорогих ножнах, отделанных голубыми камнями, оправленными в золото.

— Сударыня, уделите мне несколько минут.

Анжелика испугалась, не заведет ли он снова речь о женитьбе, но, сообразив, что в такой толпе придворных ей вряд ли стоит бояться его, она спокойно отошла с ним к нише ближайшего окна. Блеск голубых камней на ножнах принца напомнил ей о других событиях.

Перехватив ее взгляд, принц сказал:

— Это персидская бирюза.

— По-персидски ее называют «фирюза».