— Шелд, ты ничего со своей рекомендацией не забыл? — скептически смотрит на меня друг.
— Да что тебе опять не так?
— Эйра Гарена сама целительница, — указывает мне Рой на слона, которого я и не заметил. — Она в любой момент может кинуть диагностическое плетение. И что тогда делать?
— Ладно, решай сам. Но наедине с Ореей лучше всегда включай. А то и в самом деле она тобой начнёт свой гарем наполнять, — закругляюсь я с дискуссией.
***
Жизнь во временной, я надеюсь, неволе вошла у нас в более-менее стабильное русло. Меня пасёт эйра Гнерина, Роя — Орея, стараясь чтоб все свободное от занятий время мы были каждый при своей "кураторше". После моей выходки на собрании юных любительниц помахать оружием персонами нон-грата[1] там стали не только мы с Роем, но и Гнерина с Ореей. От предложений заниматься фехтованием с нами обе девушки категорически отказались, поскольку это безжалостно подрывало образ сильных девушек, защитниц слабых мужчин. А свои шансы поставить нас на место девушки оценивали более чем адекватно.
Самым комичным было то, что через неделю после того случая меня в очередной раз вызвали в кабинет нашей опекунши, где кроме неё оказались эйра Зарена со своей матушкой. Никогда не догадаетесь, зачем я им понадобился! Брастиа-старшая в категорической форме требовала от эйры Троун передать ей права на опекунство надо мной. А сделать это можно было, по законам Драуры, или через моё согласие, или по решению суда, для которого не было никаких оснований. И она принялись меня склонять к даче такого согласия в истинно женской манере, то есть криками, угрозами, заявлениями, что всё равно никуда я не денусь и попытками вызвать во мне чувство вины. Но, как я уже наверное намекал, совесть я ещё в прошлой жизни успешно обменял на годовой бонус, а на угрозы и визги взирал всё с той же улыбкой познавшего иллюзорность бытия. Свей реакцией я вызывал у оппонентки желание порвать меня на тонкие, пёстрые лоскутки и сплести из них коврик перед дверью. Воистину, это новое слово в искусстве переговоров, недоступное примитивному мужскому мозгу!
Два часа длилась интенсивная практика пофиг-медитации, во время которой я почти оглох. В итоге эйра Брастиа, оскорбленная до глубины души моим категорическим "ничем не обоснованным" отказом, отбыла ни солоно хлебавши. Что интересно, сама Зарена всё это время сидела пунцовая и кидала на меня какие-то странные взгляды: то ли предвкушая будущую месть, то ли мечтая о повторении прошедшей экзекуции в более интимной обстановке.
С тех пор попытки выводить "в свет" нас с Роем прекратились, ибо теперь каждый выход был чреват вселенским скандалищем. Стараниями обеих Брастиа нас теперь везде узнавали, где бы мы не оказались, и начинались смешки-подколки, больше задевающие наших "пастушек", чем нас с Роем. Чтоб наши девочки совсем уж не скисли в возникшем вакууме, мы с Роем предложили им некоторое время погостить в Риссане. После обретения нами свободы, естественно, до которой оставалось чуть больше двух месяцев. И, если захотят, могут составить нам компанию в нашем путешествии по Гренудии. Не сказать, чтоб это их полностью удовлетворило, но по крайней мере сняло ощущение жуткого цейт-нота, который провоцировал девушек на всякие нестандартные ходы в надежде надеть нам ярмо на шеи и загнать под каблук.
***
Если днями всё было скучно, как в бухгалтерии за две недели до окончания отчётного периода, то уж ночами мы с Роем резвились по полной, не поймите только это неправильно. Рой во внетелесном состоянии продолжал осваивать транс третьего уровня, а я занимался менеджментом своего стада чудовищ. Мои чудовища — моя гордость, радость, опора и утешение. За прошедшее время они с тщанием автоматов и энтузиазмом новообращённых религиозных фанатиков прошерстили большую часть зоны смерти. Я стал богаче на несколько десятков сундуков, ящиков и коробок, чьё содержимое для меня пока остаётся загадкой. Всё это богатство, а также всё накопленное в Риссане имущество моей семьи, которое я не захотел бросать, теперь складировано в схроне в зоне смерти, обустроенном Апельсинкой по моему приказу. Как чувствовал, когда говорил ему рыть сразу пещеру побольше — пригодилось.
Кроме того, один из отосланных на север в свободный поиск монстров обнаружил весьма странную то ли нежить, то ли своего коллегу. Тот оказался каким-то слишком нетипичным по поведению и первым напал на моё карманное чудовище. Да так резво, что "мой монстрик" вынужден был спасаться бегством. Ночью, когда я в очередной раз перепроверял своё движимое имущество, тот пожаловался на неадекватное поведение обидчика. Пройти мимо чуда, захотевшего обидеть моего такого славного "хомячка", я никак не мог, и потому отправился на разборку. И не пожалел.
В этот раз на то, чтоб подсадить и подчинить нового клиента ушло значительно больше сил и энергии, но когда я понял, какой бриллиант попал в мою коллекцию, готов был петь матерные частушки и танцевать лезгинку: эта зверюга умела проходить сквозь любые препятствия и атаковать из полуматериального состояния. Причём, в отличие от особо продвинутых оборотней, могла пребывать в этом состоянии годами без ущерба для себя. Её способ заключался в сдвижке на мизерную величину по четвёртому измерению. Я готов был расцеловать эту образину за всё, что она мне дала. В спектре "второй энергии" обрела смысл ещё одна составляющая, перламутровая, которая, как теперь выяснилось, отвечает за манипуляции с пространством. Когда по ментально-универсальному щупу я выдал всё, что думою о таком великолепном питомце, тот похоже получил самое глобальное переполнение эмоционального буфера за те тысячи лет своего серого и унылого существования, когда все доступные ему радости сводились к "кого-нибудь поймать и замочить". На радостях окрестил этого монстрика "Каваяшкой" по аналогии с "кавайной няшкой", настолько мне стал люб, мил и дорог этот десятиногий крокодилоскорпион трёх метров в холке.
Также делегация, посланная на поиски хранилища древних, достигла самой северной точки Драуры и по моему приказу повернула на восток. Именно они недалеко от границы Эльфары с Мингром обнаружили сооружение, охраняемое какой-то неожиданно свирепой тварью, с которой не смогли совладать ни мои монстры, ни я. Если это не хранилище древних, то я даже не представляю, что тогда нужно искать. Из внетелесного состояния я внимательно осмотрел ареал обитания несговорчивой твари. Тот тусовался на пяточке радиусом всего в полторы версты, в центре которого возвышался холм. Внешне самый обычный, только попытка занырнуть в него оказалась проваленной. Холм окружало поле метаэнергии, непроницаемое даже для моего внетелесного состояния.
***
Я тут сделал прелюбопытнейшее открытие. Оказывается, чтоб резко повысить продуктивность исследовательской работы, нужны не неограниченное финансирование и свободный обмен информацией, а импотенция и ненависть окружающих. По крайней мере с момента, как я перевёл у себя и у Роя наши нижние центры принятия решений на голодный паек, а Страфаррская женская часть населения стала воспринимать меня исключительно как "подлеца, которого убить мало", у нас с Роем появилось намного больше времени на шевеление извилинами и, как следствие, попёрли ранее буксовавшие работы.
В итоге мы перекопали библиотеку в доме эйры и изучили все имеющиеся тут религиозные труды. Выводы, как обычно получились неожиданными. Дроу вроде бы верили в того же Творца, но верили в него ещё более криво, чем гренудийцы. Не, этот мир был создан в пьяном угаре шизофрениками, а я теперь пытаюсь его собрать посредством совсем другого способа мышления. Дроу также верят, что Творец — мужик. Но высшими существами считают женщин и не видят несоответствий. Тут также никого не напрягает, что религия ничего не обещает ни здесь, ни после смерти. Творец тут — круглосуточно доступный нотариус и работник ЗАГСа, и ничего больше. Писание — набор абстрактных несмешных анекдотов без морали. Впечатление такое, что эту религию слабал "лишь бы сдать" студент-двоечник в ночь перед защитой курсача по принципу "а сердечник трансформатора мы сделаем из древесины дуба, поскольку все равно читать никто не будет". Насколько я могу понять, её предназначение — слегка упорядочить взаимоотношения разумных и отвести внимание от чего-то, что на самом деле лежит на самом виду.
