Василич опустил ствол вниз.

— Бродяга, ты ли это?

На лице сталкера залегла тень узнавания. Внезапно он схватился за голову и осел на землю. Лицо его свело жуткой судорогой. Трое его подчинённых тут же подхватили оружие и навели его на Василича, двое кинулись к командиру.

— Отставить, — прохрипел Бродяга, сплюнув кровью и поднимаясь с колен, — достаточно с нас смертей. Василич… Вспомнил… А ты ведь мне банку тушёнки должен, помнишь?

Давние друзья подошли друг к другу и крепко обнялись. Ведь, что ни говори, любая дружба всегда ценилась. И тем более ценность её возрастала здесь, в Зоне.

— Что с тобой сделали, Юра? Где ты пропадал?

— Брат, я сам не знаю… Только отрывочные воспоминания… Но и их мне хватает с лихвой. Много на мне чужой крови, много… И я найду того, кто это сделал с нами…

По щеке Бродяги скатилась скупая мужская слеза…

Тем временем под глухими сводами саркофага на ЧАЭС, в самом сердце Зоны, раздался дикий крик:

— КТО, МАТЬ ВАШУ, СПЁР МОНОЛИТ!?

***

Временно положив на камень болт, мы продолжили страдать фигнёй. Больше никем не сдерживаемый огневик дожёг остатки веселянки, из-за чего дым стал настолько густым, что хомяк согнал себе из него облако и уселся на него, попыхивая трубкой.

На плечо демонолога села маленькая хихикающая огненно-рыжая канареечка. Люц, сверкнув глазами, аккуратно погладил её по голове. Канарейка в ответ свистнула и заржала. Огневик с восторгом в глазах сообщил:

— Ребят, у меня теперь фамилиар есть — феникс!

Хомяк не отреагировал, Витя просто кивнул, а я недоверчиво посмотрел на птичку.

— А чё такой маленький?

— Так он птенец ещё, — не переставая улыбаться, ответил Люц, — Вырастет.

Птичка хихикнула и изчезла во вспышке яркого пламени.

— Кормиться полетел, — вздохнул огневик.

Пока Люц знакомился с новым другом, перед моими глазами пролетела пчела. Обычная такая, полосатая. Затем вторая. Затем они попёрли нескончаемой толпой, не реагируя на взмахи руками и мат хомяка, попытавшегося было разогнать чёрно-желтых трудяг и успокоившегося только после нескольких десятков оставленных в нём жал. Пчёлки споро загребли клочки дыма лапками и быстро полетели назад.

— Это неправильные пчёлы, и они делают неправильный мёд, — приоткрыл глаза Пепел и снова отрубился.

— Не, это, хи-хи, укуренные пчёлы, и они должны делать укуренный мёд, — возразил Витя.

— Был у меня, ха-ха, один трактат, "Фантастические твари и где они обитают" вроде, — ответил Люц, — предлагаю их туда, хи-хи, занести.

Я ответил, потягивая кальян:

— Хе-хе, не, лучше написать новый трактат! "Фантастические галюны и от чего они бывают", например.

— А почему бы и нет? — философски заметил хомяк. — Тащите бумагу и чернила!

Я вытянул искомое из прямо воздуха, интуитивно используя психическую энергию для создания материи (то есть понимать, что я делал — я мог, а понимать — как, уже нет), и передал получившиеся увесистый папирусный свиток и литровую банку чернил шаману. Тот, вытащив из "сидельного" облака гусиное перо, начал уверенно накидывать в промышленных количествах различные пункты. Вы, например, знали, что при определенных условиях, про которые я рассказывать не буду, а то ещё попробовать попытаетесь, глюки можно даже с обычного одуванчика словить? Вот и я не знал.

А хомяк тем временем всё строчил и строчил…

***

Три метра папируса. ТРИ, Карл, метра! За восемь минут и тринадцать секунд, Витя засекал. А Пихтуш даже не устал. И ладно, если бы написано было размашисто, криво и неразборчиво, как у участкового терапевта. Так ведь нет, мелкими печатными буквами! И ещё вензелёк после каждого описания пририсовывал. Вот что значит, тысячелетия практики… Ну, или возможно, это веселянка на него так действует.

Та самая бесстрашная ворона, которая влетела в конопляное облако сегодня утром, появилась вновь. Посидев на дубке над нами, она медленно, аккуратно перебирая ногами, спустилась вниз, поближе к дыму, и застыла в нерешительности. Что-то решив про себя, она решительно нырнула в дымное покрывало. Вынырнула она, уже радостно хихикая и довольно щёлкая клювом. Ворона-травокур? А почему бы и нет?

А нас тем временем потихоньку начало отпускать: кальян прогорел, дым сдуло лёгким ветерком, розовый слоник замерцал и пропал, марш затих. Веселяночное облако шаман отдавать наотрез отказался и поднялся на нём повыше, чтобы мы его не выдышали раньше времени:

— А мне лета-а-ать, а мне лета-а-ать охота!

— Летай, летай, — поморщился Люц, — всё в одного всё равно не скуришь.

— Ты точно в этом уверен? — скептически спросил я, — этот дымохомяк килограммами какие-то травы, которые поядрёнее "Беломора" будут, выкуривает. Что ему какое-то облачко?

Люц тяжело вздохнул и ничего не ответил.

На земле зашевелился Пепел. Продрав глаза, он простонал:

— Охх, чё вы тут жгли, интересно… До сих пор не отпускает…

Хомяк подрулил облаком к Пеплу и ответил:

— Веселянку мы жгли, товарищ! Хоть и случайно, конечно. А теперь скажи, какого фига она тут делает?

— А фиг знает, — пожал плечами Пепел, — я, конечно, планировал её сюда завезти, но меня опередили.

— Слушай, — спросил я, — я тут вот что подумал: тебя остальные стражи за скомуннизжженые миры не отпинают?

— Почему это сразу скомуннизжженые? — возмутился Пепел, — Ваха — сама по себе сборная солянка, по Сталкеру тоже писали всё кому не лень, модов настрогали вагон и маленькую тележку, а на веселянку я даже с соответствующим стражем договаривался, — Пепел достал из кармана горсть веселяночных семян, показал нам и сложил обратно.

— А Укур?

— А что Укур? Я же сказал, он сам пришёл.

Хомяк сделал мощный фейспалм.

— То есть ты хочешь сказать, что не можешь выгнать из собственного мира какого-то укуренного божка, который здесь даже божественного статуса не имеет?

— Почему это — не могу? Могу, конечно. Только зачем? Ну побродит, покуролесит, да и вернётся к себе. А так — выгоню я его, а он мне какую-нибудь психоделическую свинью подложит. Оно мне надо?

Пепел украдкой посмотрел наверх.

— Ой, а чего это у вас над поляной болтается?

— Где? — все присутствующие задрали головы. Чёрный камушек, оставленный сферой Хаоса, по-прежнему болтался над холмом, нарушая все мыслимые и немыслимые физические законы (это я про классическую и магическую физику, если что), и падать совершенно не желал.

— А фиг знает, — пожал плечами я.

Пепел повернулся ко мне. Затем вновь посмотрел на камушек.

— Ты-то как раз должен знать, что это такое. Что выберешь: власть, богатство, бессмертие, уничтожение человечества? А может быть, изчезновение Зоны? [1]

Я в непонятках вновь посмотрел на абсолютно чёрный парящий камушек. До меня внезапно допёрло. Я широко улыбнулся и вкрадчиво спросил:

— Ребят, а вы когда-нибудь хотели себе личный Монолит?

— Уважаемые, я не помешаю? — высунулся из-за зубца стены Вацлав, — У нас небольшие проблемы тут возникли.

Хомяк подлелел на своём облаке к ректору:

— И какие же?

У нас гном в запой собирается, — пожал плечами Лич, — а учитывая его внушительный арсенал артефактов, признаюсь, мне как-то не по себе. К тому же, у него день рождения меньше, чем через месяц, а встречать его с похмелья — последнее дело.

— А причину он назвал? — Спросил я.

— Сказал, собутыльника себе нашёл.

— Ну, пойдёмте, что ли…

Мы дружной толпой ввалились в ворота Академии и побрели по пустынным коридорам к башне гнома. По дороге я спросил у хомяка:

— А что ты там про моего фамилиара говорил?

— А? — оглянулся шаман, — он у тебя в пространственном кармане лежит?

— Ну да.

— Лучше не трогай до поры, до времени, а то глобальный трындец настанет, — посоветовал Пихтуш.

— А чё так?

— Про "серую слизь" слышал?

— Было дело.

— Так вот, это он и есть. Если бы ты его не подобрал, через месяц его из подвала пришлось бы напалмом выколупывать. И то, не факт, что ему на него не пофиг. Так сказать, чистейшая биомасса, ещё и с магической основой. А если бы он там ещё и сознание обрёл бы…