Сопоставив увиденное и тихо прочитав что-то в интерфейсе, Пепел оскалился:

— Плоть слаба, говоришь? Ну ничего, фанатики и до камней докопаются…

После чего, подняв с пола блокнот, медленно растворился в воздухе, напоследок прошептав:

— Ничего, мы ещё установим мировое равновесие…

***

Где-то в Инферно…

Великий Князь, облачённый в Инфернальную броню и Пламенную корону, сидел на своём церемониальном троне, стилизованном под черепа каких-то хтонических тварей Инферно, с прислонённым сбоку мечом "Гибель Народов" и щитом "Адский закат". Он занимался крайне важным и не менее церемониальным делом — вязал шерстяной носок. Не ржать! Между прочим, если вы не знали, изначально вязание было прогеративой именно мужчин, женщины раньше до вязания не допускались.

Довязывая последний ряд, он резко поднял голову и прислушался. После чего прошептал:

— Создатель что-то замышляет…

Послушав ещё с минуту, он отложил вязание, взял щит с мечом и изчез во вспышке пламени.

***

Я выдохся. Этот гад полчаса скакал по коридорам, аки сайгак по степи, и смог куда-то спрятаться. Ничего, я тебя найду… У меня ещё будет личный Монолит…

Навстречу мне по коридорному потолку вышел хомяк. Задрав голову вверх, я поинтересовался:

— Что, не отпускает летучка?

— Неа, — хомяк подпрыгнул, сделал боковое сальто над самым полом и приземлился обратно на потолок, — но хоть цвет прежний вернулся, и то ладно.

Я осторожно поинтересовался:

— И что это за трын-трава была?

Хомяк поморщился, но затем что-то вспомнив и улыбнувшись, ответил:

— Подорожник мутировавший. Он ещё и хилял неплохо, как оказалось. Если какой-нибудь удачливый алхимик сможет убрать у этой дряни эффект посинения и снижения веса, то его золотом осыпать будут. Прикинь, лечебный сорняк!

Я скептически сощурился:

— Так его и раньше активно в таком же качестве и с теми же целями использовали.

Шаман чуть ли не оскорблённо вскинулся:

— И на что его хватало? Царапинку затянуть? Укус комариный убрать? Это так, баловство одно. А этим — можно даже рак лечить и вырезанные почки обратно регенерировать!

— Фигасе, — Я представил возможные перспективы и горизонты, — что-то мне подсказывает, что он и так востребован будет.

— Ты уверен, что больные согласятся накуриться, посинеть и начать летать, только чтобы вылечиться? Хотя, о чём это я… Конечно будут…

Пихтуш крепко задумался.

Я перенаправил разговор в другое русло:

— А где вся синь, которую лич из тебя вытягивал?

Хомяка передёрнуло:

В палате, в ведёрке осталась. Вместе с кровью…

Почуяв подвох, я спросил:

— А в каком ведёрке?

Шаман тяжело посмотрел на меня. Учитывая высоту, с которой он на меня смотрел, выглядело… стрёмно. Когда я уже решил, что точно огребу от рассерженного хомяка, он всё же ответил:

— В пятидесятилитровом. Ведро красное, в цветочек. Теперь ещё и полное.

После чего Пихтуш также мрачно удалился. Кровопотери? Не, не слышали… У нас всё через регенерацию…

Я тем временем поднялся в медкрыло. Приоткрыв дверь в подобие тамбура, я увидел там уже знакомого вам комара с чашкой, сидевшего за небольшим столом. Из чашки на этот раз он медленно и с огромным наслаждением тянул ароматный зерновой кофе. Помахав ему рукой, на что тот ответил кивком, я прошёл в коридор, ведущий в палаты. Там, в одной из них, на койке сидел Вацлав и что-то усердно считал в столбик. Я постучал по дверному косяку. Ноль внимания. Ладно…

— Что делаете?

Ректор вздрогнул, но, подняв голову и увидев меня, успокоился и ответил:

— Я же уже говорил, обращайся на "ты". Уважение к возрасту, это, конечно, хорошо, но я тогда себя начинаю старым пеньком чувствовать. Просто потому, что нормальные люди столько не живут.

— Справедливо. А если уважение не к возрасту, а к статусу?

Вацлав скорбно вздохнул:

— Уважение бывшего студента к статусу ректора? Не смеши мои тапочки, — ректор поднял ногу с розовым тапком, — А если ты про уровень владения магией — то можно считать, что мы на одной ступени. Причём она так высока, что на ней все статусы и возрасты практически не имеют значения. К тому же, если кто-то проникается уважением не ко мне лично, а к моему статусу, то я начинаю себя чувствовать пнём не просто старым, а ещё сильно подгнившим и зело смердящим.

Я, переварив последние два слова и вспомнив примерное значение, задумался.

— А если уважение к опыту и знаниям?

Лицо ректора разгладилось:

— Тут — другое дело, и даже немного приятно получается. Но! Если ты что-то знаешь и умеешь, я что-то знаю и умею, твой сосед что-то знает и умеет, и у всех этот набор знаний и умений разный, смысл перед каждой табуреткой раскланиваться? Я знаю, что ты умеешь, и я тебя позову, когда мне будет надо, например, на другой конец материка к толковому алхимику смотаться, или крупный город с землёй сравнять. И ты знаешь, что я умею, и придёшь ко мне, когда тебе надо будет армию нежити поднять или вырванный позвоночник на место поставить. И если причина адекватная, то мы в любом случае поможем друг другу. Так что, пока я живой, не надо мне "выкать" тут.

— И всё же…

— Вацлав глубоко вздохнул.

— Мы вместе бухали. Потом мы вместе создали собственное войско некропельменей, которые сейчас небольшое графство с лёту штурмом возьмут. Потом вместе выносили двери трём преподавателям Магической Академии, имена которых в Империи произносятся исключительно шёпотом и только в крайних случаях. Потом мы создали грёбаную машину для убийств по имени Колобок, который хайлевельных инфернальных ящерок на ходу жрёт, как нефиг делать. После этого мы играли в Сапёра, больше похожего на русскую рулетку, подрывая под ногами бракованные магические амулеты неизвестных номиналов. В конце мы устроили рок-концерт на крыше Академии, после которого попытались набить друг другу морды. А на следующее утро мы напугали до усрачки моего заместителя. И ты после этого ещё хочешь меня на "вы" называть?

— Блин…

— То-то же.

Я представил масштабы устроенного нами, и понял, что он, в общем-то, прав. Поэтому, с лёгким налётом наглости, спросил:

— Слава, а чё ты тут всё-таки делаешь, по итогу?

Ректор ухмыльнулся, и, кажется, помолодел лет на пятнадцать:

— Воо, другое дело! Квадратуру считаю. Башни перекрашивать надо, а бюджет, хоть и огромный, но всё же не резиновый. Представь, это надо заявку в канцелярию подавать, объяснение писать… Поэтому выкручиваемся, как можем. Вон, — Вацлав махнул рукой в угол, — ведро кровищщи хомячьей стоит, надо оттуда краску как-то достать. И я имею огромное желание попросить об этом тебя.

А я что? Я и достал, магией своей. Содержимое ведра, как ни странно, цвета не изменило. Вацлав, осмотрев полученную микроскопическую щепотку мелкого чёрного порошка, задумчиво спросил:

— А как она в хомяка-то попала?

— Травку новую он курнул. Две затяжки — и весь синий.

Ректор аккуратно переложил порошок в небольшую стекляшку и ответил:

— Видимо, нехило его с неё разнесло. С водки обычно только спустя бутылку синеть начинаешь, а тут — две затяжки… Надо будет кровь у него на анализ взять.

— А чего ждать? — я пожал плечами, — у нас её целое ведро стоит, анализируй — не хочу.

— А ведь верно, — оживился Вацлав, — надо кое-что проверить…

После чего подскочил, высыпал чёрный порошок из склянки обратно в ведро, схватил его за ручку, и, не чувствуя веса тары, помчался в конец коридора, в комнату с какими-то маготехническими агрегатами. Ну, для удобства, назовём это лабораторией. Там он разлил кровь по склянкам, предварительно вытряхнув из одной из них обширное семейство пауков и прополоскав тару, после чего начал капать в них какие-то растворы, реактивы и прочую байду, ставить в гудящие магические круги с выжжеными на них рунами, перемешивать каменной палочкой и сливать фильтраты в четыре склянки. Раствор постепенно бледнел и вскоре стал абсолютно прозрачным. После чего ректор закрепил склянки над спиртовкой, заткнул странными пробками с отводной трубкой и кристаллом на боку, и принялся ждать. Спустя пять минут, когда жидкость во всех четырёх пробирках полностью испарилась, оставив на дне кучку спёкшихся кристалликов, в одной — зелёных, а в другой — белых, в третьей — синих, а в четвёртой — тех самых, чёрных, Вацлав разбил стекляшки и достал получившиеся соли. Их он по отдельности растолок в ступке, а полученные порошки рассыпал по четырём баночкам, после чего подписал поднятым с пола пером: одну, с чёрной солью, -