Б.В. Лучше бы было похоже на «Полдень, XXII век»!

Б.С. Боюсь, что это нереально. Это общество может возникнуть лишь в том случае, если человечество разработает систему высокой педагогики, если мы научимся с детства определить и «поставить» в человеке его главный талант. Чтобы не было людей заброшенных, ущербных, ощущающих свою никчемность, ищущих утешения там, где его нет и быть не может, – в насилии, в наркотиках, в извращениях…

Б.В. Чтобы «никто не уходил обиженный»?

Б.С. В конечном итоге да! Чтобы каждый, склонный от природы стать «out law» – «вне закона», мог получить социальную нишу, где он не мешал бы, а помогал обществу и чувствовал бы себя нужным и «единственным». Тогда возможен «Полдень», иначе – «Хищные вещи века», что, повторяю, – тоже не так уж плохо! Там каждый выбирает себе тот образ жизни, который ему по душе и по силам. Это – свобода!

Б.В. А вы сами – в мире какой из ваших книг хотели бы жить?

Б.С. Конечно, «Полдень»! Этот мир и был написан специально – как мир, в котором мы хотели бы жить.

Б.В. Борис Натанович, много лет хорошая фантастика была «отдушиной» в тоталитарном мире, «глотком свободы». Теперь этот мир рухнул – не утратит ли свое значение фантастика?

Б.С. Вопрос этот, мне кажется, следует ставить по поводу литературы вообще, а не только по поводу фантастики. Как известно, «поэт в России – больше, чем поэт». И действительно, так в России и сложилось – по крайней мере, со времен Пушкина. И писатель уж два века в России больше, чем писатель. На Западе писатель – это человек, доставляющий сравнительно узкому кругу читателей эстетическое наслаждение или, скажем, развивающий некие социально-философические идеи! А в России каждый хороший писатель нес глоток кислорода человеку, задыхающемуся в атмосфере несвободы… А сейчас атмосфера очистилась! Что бы ни говорили про перестройку – она освободила печать. Она освободила народ от государственной идеологии, каждый волен теперь думать так, как ему нравится, и говорить то, что ему хочется. В этих условиях старая роль литературы изменяется радикально. Сегодня в России поэт – не больше, чем поэт! Поэт – это поэт, и не более того. Но и не менее, разумеется! Обязанности его – «глаголом жечь сердца людей» – никто не отменял…

Б.В. Но фантастика – специфический жанр! Отнюдь не вся литература была «отдушиной»!

Б.С. А я обо всей и не говорю… Я говорю о хорошей литературе! Впрочем, плохая литература – это не литература, а макулатура… Когда десять лет назад я читал Окуджаву, чудом вышедшего из печати, Юрия Трифонова, Фазиля Искандера, чудом пробившихся сквозь цензуру, – это было прекрасно, это был глоток кислорода! Они несли идеи – те самые, что осеняли и меня, они исповедовали нравственность, которую и я как читатель, как человек исповедовал, и я видел: я не один! Они поддерживали во мне мое мировоззрение! В этом и было главное назначение свободной литературы России – поддерживать демократическое мировоззрение! А сейчас такая роль хотя и осталась – но это мировоззрение поддерживается уже и самой жизнью! Для этого уже не надо книг – есть газеты, журналы, митинги, телевизор…

Б.В. Борис Натанович, последний вопрос. Не осталось ли каких-то замыслов, которые возникли еще с Аркадием Натановичем и которые вы планируете довести до конца?

Б.С. Замыслы-то есть, конечно. Буду ли я их доводить до конца – другое дело. Сейчас мне об этом очень тяжело думать. Последние годы нам и вдвоем-то не очень хотелось писать. Интереснее было читать и писать публицистику. А художественную литературу – даже вдвоем – писать не очень хотелось. Сегодня, когда я остался один, – совсем уж мало желания этим заниматься… Хотя замыслы, конечно, остались, они никуда не делись, более того – они, сукины дети, эти замыслы, по-прежнему появляются в голове! Но захочу ли я этим обстоятельством воспользоваться?.. Не знаю. Просто не знаю.

Б.В. Борис Натанович, существует огромное количество людей, которые никогда не смирятся с мыслью, что ничего нового не будет!

Б.С. Я понимаю, и благодарю вас за эти добрые слова, но что получится и получится ли что-нибудь вообще – не знаю…

Империя наносит ответный удар

С писателем Борисом Натановичем СТРУГАЦКИМ беседуют Борис Вишневский, Константин Селиверстов и Юрий Флейшман

10 июня 1992 г., Санкт-Петербург

Опубликовано в газете «Петербургский литератор», июнь 1992 г.

Примечание: беседа эта была организована специально для «Петербургского литератора», но во многом оказалась продолжением предыдущей. Что ж, некоторые из опасений БНС оправдались – хотя опасность пришла не с той стороны, с какой он ее предвидел…

– Борис Натанович, в ваших книгах есть очень много любопытных предсказаний. И они довольно часто сбываются. Создается впечатление, что Вы все уже давно «просчитали» заранее. И все-таки, какое событие из происшедших за последние годы оказалось для вас неожиданным?

– Во-первых, я хотел бы внести поправку. Мне кажется, нет никаких оснований говорить, что мы так уж много предвидели. Действительно, два, может быть – три серьезных исторических события нам предсказать удалось, но не больше. Я вот только что перечитал «Отягощенные злом». Действие этой повести мы перенесли на 40 лет вперед, в начало 30-х годов XXI века. Писалось все это в 86–87-х годах. Замечательно: у нас там есть ГОРКОМ! У нас там фигурирует «ПЕРВЫЙ» этого горкома! Хотя я с некоторым удовлетворением отметил, что при этом в повести не сказано, горком какой именно партии имеется в виду. Совершенно не исключено, что это – горком какой-нибудь Демократической Партии Радикальных Реформ, например, или что-нибудь в этом же роде. А может быть, и опять коммунистической партии… Вот я читаю сейчас о перестановках в правительстве, наблюдаю все эти осатанелые митинги под кровавыми знаменами и думаю, не могу не думать: а ведь чем черт не шутит! Ведь настроение у людей настолько черное, все и всем настолько недовольны… и демократы наши оказались настолько беспомощны у кормила власти… а демагоги наши красно-коричневые обещают так много, так быстро и ведь совсем задаром… И я подумал: вот это вот – тот самый случай, когда лучше уж оказаться плохим пророком, чем хорошим.

А ведь когда мы писали эту повесть (всего-то пяток лет назад!), мы были совершенно уверены, что коммунистическая партия вечна. Что если она и уйдет с политической арены в нашей стране, то очень и очень нескоро…

– Вы не исключаете возможности «поворота назад». В какой форме?

– Я сам ломаю голову над этим вопросом. И конечно, никакого определенного ответа у меня нет. Все может повернуться совершенно неожиданным образом. Я сейчас перечитываю замечательную книгу Уильяма Ширера «Взлет и падение Третьего рейха». Когда читаешь там описание обстановки – социальной, экономической, политической, которая предшествовала приходу к власти коричневых в Германии, – иногда обливаешься холодным потом при мысли о том, насколько все это похоже на нас… А через страницу вдруг с облегчением переводишь дух: нет, все-таки непохоже, все-таки у них там было по-другому… Вообще, можно только поражаться, насколько все на свете правые – имперцы, националисты, ультрапатриоты, называйте их как хотите, – насколько все они похожи друг на друга, будь то Германия, Россия или Франция, девятнадцатый век, начало двадцатого, конец двадцатого… Обязательно: милитаризация, мундиры, сапоги, значки, лычки, страстное желание принять стойку «смирно» и поставить в эту стойку окружающих; агрессивность, прямо-таки клокочущая ненависть по любому поводу, истеричность – до визга, до пены на губах; и патологическая лживость, и полное отсутствие чувства юмора, и полное отсутствие элементарного благородства в речах и поступках, и, конечно же, антисемитизм, слепой, запредельный, зоологический… Здесь – сходство полное и угнетающее…

Сейчас лидеры ряда политических партий и газеты соответствующего направления упорно проповедуют идею всеобщего поражения в стране сегодня, всеобщего кризиса, всеобщего позора. Идет нагнетание страшненькой удушающей атмосферы, для которой, на мой взгляд, никаких особенных оснований и нет. Да, бесспорно, имеет место экономический кризис. Да, тяжелый, да, мучительный. Но явление это не такое уж уникальное и редкостное в человеческой истории. Экономика наша больна, это неприятно, даже опасно, но ничего позорного в этой болезни нет. Несомненно, имеет место распад империи. Но если не давать волю истерике, а отнестись к этому историческому процессу без предвзятости, то ничего катастрофического и страшного вы не увидите. Потому что гибель империи вовсе не есть гибель народов. Империи возникают и рушатся, а народы продолжают жить. Возникают новые независимые государства, которые вполне способны сосуществовать, как самые добрые соседи. Да, распалась вбитая нам в головы и в души лживо-порочная идеология и ушла в небытие. Так радоваться бы надо этому обстоятельству!