— Что-нибудь важное?
— Сама не знаю. — Она прикусила губу. — Кажется, да.
В «Лютеции» Ви встретили словно родное дитя, вернувшееся, наконец, домой. — Как давно вас не было, мадам Джолэй! — с упреком сказал ей метрдотель.
— Сожалею об этом, — улыбнулась ему Ви, — но мне пришлось соблюдать диету.
— Вам? Но вы замечательно выглядите, мадам! Однако я расстроен, совершенно расстроен. Мистер Гаррисон не предупредил, что придет с вами, и ваш столик занят. Я так огорчен!
— Не беспокойтесь, новое место — неплохо для разнообразия.
Но когда их усадили в конце зала, где они оказались среди случайных посетителей, Ви, досадуя на себя, почувствовала обиду. Так уютно и привычно было сидеть в этом зале за своим столом, в своем кресле! Наверное, теперь всегда все будет по-другому.
Все эти дни Ви готовила себе дома или обедала в маленьких греческих, китайских, итальянских ресторанчиках. Вдруг она с грустным умилением вспомнила свой первый обед в фешенебельном ресторане — она и меню прочитать не могла, тогда заказ сделала Филиппа. Ей было семнадцать: девочка в черном платье с дешевой распродажи.
— Чему ты улыбаешься, солнышко? Что будешь пить?
— Пить не буду, Дон. А улыбаюсь потому, что представила, как впервые обедала в таком роскошном ресторане. Я была совсем дитя и ничего не понимала. — Она вспомнила, как закончился этот вечер, и слегка прищелкнула языком. — Да, ровным счетом ничего.
Они заказали телятину по рецепту Орсини, а на закуску улиток и паштет. Дон попросил подать к мясу обычное красное вино, воинственно заявив — Оно вполне сносно. Зачем платить пятьдесят или шестьдесят баксов за ярлык? — Ви знала, что в меню есть вина и по пятьсот долларов.
Дон ел с удовольствием.
«Слава Богу, — подумала Ви, — на полный желудок он не опьянеет и сможет разобраться в моем деле».
Дон выслушал ее внимательно. Заключение его было неожиданным для Ви и неблагоприятным.
— Звучит хорошо, — сказал он без всякого энтузиазма, — но к чему браться за такое дело? Новая линия ароматов! Кому она нужна? Рынок заполнен до отказа: на каждый изысканный одеколон типа «Брут» приходится еще дюжина всяких «Кэд» и «Кон», «Панч» и «Уэллой». Предложи мне машину, которая делает семьдесят миль на галлоне бензина, или сигареты, напоминающие «Мальборо», но без никотина — и я бегом прибегу к тебе с ссудой. Но ты хочешь, чтобы я дал деньги на что-то неуловимое, бесплотное — мой банк на это не пойдет.
— Ты давал мне ссуды, — гневно возразила она.
— Двадцать лет назад. Это древняя история, сердечко мое. — Голос его стал мягче, но она понимала, что решения он не изменит. — Другие времена, другие темпы производства, другие методы рекламы. Парфюмерия контролируется концернами, которые обширной и энергичной рекламой ставят свой товар вне конкуренции. Черт возьми, Ви, как можно говорить о новой линии производства, имея не готовый продукт, а только название и формулу!
— А мое имя?
— Разве ты его не утратила? — напомнил он ей.
— Да, — горестно признала она. — У меня остались только мой опыт и мой нос.
— Самый хорошенький носик в мире бизнеса! — засмеялся он. — Я-то, увы, утратил обоняние. Не могу при помощи носа отличить одну женщину от другой.
Она попыталась улыбнуться шутке. — А я думала, что ты веришь в меня.
— Верю, солнышко, и всегда верил. У тебя есть мозги и талант. Но на твой проект надо миллионов двадцать. Только для начала — не меньше десяти. Допустим, проект не сработает. Разве банк рискнет такой суммой ради чего-то неуловимого? Мы вкладываем деньги в реальные вещи — масло, домашние компьютеры…
Ви склонилась над своей тарелкой, обескураженная и разобиженная.
— Послушай, солнышко, — продолжал Дон. — Я ценю и верю в тебя. Но начинать с одним товаром, с одной линией в наши дни бессмысленно. Успеха не добьешься.
— Но это новая формула! Такого товара еще не было на рынке!
— Новое вино в старых мехах. Или старое вино в новых мехах. Нет, это все не то. Нужно что-то революционное.
— В каком роде? — вяло отозвалась она, сгребая вилкой гарнир на тарелке.
— Откуда я знаю? Здесь я пас. Наверное, нужен более смелый, предприимчивый бизнесмен. Да вот, обратись к Джошу Маннингу!
— Кто это?
— Твоих лет, известный дамский угодник. У него есть доля в нашем банке. Он часто идет на риск и поддерживает самые дерзкие проекты. И, представь себе, впросак не попадает — у него интуиция. Он молодчина.
Ви почему-то сразу вспомнила бархатные карие глаза. — А он не был в твоем банке во вторник, когда я к тебе зашла?
— Дай вспомнить… Да, был. Ты что же, знакома с ним?
— Он заговорил со мной, — уклончиво ответила она, сдерживая неудержимое чувство торжества.
— Хочешь, я устрою тебе встречу? Если он решит рискнуть, твое дело выгорит.
— Нет, не сейчас.
— Ну, тогда скажешь, когда захочешь.
— Спасибо, Дон. — Она улыбалась. У прекрасного Принца есть имя, он придет и поможет ей снова стать королевой. Но она прибережет его напоследок. А пока обратится к друзьям и сама все разузнает о Джоше Маннинге.
Она вернулась домой около одиннадцати. После того, как Дон назвал ей имя Джоша Маннинга, он сказал, что больше не хочет портить себе удовольствия разговорами о бизнесе. Ви скоро поняла, что провести вечер с удовольствием для Дона — значит напиться вдребезги. Из «Лютеции» они поехали в «Сент-Реджис», и еще через час Ви оставила Дона в баре за шестой порцией крепкого коктейля. Одиннадцать часов в Нью-Йорке соответствовали восьми часам вечера в Лос-Анджелесе. Ви заказала разговор с Ниной, думая о странном тревожном звонке Поля Меско. Что он хотел ей рассказать? Какие тайны скрывал отец? Поведал ли он их кому-нибудь? Может быть, Нине? Вряд ли.
Ви соединили с Лос-Анджелесом. Она сказала Нине, что должна встретиться с ней и обсудить важное дело, но лучше не по телефону.
— Встретимся завтра! — радостно закричала Нина. — Мой агент сейчас же закажет тебе билет. — Сама Нина всегда летала на собственном самолете мужа, оборудованном роскошнее, чем президентский, но у нее повсюду были знакомые, готовые сделать что угодно для Нины Коразон. Ви оставалось только назвать рейс. — В полдень! — сказала она. — Жду тебя, ночь не буду спать от нетерпения. Ты прилетишь в два. Целую тебя и люблю!
— И я тебя люблю, Нина! — нежно откликнулась Ви, вешая трубку. «Наплевать мне теперь на Гаррисона, — думала она. — Нина — родной человек, она поможет».
Назавтра в три часа дня Ви и Нина в купальных костюмах сидели на бортике большого бассейна на вилле Коразон, опустив ноги в воду и посасывая джин с тоником. Ви рассказала Нине о своем проекте и встретила восторженное одобрение. — Но у меня нет финансового обеспечения, — сказала Ви и описала Нине реакцию Гаррисона.
— Сколько тебе нужно?
— Для начала — миллион. Этого хватит, чтобы оборудовать лабораторию и создать одеколон. Потом, для рекламы и распространения, еще понадобятся средства.
— Ну, миллион — это семечки! — воскликнула Нина. — Жаль, что нет Карлоса, но он прилетит из Франкфурта послезавтра, вот и поговоришь.
— Но я хочу завтра улететь домой, дорогая!
— Черт возьми! Я не желаю быть однодневной стоянкой!
Ви рассмеялась. — Полно, Нина. И во всяком случае для меня будет лучше, если ты поговоришь с Карлосом. Я ведь его совсем мало знаю.
— Согласна! — Нина поставила бокал на бортик бассейна и, смеясь, увлекла Ви в воду. Она поняла, что гордой Ви тяжело обращаться за помощью к чужому человеку, хотя он муж самой близкой ей женщины.
Ви улетела на следующий день, и Нина обещала звонить. Но звонка не было ни в понедельник, когда должен был вернуться Карлос, ни во вторник, ни в среду. Нина позвонила в четверг, сообщила, что приезжает в Нью-Йорк, и попросила Ви встретиться с ней в ее отеле.
Ви очень нервничала. Может быть, она попросила слишком маленькую сумму и Карлос счел ее проект несерьезным? Нина не упомянула по телефону, дает ли Карлос деньги, может, просто забыла сказать? Но, посмотрев в лицо Нины, которая спускалась по лестнице в вестибюль отеля, где ждала ее Ви, она сразу поняла: не забыла, это — отказ. Все дела ведет Карлос, объяснила Нина, и он считает, что вкладывать деньги в парфюмерию — легкомысленно. Он готов вложить деньги в строительство, в автомобильную или пищевую промышленность, но не в запахи.