— Но до этого, — сказал он, целуя ее, — мы не будем ни говорить по телефону, ни писать друг другу. Так будет лучше. Я буду жить как прежде, и ты тоже. Если это сон, как ты думаешь, то мы оба проснемся. Или, — сказал он, почувствовав, как она вздрогнула, — поймем, что это не сон, а жизнь.

— Да, — согласилась она, прижимаясь к нему так крепко, как будто хотела слиться с ним воедино. — Это лучший путь. Через месяц мы узнаем. А теперь — молчание.

Это была самая сладострастная из их ночей. Они брали друг друга снова и снова и не насыщались, желание снова вспыхивало с неистовой силой. Ви просила его проникнуть глубже и, хотя и стонала от боли, была счастлива его наслаждением.

Когда она на рассвете проснулась в его гостинице, Юбер уже уехал, не оставив записки. Договор уже вошел в силу.

Декабрь 1968

Зима вступила в свои права. Облетели листья, птицы покинули городские парки.

В начале декабря «линия А» вступала в действие. Арман принял совет Ви, и на каждом эскизе флаконов «линии А» сияла золотом надпись «Несравненно» — строгая, благородная реклама фирмы, необходимая в Америке и для самых аристократических товаров.

Отец и дочь словно вернулись в лучшие времена детства Ви — проект «линии А» компенсировал ущемленную гордость Армана и восстановил его доверие к дочери. Он снова называл ее «малышка», она его — «мой большой папочка». Два-три раза в неделю они вместе обедали в небольшом французском ресторанчике или дома. Ви знала, что для нее это последняя возможность побыть вместе с отцом. Она еще не приняла решения относительно Юбера, но томилась по нему день и ночь. Ей хотелось говорить о нем, иметь возможность упоминать его имя, но Арман проявил такую враждебную настороженность к Монтальмонам, что Ви инстинктивно чувствовала опасность.

— Зачем все-таки приползла эта змея? — в который раз спрашивал он у дочери. — Зачем он тебе звонил?

— Почему ты его не любишь? Разве ты с ним встречался?

— Нет, и надеюсь этого никогда не произойдет. Он опасен для меня. Не сын, а отец, этот Великий Инквизитор.

— Что ты хочешь сказать?

— Лучше тебе не знать, — отвечал он загадочно, и она чувствовала его страх и догадывалась, что какие-то тени прошлого омрачают его сознание. Она смутно надеялась, что это всего лишь галлюцинация, развивающаяся в стареющем мозгу, мания преследования, а не отзвук реальных событий прошлого. За что бы ему ненавидеть отца Юбера?

Арман отказывался отвечать на этот вопрос, но снова и снова возвращался к Монтальмонам, словно пес, раскапывающий давно зарытую кость. Накануне возвращения Юбера в Нью-Йорк имя Монтальмонов не сходило с уст Армана.

Он должен был приехать в субботу — в воскресенье истекал назначенный срок. Ви словно была охвачена лихорадкой: она то твердо решала выйти замуж за Юбера, то вдруг чувствовала, что не может отказаться от своей независимости. Еще через некоторое время рисовала в блокноте инициалы «В. М.» и мечтала о жизни с Юбером в Париже. Состояние было мучительным, Ви казалось, что она сходит с ума. Наконец, она решила, что увидит его в воскресенье и сразу все решит.

Во вторник ей позвонил из Нью-Хэвена Майк Парнелл. Он собирался приехать в Нью-Йорк на уик-энд и спрашивал, не может ли она с ним встретиться.

Возвращаясь из Нью-Хэвена после поездки к Марти, Ви вспоминала о встрече с Майком и разговорах с ним и смутно надеялась, что они встретятся еще, и возникшее между ними дружеское чувство, может быть, разовьется. Но с тех пор прошли недели, и Майк совсем исчез из ее памяти, — Ви казалось, что их встреча произошла в далекую эпоху оледенения. Огненный вихрь страсти растопил сковывавший сердце Ви лед, и она забыла обо всем, что было прежде.

— Я сожалею, но не смогу встретиться с вами.

— Я и не надеялся, — прозвучал грустный ответ — Я знаю, вы очень заняты.

Ви вспомнила его доброту, внимательность, и сердце ее сжалось, но прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, Илэйн выключила линию Нью-Хэйвена и соединила Ви с заказчиком из Техаса.

В среду Ви зашла в лабораторию Армана, чтобы пригласить его на обед — она хотела отпраздновать с отцом начало работы «линии А». — Прекрасная идея, малышка, — ответил он с веселой улыбкой, — но приглашаю тебя я. Я все устрою. Ты окажешь мне честь, приняв мое приглашение, и я буду кавалером прекрасной дамы, — не все ведь догадаются, что ты моя дочь. — В нем как будто возродилась его былая французская галантность, и глаза счастливо сияли.

Ви вернулась в свой офис. В шесть часов она преобразила свой деловой костюм в вечерний наряд, сняв жакет, надев две тонких золотых цепочки, вдев в уши круглые золотые серьги и повязав талию цветным шарфом. Час она провела в тревожных раздумьях — неизбежно приближалось воскресенье. В семь часов Ви очнулась и позвонила Арману. Никто не ответил, наверное, он выключил телефон. Она сложила на краю стола деловые бумаги, надела меховой блейзер, взяла такси и поехала в лабораторию. Дверь была не заперта, горел свет, но в большой комнате никого не было. Свет виднелся и из-под двери рабочего кабинета Армана. Ви стремительно открыла ее и увидела странно согнувшуюся фигуру отца, сидящего на стуле, голова его лежала на столе.

— Папа! — позвала она. Он не откликнулся.

«О Господи! — в ужасе подумала она. — Удар или сердечный приступ».

Она кинулась к нему и увидела кровь, залившую рубашку, растекшуюся между мензурками и флаконами. Все было залито густой кровью с горячим запахом. Рука отца лежала на столе, в ней был пистолет. Ви увидела, что выстрелом снесло подбородок и челюсть. Ви тронула руку отца; она была холодная, без пульса. Под ладонью с пистолетом лежал клочок бумаги; на нем печатными буквами было выведено два слова: «Арман Жолонэй».

Похороны были назначены на утро субботы. До приезда Юбера оставались сутки.

Оцепеневшая Ви сидела в первой машине между Чандрой и Филиппой — своими «крестными родителями». Ви известила о смерти отца Марти и послала телеграмму Нине. Марти не приехала.

Все были потрясены смертью Армана, казалось, не было никаких причин для самоубийства. Ви никому не сказала о странной записке; подойдя к убитому отцу, она автоматически спрятала бумажку в карман и забыла о ней.

Когда две машины — во второй были Дон Гаррисон, Илэйн Смоллет и Френсис Мэрфи — подъехали к кладбищу, Ви увидела на пригорке седого человека, который глядел прямо на нее и, кажется, махнул ей рукой. Он был ей не знаком, и она пошла прямо к свежевырытой могиле. Гроб Армана уже засыпали землей, когда к кладбищу подъехал лимузин. Из него вышла Нина в шубе из шиншиллы, подбежала к Ви и обняла ее.

— Самолет опоздал, — сказала она. — А где Марти?

Выходя с кладбища, Ви уже не увидела незнакомца — он исчез.

Ее отвезли домой; она не захотела, чтобы Нина или Филиппа остались с ней на ночь.

Утром Ви встала рано, приняла ванну и оделась. Она ждала весь день, медленно ползли минуты, проходил час за часом, — известий от Юбера не было, и он не появился. Она ничего не узнала о нем и в понедельник, и поняла, что больше никогда его не увидит.

1969–1970

— Делайте ваши ставки, леди и джентльмены. — Женский голос звучал ясно и спокойно. — Делайте ваши ставки. — Игроки, едва видимые в клубах дыма от их французских, американских, турецких и английских сигарет неторопливо выложили деньги на зеленое сукно. Девушка-крупье, повернув темную кудрявую головку, быстрым взглядом подсчитала ставки. На ее лице появилась профессиональная улыбка, которая должна привлекать клиентов за столики казино. Один из игроков впился взглядом в ее губы и красивую грудь. Марти славилась своей легкой рукой среди девушек-крупье в казино скандинавского теплохода «Нордика», совершающего круизы в Гибралтар через Южную Атлантику. Это место нашел ей Джонни Лисбон, бывший капитан теплохода, уволенный за пьянство; он же натаскал ее в игорном деле. Марти познакомилась с ним на мысе Код, где у отставного капитана был свой дом. Она попала на берега Атлантики после смерти отца, бросив колледж, хотя уже в июне должна была получить диплом бакалавра.