Наша бригада базировалась в Забайкалье до 41-го года. В мае 1941 года нас снова погрузили на платформы. Танки тщательно маскировали ветками, а с нас снимали петлицы. Ехали в обстановке строжайшей секретности. Было объявлено, что едем в Афганистан. Доехали до Новосибирска, там нас развернули на Алма-Ату. Поехали по бескрайним степям.

- Как вы узнали о начале войны?

- В 17 часов 22 июня поезд остановился в поле, мы пошли до кухни брать обед. Вдруг всех построили и объявили о начале войны. Двенадцать часов шла война, а мы еще ничего не знали. Тут же эшелону дали «зеленую улицу» - через Украину. В Орше разгрузились с платформ, почали заводить танки. Не заводятся! До Белоруссии мы ехали примерно суток восемь, у некоторых танков окислились клеммы. Тут уж кто как выкручивался. Некоторые - крутили вручную стартер, другие - рвали буксиром.

На третий-четвертый день по прибытию в районе Смоленска мы пошли в атаку. Командиры нам дали направление, танки пошли вперед. Был бой. Мы погнали его (врага). Богато техники он побросал. Потом вдруг встали. Ну не знали мы, где нам заправляться, куда ехать. А связь тогда была - катушка на плечах! От штаба до штаба. Рации не было.

(Очень похоже, что Вячеслав Петрович участвовал в танковом сражении под Сенно 6-10 июля 1941 года. В наградном листе В.П. указывается 33-й полк 17-й танковой дивизии. Лист подписан генерал-лейтенантом Курочкиным. Интересно то, что Курочкин в нем ошибочно записан командующим 22-й армии. 17-я танковая дивизия сформирована в июле 1940 г. в ЗабВО в составе 5-го МК. Дислоцировалась в районе Борзи. К началу войны имела 255 БТ-7 и другие машины. 15 июня началась переброска дивизии на Украину, но после начала войны с 5-м МК отправлена на ЗФ. 5 июля участвовала в контрударе 20-й армии под командованием П.А. Курочкина на Лепельском направлении. Продвинувшись на 20 км, почти сутки простояла без горючего, возобновив наступление 7 июля. 8.07 вела встречный бой с 18-й танковой дивизией противника в районе Дубняков. После потери большей части танков дивизия выведена в резерв в район Орши. В дальнейшем участвовала в Смоленском сражении. 28 августа дивизия расформирована и на ее базе создана 126-я ТБР. Командир - полковник И. П. Корчагин. Прим. - С. С.)

В одном из боев командир танка кричит: «Справа ребята горят! Вот она стерва! Дави ее!» Резко развернув машину, я пошел к ней (пушке) по дуге, ховаясь за бугорок. Смотрю - расчет разворачивает пушку на нас. С разгону на нее брюхом сел... Гусеницы крутят, а танк застрял. Качается туда-сюда, двигатель воет. Вправо-влево рычагами дергаю. Пули защелкали по броне. Командир машины верещит: «Ну что же ты? Давай родной». Он конечно молодец, не растерялся. Люк открыл, давай, значит, гранаты кидать. Танк качался-качался, но все же слез с неё. Гусеница зачепилась, танк развернуло. Проутюжил расчет вдоль ровика...

Командиром у нас был поволжский немец по фамилии Донгаузер. После наступления мы оказались без топлива. Замаскированные ветками танки стояли на окраине леса. В 100 метрах от нас по дороге сплошным потоком двигались немцы. Стрелять?! Нет смысла, сразу погибнем. Некоторые экипажи бросили танки и ушли. Мы с еврейчиком остались. Як же его? По-моему Цукерман. (Судя по наградному листу, вместе с Вячеславом Петровичем у боевой машины остался сержант Урбанович Михаил Михайлович, 1917 года рождения. Национальность - белорус. Прим. - С.С.) Нам Донгаузер сказал: «Возьмите хворост, положите к трансмиссии и поджигайте». Сказал и ушел. Два дня мы с этим еврейчиком бродили по лесу. Потом распотрошили какую-то брошенную машину. Подогнали к ней танк, слили в него бензин. На другой день подстрелили немецкий грузовик, с него кое-чем разжились. Вот примерно так проблуждали пятнадцать суток по тылам немцев. На третью неделю вернулись в свою часть.

Наш лейтенант пришел пешком в полк и сказал, что танк подбитый, экипаж без вести пропал, чи сгорел. А через некоторое время появились мы. Сидим у танка, покушать нам тут чего-то дали... О нас доложили командиру полка, он вызвал к себе Донгаузера.

-Твой танк?

- Мой.

- А где же экипаж?

- М-м-м-м-м....

Тут мы подходим. Командир полка вытащил пистолет и два раза выстрелил лейтенанту в грудь. Застрелил его без суда и следствия!

31-го августа в 41-м году я был награжден медалью «За отвагу». В тяжелом сорок первом!

А второй раз нас уже подбили, кажется в районе Кардымово, чи Вязьмы. Попали в засаду, отбивались, пытались перескочить через грунтовку. Снаряд вдарил в топливный бак, сбоку справа вспыхнуло горючее. Все попрыгали з танку в траву.

Мы с ним (Урбановичем?) танк бросили - он уже догорал. Оказалось, что мы в окружении. Решили пробиваться на восток. Брели-брели. Вдруг напоролись на немца. Он стоял у будки, что-то охранял. Попытались, мы было пройти мимо. Метров десять прошли от будки, он вдруг кричит: «Рус, хальт! Комм, комм хер». Что делать? Надо идти. Подходим.

- Партизанен?

- Ни.

- Ваффэн? Пуф-пуф?

- Ни....

Ощупал обоих, оружия не было у нас. Меня тычет в грудь и говорит: «Ду, вассэр. Водичка. Поняль?»

А этому командует: «Картофельн. Давай-давай».

Наварили картошки, уселись на ящиках. Вин вытащил з ящику консервы, шнапс разливает в снятые с ремня маленькие кружки-колпачки. Плоские такие, примерно грамм по двести. Мы выпили. Он посмотрел, вдруг как заорёт: «Шайзе. Цуэрст эссен. Поняль? А-а-а, руссен. Айн биссхен...Кляйн- кляйн...Шнапс».

- Так Вы попали в плен?

- Ни. Мы его ночью убили. Продуктов трошки...

- Как это убили?!!!

- Да очень просто. Палками его забили, чи еще как. Ударили хорошо по голове, да и всё. Винтовку забрали, консервов трохи. А смотреть на него, чи шо?

Стали идти дальше. На следующий день в лесу нас подобрал представитель подпольного обкома Смоленска. Он направил наш экипаж в штаб партизанского отряда «Бати». (Партизанское соединение «БАТЯ» действовало в северо-западных районах Смоленской области. Сформировано в марте 1942 г. из разрозненных партизанских отрядов и групп, возникших в августе-сентябре 1941 г. Командир Н.З. Коляда, комиссар П.И. Соколов. Прим. - С.С.) Там нас расспрашивали, кто мы и откуда - проверяли. Повоевал в партизанах трошки. В марте 1943 года с группой партизан перешел через линию фронта на «большую землю».

Когда в Иваново приехали, захотели в театр идти. А я в валенках разбитых, да в фуфайке обгорелой. Вот что тут делать? Что нашел, то и надел.

Человек с десять нас было. Приходим в кассу, на нас як на утопленников смотрят - «Все билеты проданы, но мы сейчас что-нибудь придумаем». Директор принес из канцелярии стулья, поставил в боковые проходы. Перед началом было торжественно объявлено: «Товарищи, к нам на спектакль пришла группа партизан. Давайте поприветствуем героев». Посмотрели спектакль, а потом на пересыльный пункт. Офицеров отправили на проверку в лагерь НКВД, рядовых быстро раскидали по воинским частям. Меня же, как механика-водителя определили в танковую часть под Иваново. Приехал туда начальник штаба, посмотрел мое дело - «Ага, был в тылу у немцев. В танковых частях таким служить не разрешается». Попал в пехоту.

Формировался пехотный полк. Присылали призывников 1924 года рождения, и большинство было из заключенных. Во время войны на работу на пять минут опоздал - получи срок. Богато там таких опоздавших было. Отличные хлопцы были, с такими можно воевать.

Вдруг командиру полка приходит бумажка: «Направить шоферов, трактористов на обучение в танковую часть». Случайно узнав об этом, я стал упрашивать командира роты: «Послушай, я ж механик-водитель. Отправь меня. Все-таки кадровый танкист, до войны три года прослужил и трошки пороху понюхал». Не хотел он меня отпускать. Тогда я пошел до командира полка - «Товарищ комполка, разрешите к вам обратиться без разрешения командира роты. Так и так. У вас бумажка на обучение пяти человек шоферов в танкисты. Меня учить не надо, я уже механик-водитель. Прошу направить меня в танковую часть». Он подписал мне направление, и я с этой бумажкой опять до командира роты. Тот психанул....