– Государыня, – сказал робким голосом Вышата, – я не дерзну никогда и помыслить…
– Если супруг мой, – прервала Рогнеда, – приказал тебе не покидать Фенкала одного, то ступай с ним вместе, я не хочу слушать его песен.
– Государь великий князь не приказывал мне этого, но я думаю…
– Молчи! – вскричала Рогнеда. – Пусть подлые рабыни и наложницы исполняют твою волю, но мне, великой княгине Киевской и дочери Рогвольда, может приказывать один супруг. Ступай!
Вышата посмотрел с недоумением вокруг себя, подошел к нянюшке Богорисовне и сказал ей на ухо:
– Если вы хотя на минуту оставите великую княгиню, то прощайтесь с вашими головами.
Потом, поклонясь почтительно Рогнеде, вышел вон.
– Давно ли, Фенкал, ты служишь великому князю? – спросила Рогнеда, когда ключник вышел из терема.
– Я не слуга его, а пленник, – отвечал мрачным голосом скальд.
– Несчастный! Итак, ты не волен возвратиться в твое отечество?
– Нет.
– Откуда ты родом?
– Из Бергена.
– Из Бергена! О, сколько раз я слыхала от моего родителя о этой отчизне неустрашимых витязей и вдохновенных певцов. Он сам был родом из Бергена… Ах, зачем он покинул свою родину, зачем ему захотелось быть князем Полоцким!.. Живы ли, Фенкал, твои родители?
– Моя мать давно уже умерла, а жив ли мой отец, не знаю.
– Итак, его не умертвили в то время, когда ты был взят в плен?
Фенкал взглянул пристально на великую княгиню и, помолчав немного времени, сказал:
– Неужели ты думаешь, Рогнеда, что я стал бы есть хлеб Владимиров и тешить его варяжскими песнями, если б он был убийцею моего отца?
Легкий румянец пробежал по бледным щекам Рогнеды.
– А что бы ты сделал, несчастный юноша, – сказала она, – если б ты был взят в плен убийцею твоего отца?
– Что бы сделал я? – повторил Фенкал. – Рогнеда, родитель твой был скандинавский витязь, в твоих жилах течет варяжская кровь – и ты спрашиваешь меня, что сделал бы я с убийцею отца моего!
– Фенкал, – сказала вполголоса Рогнеда, поглядев робко вокруг себя, – не забывай, что ты говоришь с супругою Владимира…
– И дочерью злополучного Рогвольда, – прервал певец. – Не знаю, помнишь ли ты это, Рогнеда, а я никогда не забуду ни отца твоего, ни братьев, ни того, как породнился с ними твой супруг и повелитель.
– Молчи, зловещий скальд! – шепнула Рогнеда. – Молчи! Что прошло, то невозвратимо… Зачем ты пробудил в душе моей воспоминания о прошедшем?.. Мой отец… братья мои!.. О, Фенкал, возьми, возьми свою цевницу! Быть может, родные звуки моей отчизны усыпят хотя на время эту змею, которая сосет и гложет мое сердце. Пой, Фенкал, пой!
Вещие персты Фенкала пробежали по звонким струнам: они зарокотали, и согласные их звуки слились с могучим голосом вдохновенного скальда. Он запел:
Певец остановился. Дико зазвучали струны его арфы, и он запел снова:
Фенкал остановился. Устремив испытующий взор на бледное чело Рогнеды, протяжно и с горькою укоризною, которая отзывалась в каждом звуке его голоса, он запел снова:
– Перестань, перестань, Фенкал! – вскричала Рогнеда. – Ужасны твои песни! Они тошнее для меня погребальных воплей. О, какой палящий яд проливают они в мою душу!
