Я помог снять маску. Лицо исцарапано и все в крови. Это был Арти Данн.
Он поднял на меня глаза, слизнул с губы кровь.
— Паршивый выдался денек, — пробормотал он и зашелся в хриплом смехе. — Этот ублюдок в меня стрелял. В меня... Я следил за вами... Сидел у костра... Я знал, что он придет за вашим отцом... Он здесь.
— Знали?...
— Знал, что Саммерхейс никакой не Архигерцог... Что это ваш отец, больше просто некому... Боялся, что вы никогда этого не поймете... о, черт, какже больно... Извините за крышу, но я должен был... предупредить вас. — Глаза его немного затуманились. Он задвигал головой, пытаясь оглядеться. — А ваш отец скверно выглядит... Вам нужен защитник, Бен, ей-богу... — Он закашлялся, облизал губы. Слюна была розовой. Возможно, от порезов во рту. — Мне уже лучше... Послушайте, он здесь. Он вернулся, и здесь... Я знал, что он придет. — Я обнял отца Данна за плечи, немного приподнял, чтоб было легче дышать. — Я знал, что он придет... ждал... — Силы покидали его с каждой секундой.
Отец сидел перед камином, обхватив голову руками. Вытирал глаза, размазывал рукавом кровь по лицу. Под разводами крови лицо было пепельно-серым, точно сырой цемент.
— Что он говорит? Скажи мне, что он там говорит? Кто здесь? Кто пришел?
Тут за спиной у меня раздался голос, и я сразу узнал его. Я слышал этот же голос в церкви в Авиньоне, он велел мне возвращаться домой. Теперь я знал, почему он не убил меня тогда, ведь у него были все шансы. Отец замолвил за меня словечко, с больничной койки в Принстоне. Отец решил меня пожалеть.
Я развернулся и заглянул в бездонные глаза Августа Хорстмана. На нем было длинное черное пальто, черная шляпа с низко опущенными полями. Глаза смотрели сквозь круглые стекла очков. На шее алый шерстяной шарф. Пальто и шляпа присыпаны снегом. Он был абсолютно спокоен.
— Он говорит, что я пришел за тобой, Архигерцог. Ты ведь знал, что я приду. — Он остановился перед чучелом гигантского медведя. Тот навис над ним в угрожающей позе. Казалось, того гляди, схватит, а ему все равно.
Я пытался что-то сказать, но он приподнял руку. В ней был зажат «вальтер» девятимиллиметрового калибра.
— Ты мне не нужен, — сказал он. И окинул беглым взглядом с головы до пят. В стеклах очков отразилась елка. Он всем телом развернулся к отцу. Я почувствовал, как рука Арти Данна медленно поползла к карману парки. Он тихо кашлянул. — Время пришло, Архигерцог, — сказал Хорстман. — Самое время для Иуды умереть. Смерть неизбежна. — Отец смотрел на него широко раскрытыми глазами и не двигался с места, словно впал в транс. — Ты предал Саймона, из-за тебя погибли люди. Ты позволил мне убивать невинных... Я пришел отомстить за них, Архигерцог. Их много, загубленных тобой душ. Они тоже здесь. Они вокруг нас. Закрой глаза, и увидишь их лица.
Отец медленно поднялся. И закрыл глаза.
— Видишь их, Архигерцог?
И он всадил ему пулю в голову. Отца резко отбросило назад, прямо в камин. Полетели искры, горящие поленья затрещали под весом его тела. Взметнулись языки пламени, начали лизать его лицо, волны жара и дыма окутали его, и казалось, лицо его тает. Он задергал ногами, выбивая на полу мелкую дробь. Это была агония.
Данн вздохнул. Я ощутил, как он убрал что-то обратно в карман, какой-то холодный тяжелый предмет. А потом он откинулся на спину, и на губах его запузырилась розовая пена. Он все еще дышал, но пятно крови на животе все ширилось, разрасталось. Я сжал в пальцах рукоятку армейского «кольта» 45-го калибра и направил ствол на Хорстмана.
Он отвернулся от камина и взглянул на меня. В огне что-то зашипело.
— Не хочу с тобой ссориться, — сказал он. Ствол «вальтера» был нацелен прямо на меня. Казалось, он вовсе не замечал направленного на него оружия.
— Я тоже думаю, что не стоит, — ответил я. — Ведь я тебе ничего плохого не сделал. А вот ты убил моего друга, отца Данна, убил мою сестру... Неужели не ясно, что извинениями тут не отделаться? Да, я знаю, тебя обманули, ввели в заблуждение, слышал. Но знаешь, мне почему-то тебя ничуть не жаль.
— Я сделал все, чтобы свести счеты. Я покачал головой.
— Этого недостаточно. И не ты должен мстить за сестру. Я должен мстить. Ты убил мою, сестру, и я поклялся, что найду тебя и расквитаюсь. И сейчас я тебя убью. Выбора у меня нет.
Он улыбнулся.
— Еще один игрушечный пистолетик, мистер Дрискил?
— Нет, — сказал я. — Настоящий.
Первая пуля разворотила ему ребра. Его тоже отбросило назад, и он угодил прямо в лапы медведю, повис на них, неспособный справиться с шоком от боли и удивления. Глаза вылезали из орбит. Возможно, я убил его первым же выстрелом, но злоба продолжала сотрясать меня. Я выждал немного, показалось, что прошла вечность. И еще мне страшно не хватало аудитории, потому как я собирался сделать заявление. Вот только говорил за меня «кольт». И с каждым выстрелом мне становилось легче дышать. Отчаяние и ярость покидали меня. Катарсис. Очищение. Крещение 45-м калибром.
Второй пулей Хорстману снесло пол-лица, эта же пуля вырвала из плеча медведя огромный клок шерсти. Грохот просто невыносимый.
Третья пуля угодила в горло и подбородок, и он вместе с медведем рухнул на пол.
Тут вдруг за спиной я услышал слабый голос отца Данна:
— Вроде бы ты достал его, Бен.
Я позвонил в Менандер, вызвал полицию, пожарных и «Скорую», добавил, чтобы приезжали как можно скорей, потому что это вопрос жизни и смерти. Потом вытащил обгоревшее тело отца из камина. Я ощущал ужасный запах его горелой плоти. Арти Данну я мало чем мог помочь. Он или выживет, или нет, все зависело от крепости организма. Я обнимал его за плечи и старался разговорить, не дать уснуть, умереть. Почему-то все время просил посмотреть, какая красивая у нас елка. Через разбитое окно в комнату врывался ледяной ветер и мокрый снег.
А потом я начал напевать себе под нос рождественские гимны. И вдруг почувствовал, как отец Данн тихонько заворочался в моих объятиях и зашептал:
Господь, он с вами навсегда,
Так веселитесь, господа...
Так они нас и нашли.
Сверху слетали снежинки, весело сверкала огнями нарядная и пушистая елка, рядом с ней остывали тела двух великих грешников, чьи души уже отправились в долгий путь, бесцельно блуждать где-то в потемках, которые рано или поздно поглотят всех нас.
ПОКОЙСЯ С МИРОМ.
Известие о смерти отца заняло надлежащее место на первых полосах газет и журналов, но его тут же сменили вести о кончине еще одного великого человека, его святейшества Папы Каллистия. По моим подсчетам, сердце Папы остановилось примерно через двенадцать часов после того, как Август Хорстман застрелил отца. Если взглянуть со стороны, без эмоций и психологического подтекста, все это страшно напоминало одну из популярных в Британии девятнадцатого века рулеток, когда последний оставшийся в живых человек забирал весь приз. Похоже, что кардинал Д'Амбрицци как раз и оказался последним уцелевшим в боях воином. Станет ли для него призом папский престол?
Сразу же после всех этих событий в охотничьем домике началась настоящая вакханалия с выкапыванием скелетов. Меня осаждали со всех сторон, задавали вопросы, ответы на которые были просто немыслимы. И мне оставалось одно — обратиться к Дрю Саммерхейсу, более подходящей кандидатуры я просто не знал. Полагаю, ему пришлось употребить всю свою изворотливость и влияние, чтобы не дать крышке сорваться с кипящего котла. Той же ночью он вытащил из постели архиепископа кардинала Клэммера, тот начал дергать за ниточки, и сцену заволокло флером тайны. Уж не знаю, что за силы он задействовал, но результат меня вполне устроил. Он создал непроницаемую защитную оболочку. Да, Архигерцогом он не был, но в жилах его текла кровь Геркулеса и Макиавелли одновременно.
Я спросил его, что он делал тогда в Авиньоне, он пытался отвертеться. Но я надавил, и тогда он сказал примерно следующее: «Я чувствовал, где-то в сердцевине завелась гнильца, но не был уверен, кто стоит за всем этим. И все время пытался отвести удар от тебя, Бен. Прости за то, что тебе пришлось заплатить такую цену». Бог ты мой, выходит, он пытался меня защитить!...